О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Трудно перечислить всех арестованных в 1936–1939 годах. Погиб И. Э. Бабель. Умер в заключении Бруно Ясенский. В 1938 году был арестован вторично и умер от голода О. Мандельштам. Погибли Артем Веселый, В. И. Нарбут, С. М. Третьяков, А. Зорин, И. И. Катаев, И. М. Беспалов, Б. П. Корнилов, Г. К. Никифоров, Н. А. Клюев, В. П. Кин, А. И. Тарасов-Родионов, М. П. Лоскутов, Вольф Эрлих, Г. О. Куклин, М. П. Герасимов. Н. К. Губер, В. Т. Кириллов, Н. Н. Зарудин, П. Н. Васильев, Г. Е, Горбачев, В. М. Киршон, Л. Л. Авербах, А. Я. Аросев, А. К. Воронский. Были арестованы, но пережили тяжелые многолетние испытания А. К. Лебеденко, А. Костерин, А. С. Горелов, С. Д. Спасский, Н. А. Заболоцкий, И. М. Тройский, В. Т. Шаламов, Е. Я. Драбкина, литературовед Ю. Г. Оксман. Около двух лет держали в тюрьме О. Берггольц, в декабре 1938 года после возвращения из Испании был расстрелян Михаил Кольцов.

Не миновали репрессий и писательские организации в союзных и автономных республиках. На Украине погибли Ц. К. Микитенко, Г. Д. Эпик, В. П. Воинский, М. Кулиш и другие. В Белоруссии были арестованы Ю. Таубин, Платон Головач, Т. Гартный, В. И. Голубок. В Армении погибли Егише Чаренц и Аксель Бакунц, арестованы Гурген Маари, Ваан Тотовенц, Ваграм Алазан, Норенц, Мкртич Армен. В Грузин погибли Тициан Табидзе, М. Джавахишвили, Мицишвили, П Кикодзе, Бенито Буачидзе. После нескольких вызовов в НКВД застрелился Паоло Яшвили. В Азербайджане были арестованы Т. Шахбази, В. Хулуфлу, Р. Ахундов, Гусейн Джавид, Сейд Гусейн. В Казахстане погибли основоположник казахской советской литературы Сакен Сейфуллин, И. Джансугуров, Б. Майлин. Погибли деятели татарской советской культуры Галимджан Ибрагимов, К. Тинчурин, К. Наджми. Погибли зачинатели удмуртской литературы Дмитрий Корепанов-Кедра и Михаил Коновалов, первый черкесский прозаик Магомет Дышеков, первый нанайский писатель Б. Ходжер, марийские литераторы Ипай Олык и С. Г. Чавайн, первые бурятские писатели Ц. Дон и И. Дамбинов, первый чеченский писатель Саид Бадуев, башкирские писатели А. Г. Амантай, С. Галимов, Г. Давлетшин, И. Насыри, хакасский писатель В. Кобяков. В заключении окончил жизнь родоначальник якутской литературы и председатель ЦИК Якутской АССР Платон Ойунский. Список жертв сталинского террора в литературе можно продолжить.

Репрессии захватили в 1937–1938 годах и все другие творческие организации. Так, была расстреляна художественный руководитель Мосфильма Елена Соколовская, возглавлявшая в годы гражданской войны одесское подполье. В Ленинграде погиб руководитель сценарного отдела Ленфильма А. И. Пиотровский. Был арестован известный кино- и фотодокументалист А. Ф. Дорн, создавший фотолетопись революции. Погиб В. Э. Мейерхольд.

Были арестованы выдающийся украинский режиссер Лесь Курбас, театральные деятели и артисты Сандро Ахметели, Игорь Терентьев, К. Эггерт, И. Правов, Л. Варпаховский, Мих. Рафальский, Наталья Сац, О. Щербинская, З. Смирнова, дирижер Евг. Микеладзе. Арестовали также артиста Алексея Дикого, но в 1941 году освободили; позднее он играл в театре и кино самого Сталина.

Был арестован вернувшийся из-за границы художник В. И. Шухаев. Погиб замечательный театральный художник Л. Никитин. Арестовали ленинградского художника-портретиста Шарапова. Он был вызван в Москву, чтобы написать портрет вождя. После двух сеансов работа прекратилась: вероятно, Сталину не понравились первые же наброски, отразившие его сухорукость, которую он тщательно скрывал всю жизнь.

В 1937–1938 годах погибли редакторы большинства центральных, республиканских и областных газет — Г. Е. Цыпин («Вечерняя Москва»), Д. В. Антошкин («Рабочая Москва»), Болотников («Литературная газета»), С. М. Закс («Ленинградская правда»), Д. Брагинский («Заря Востока»), Н. И. Смирнов («Беднота»), Е. С. Кусильман («Пролетарская правда»), С. Модонов («Красный Крым»), А. В. Швер («Тихоокеанская правда») и многие другие. Были арестованы сотни журналистов центральной и местной печати.

9

Здесь перечислено около тысячи наиболее известных имен. Но репрессии обрушились и на множество работников среднего и низшего звена, и на все слои населения.

Между 1936 и 1939 годами из партии было исключено более миллиона человек. За этим почти всегда следовал арест. Сюда нужно прибавить тех, кого исключили из партии во время чисток 1933–1934 годов — 1,1 миллиона человек; очень многие из них, если не большинство, были через несколько лет арестованы. Конечно, аресты проводились и среди беспартийных, но обычно это были родственники, друзья и сослуживцы арестованных коммунистов.

Особенно пострадали старейшие члены партии. Если среди делегатов XVI и XVII съездов ВКП(б) было около 80 процентов вступивших в партию до 1920 года, то на XVIII съезде — только 19 процентов. Велики были потери и среди молодой партийной интеллигенции, и среди рядовых рабочих. На Электрозаводе в Москве, по свидетельству Л. М. Портнова, репрессировали более тысячи рабочих и служащих, очень много рабочих и служащих арестовали на Кировском заводе в Ленинграде, сотни людей — в коллективе Московского метростроя. И так было по всей стране. Органы НКВД арестовали и почти всех рабочих, служащих, инженеров, которые в конце 20-х — начале 30-х годов проходили практику на американских и немецких заводах.

Велики были потери многострадальной деревни. А. И. Тодорский встречался в заключении с низовым работником системы «Заготзерно» на Северном Кавказе. Тот рассказал, что в ту ночь, когда его забрали, арестовали почти весь районный актив — двести человек. Е. С. Гинзбург писала в своих воспоминаниях о старой колхознице, которой объявили при аресте, что она «троцкистка». Не понимая этого слова, старуха доказывала, что она не «трактористка» и что в их деревне старых людей на трактор не назначают. «В углу нашей камеры, — писал в неопубликованных воспоминаниях партийный работник из Белоруссии Я. И. Дробинский, — сидел старик колхозник. С каждой пайки он оставлял кусочек для сына, который был свидетелем обвинения. Здоровый крестьянский парень то ли не выдержал избиений и издевательств, то ли еще что-нибудь, но он показал, что отец уговаривал его убить председателя колхоза. Старик отрицал, совесть не позволяла лгать. Никакие пытки и побои не могли его поколебать. На очную ставку с сыном он шел с твердым намерением отстаивать правду. Но когда он увидел измученного сына со следами побоев, в душе старика что-то сломалось и, обращаясь к следователю и сыну, он сказал: «Верно, подтверждаю, ты, Илюшка, не сумневайся. Все, что ты сказал, подтверждаю». И тут же подписал протокол очной ставки… Готовясь к встрече с сыном на суде, старик каждый день оставлял часть пайки, и когда его вызвали, то он, на какую-то секунду оторвавшись от конвоира, передал Илюшке несколько паек. И тогда Илюшка не выдержал, упал перед стариком на колени и, разрывая на себе рубаху, вопя и стеная, кричал; «Простите, тата, простите, оговорил вас, простите». Старик что-то лепетал, гладил его по голове, по спине… Конвой смешался, растерялся…»

Надо сказать и о волне мелких «открытых» процессов, которая прошла в 1937–1938 годах. Широко известно только о московских «открытых» процессах над бывшими лидерами оппозиции. Но «свой» процесс проводился в те годы почти в каждой республике, области, даже районе. Об этих процессах не упоминалось в центральной печати, но рассказывалось подробно в областных и районных газетах. Сообщалось здесь и о закрытых процессах над местными работниками (публиковали обычно обвинительное заключение и приговор).

Так, например, во второй половине 1937 года «открытые» процессы прошли в сотнях районов и десятках областей. Вели эти процессы, обычно по обвинению во «вредительской», «антисоветской» и «правотроцкистской» деятельности, спецколлегии областного суда и областная прокуратура. Почти всегда среди подсудимых были секретарь райкома партии, председатель райисполкома, заведующий райзо, директор МТС, два-три председателя колхоза, старший агроном, иногда зоотехник или ветврач, несколько колхозников. В первую очередь такие процессы устраивались в тех районах, где показатели колхозного производства были ниже средних по области. Все недостатки работы колхозов и совхозов — запоздалый сбор урожая, плохая обработка земли, падеж скота, отсутствие кормов для скота — рассматривали как результат вредительской и контрреволюционной деятельности с целью вызвать недовольство колхозников и рабочих Советской властью.

Типичный в этом отношении процесс состоялся в конце 1937 года в Красногвардейском районе Ленинградской области. Спецколлегия областного суда с участием прокурора Б. П. Позерна судила секретаря райкома И. В. Васильева, председателя райисполкома А. И. Дмитриченко, директора МТС С. А. Семенова, старшего землеустроителя А. И. Портнова и некоторых других районных работников. Они обвинялись в развале колхозного производства «в целях вредительства», в задолженности местных колхозов государству, в крайне низкой оплате труда колхозников. Как утверждалось в обвинительном заключении, все это делалось для «реставрации капитализма в СССР». Секретарь райкома Васильев признал факты тяжелого положения колхозов района, однако решительно отрицал какое-либо сознательное вредительство или участие в антисоветской организации. Но другие подсудимые полностью «признались» в своей контрреволюционной деятельности. После речи прокурора был объявлен приговор: всех ожидал расстрел.