Украсть богача - Рахул Райна

– Ладно, двадцать тысяч, – поправился я. – Хватит столько? – Руди улыбнулся, и я продолжал: – Иди. Купи своей девушке подарок на Дивали. А мы, как закончим, тебе позвоним. И никому ничего не рассказывай. Это твой заработок за месяц. Да?

Таксист моментально понял, что к чему. Поблагодарил нас и умчался как ветер. То-то же, он, должно быть, ненавидит своего босса. Я всегда говорю: проверяйте своих сотрудников. Заставляйте их заполнять психометрические анкеты. Чтобы потом не плакать.

Я пересел за руль, отодвинул сиденье и вырулил на шоссе. Я сигналил, ругался, психовал. Сзади сидел Руди и ныл.

– Ну что, как ты там? – спросил я через двадцать минут необузданной езды.

– Если бы ты вел машину как следует, было бы совсем хорошо, – проворчал он.

И где же его снисходительность и доброта? Ладно, он хотя бы жаловался только на мою манеру вождения. Вот видите, как живут богачи! Даже багажники их машин круче самых смелых надежд бедняков! А они всё жалуются!

Мы пересекли Ямуну по разрушающемуся ржавеющему Старому железнодорожному мосту[177] – подумать только, что оставили нам британцы: идиотские законы, сломанные мосты и браки по любви.

Я припарковался возле парка Голден Джубили, чтобы спрятать Руди. Он лег на пол. Я накрыл его шалью – одной из тех, которые купил для нашей маскировки. В парке было пустынно. Утро рабочего дня, ни Ромео, ни крикета, ни бездомных, собирающих окурки, ни стареющих бегунов-диабетиков, ошеломленно вдыхающих смесь ледяного тумана и строительной пыли. Лишь уличные торговцы у ворот лениво покрикивали, расхваливая свой товар водителям, скопившимся перед мостом. Я убедился, что Руди лежит удобно (вообще-то такая забота мне совершенно несвойственна), и вырулил на шоссе.

До студии мы добирались час. По утрам и так пробки, а перед праздниками вообще жопа. Со всей страны едут автобусы с родственниками. Грузовики с курами и козами направляются на бойню. Фургоны с начинающими похитителями. Кондиционеру не перебить едкого запаха дыма. «Никто не знает, откуда он берется» – шикарное начало светской беседы.

Я как-то читал статью о том, что жители Дели из-за грязного воздуха ниже на четыре дюйма, чем могли бы быть. По дороге я всегда машу рукой уличным мальчишкам, которые расплачиваются за такую жизнь своим здоровьем, в отличие от богатых с их немецкими очистителями воздуха, убирающими всю отраву. Их-то дети не умирают на десять лет раньше срока, и легкие их не чернеют от сажи. Я один из вас, хочется мне сказать этим осунувшимся мальчишкам, и когда-нибудь мы непременно возьмем свое, а пока я вынужден играть свою роль, смотреть и ждать нужного момента.

Вся эта дивная жизненная сила, благодаря которой на Западе вырастают мускулистые спортсмены и улыбающиеся белозубые СЕО, здесь уходит на борьбу с грязью и пылью, с целым миром, который пытается отправить тебя на тот свет. Неудивительно, что все мы бойцы, неудивительно, что мы мелкие, но энергичные, неудивительно, что мы никогда не останавливаемся. Мир оставляет на нас свой след, пытается нас задушить с первых же минут жизни, но однажды мы соберемся с силами, рассмеемся и забьем на это все.

Охранники на воротах студии, как всегда, привязались с вопросами – у них вообще мозгов меньше, чем волос на лице.

Я остановил машину, и понеслось.

– Вы кто? – начал один.

– Что вам нужно? – спросил другой.

Снизу я видел лишь их густые усы. Думал, сейчас меня спросят, не агент ли я пакистанцев, явившийся отомстить нашему телевидению, которое так славно приукрашивает действительность.

– Я простой таксист, брат, – ответил я. – Должен забрать какую-то телезвезду. Вы же знаете, какие они все грубые, капризные, плевать на всех хотели. – Сзади негромко заворчали.

– Ну что, по десять тысяч рупий каждому? – предложил я. Сзади кашлянули: виноват, ошибся. – Двадцать тысяч, сэр? Вы меня пропустите и больше не увидите.

Они переглянулись и кивнули.

Я достал кошелек, протянул им деньги. Охранники довольно шевельнули усами. Даже отсалютовали мне. Надо отдать должное их профессионализму.

Мы свернули в проулок за столовой. Руди разразился ругательствами на свой наряд, на мою манеру вождения, на все сраное общественно-историческое положение в целом.

– Хотите бутылочку «Эвиан», босс?

– Да пошел ты, – откликнулся он.

Мы тихонько прошмыгнули внутрь мимо равнодушных привратников, которые таращились на танцовщиц в телефоне, не обращая внимания на чувака в парике и неумело накрашенную девицу. Нам не уступали дорогу, не выказывали подобострастие, не придерживали перед нами двери. Мы были никто. На нас натолкнулся какой-то молодой человек, по виду сценарист, мелкая сошка; в другое время Руди послал бы его в жопу. Сейчас же этот сопляк смерил нас таким взглядом, будто журнал «Форбс» включил его в тридцатку самых перспективных лидеров моложе 30 лет, и ушел. Руди фыркнул, но промолчал. Хорошо быть звездой: иногда можно и не обратить внимания на такого ссыкуна.

Мы шагали по коридорам, ни на кого не глядя, наконец добрались до кабинета Обероя и трижды громко постучали.

– Какого хрена вам надо? – послышалось из-за двери.

Мы с Руди переглянулись. Вот оно. Я повернул ручку. Дверь отворилась. Мы вошли.

Оберой сидел за столом. При виде нас поднял темные очки на макушку. Лицо его, обычно такое румяное, такое оживленное, такое налитое (в том числе виски), побледнело.

Он узнал нас с первого взгляда. Вот вам и сари, вот вам и парики с очками. Руди вскинул брови, посмотрел на меня. Я пожал плечами.

Руди сорвал парик и бросил на пол. Тот распластался, похожий на пьяную крысу.

– Привет, Оберой, – сказал я. – Ты нам рад?

Оберой посмотрел на меня, потом на Руди, потом опять на меня. Почесал щеку, да так сильно, что на коже повыше его стильной щетины побагровели следы ногтей.

– Так ты жив, – сказал он.

Было видно, что он старается успокоиться и жалеет, что у него вырвались эти слова. Оберой снова почесался, а потом раскрыл нам объятия: как прекрасно, ребята, что вы здесь, я вам рад, как сыновьям, которые отучились в МТИ[178] и вернулись без белых невест.

Оберой встал, несколько раз открыл и закрыл рот, все порываясь что-то сказать, потом снова упал в кресло. Оно протестующе скрипнуло.

Наконец он опомнился.

– Что случилось? – спросил он. – Кто вас похитил? Давайте-ка скорее за работу. Ужас какой-то. Пора снимать новый выпуск, кстати, надо будет запустить рекламную кампанию, может, откроем сбор денег для пропавших детей?

– Ему отрезали палец, – сказал Руди.

Как мило.

Я помахал Оберою.

– Боже мой. Я обращусь в полицию. У меня там есть знакомые. Мы сейчас во всем