Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова

«Вечно чего-нибудь напридумываю…» — пожурила она себя. Но всё же… Всё же продолжала ощущать непонятную, неизвестно откуда возникшую дистанцию между собой и мужем. Да и заготовленные для этой встречи слова куда-то подевались — оставшихся не хватило бы даже на милый вздор… Внутреннее напряжение продолжало расти, и Лиса решила, что у Саши на службе случилась какая-то неприятность. Или вот-вот случится.

«Да что это со мной!» — раздосадованная, она ещё раз взглянула на жёлтый цветок, непонятно каким образом затесавшийся в полыхающий алым пожаром букет, и поймала себя на том, что неприятные предсказания странной азербайджанки уже не кажутся ей такими абсурдными и нелепыми как раньше.

«Что-то изменилось, — поняла Лиса. — Что-то изменилось…»

— А можно мне туда, к нему? — спросила она нянечку, показав подбородком за окно.

— Можно, — улыбнулась та. — Только тихонечко… — и, уже вдогонку, посоветовала не стоять на улице, поберечься.

Первые несколько минут они молчали, крепко прижавшись друг к другу и затаив дыхание.

«Соскучились… И я соскучилась, и Саша», — удовлетворённо отметила Лиса.

Она осторожно вдохнула уже почти забытый запах отсыревшей под дождём военной формы и чуть не задохнулась от внезапного прилива нежных чувств. К нему! К Саше!!!

— Я по тебе скучал, Лиса… Очень скучал… Если бы ты знала, как ты мне дорога… Ты, и наш сын…

Обнимавший её Саша улыбался, но, похоже, через силу. Что-то там, в глубине его взгляда, бередило Лисе душу, не позволяло избавиться от выматывающего нервы чувства тревоги. На дне неподвижно застывших зрачков улыбавшегося мужа, угадывалось что-то тяжёлое и тёмное. Холодное, словно выстуженная чёрная ртуть. Саша явно знал что-то очень неприятное, но не хотел об этом говорить. Берёг, предпочитал оставаться один на один со своими неприятными мыслями… Это было обидно.

Мужчины имеют право на свои тайны, но и в этом правиле должны быть исключения. Иначе чего стоят все Сашины слова о том, что она, его Лиса, — понимающая и понятливая, а значит, исключительная?

Непонятные тревожные предчувствия разбушевались окончательно. У Лисы защемило где-то глубоко внутри, ощущение приближающейся беды отозвалось чуть ли не физической болью.

В конце концов, она не выдержала.

— Саша, что-то случилось?..

Взгляд мужа тут же сделался непроницаемым.

— Тут вот какое дело, Лиса моя хорошая… Я уезжаю. Срочно уезжаю… Колонна уходит этой ночью. Но ты не волнуйся, я скоро вернусь! Это всего лишь командировка. Если не успею до вашей выписки, то вас отсюда тетя Аня заберёт. Но я успею!

Они стояли на лестничной клетке, на площадке второго этажа. Саша говорил негромко, но каждое его слово отчётливым эхом разносилось по открытому коридору родильного блока.

«Когда меня выпишут, Саши рядом не будет…» — поняла Лиса.

За что?.. Почему?..

«Это всё жёлтый тюльпан…» — вспомнила она.

Сначала она заплакала.

Тихо. Почти беззвучно.

Так, как плачут не от физической боли, а от безысходности.

А потом Лису прорвало. Всхлипывая и вытирая слёзы, она рассказала Саше всё. И про то, как их сын отказывался от груди, а врачи посоветовали готовиться к худшему. И о своих подозрениях в отношении его самоназначенной молочной мамы, оказавшейся к тому же метиской с невообразимой смесью цыганской и азербайджанской крови. И про то, что отец у этой метиски был чистокровным ромалом по имени Михай. И про её требование назвать их Сашу в честь этого цыганского папашки. И про странные, пугающие предсказания этой полуцыганки. И про то, как боялась, что та украдёт их сына, увезёт в свой табор или куда там у них положено, назовёт там Михайчиком и научит побираться и бродяжничать. Рассказала и про жуткую, никому не нужную армянскую брошенку. И про то, как до судорог боится, что её опять будут заставлять кормить эту жуть, из-за хронического недоедания выглядевшую в свои три месяца полуторамесячной, — тоже рассказала.

— Ситуация… — хмыкнул её супруг. — Не роддом, а наша страна в миниатюре: никто никого не понимает и не хочет понимать. Сначала дружно друг друга не слушают и не слышат, а потом так же дружно режут…

Поводов для таких параллелей у Саши было более чем. Он знал, что основная причина отъезда из Азербайджана как армян, так и русскоязычных граждан, в том числе и семей военнослужащих, в том, что неазербайджанцы лишились защиты государственных органов республики и теперь подвергаются дискриминации со стороны наиболее активной части местного населения. Чтобы понять, куда движутся события, Саше за глаза хватило бы одного января, но он был офицером, а офицеры ЗакВО, ставшие невольными участниками набиравшего обороты противостояния и будучи профессионалами, знали о происходящем куда больше простых обывателей. Ситуация была гораздо хуже, чем её описывала склонная к преувеличениям городская молва. В декабре прошлого года Сашка с группой сослуживцев ездил в командировку в Нахичевань, где взбаламученные неформалами местные жители разгромили около двухсот километров инженерно-технических сооружений на государственной границе с Ираном [10]. Через образовавшиеся в границе окна в зону набиравшего обороты конфликта начало поступать оружие и военное снаряжение из Ирана и Турции. В Чайкенде было обнаружено стрелковое оружие и боеприпасы с иностранной, преимущественно иранской маркировкой. Надо было принимать экстренные меры, но Москва ограничилась словами, сделав вид, что грозного, но беспомощного по сути Горбачёвского постановления достаточно для наведения порядка. Никем всерьёз не воспринятое, оно стало очередным вопиющим свидетельством нерешительности Москвы, ещё одним примером фактической сдачи ею своих позиций. За словом должно следовать дело, но его не было. Страну медленно, но верно, сливали в унитаз. Офицерам, командированным тогда в пограничную зону, поставили на удивление приземлённую задачу: обеспечить вывоз семей военнослужащих из блокированных боевиками НФА военных городков. Основания для такого решения (больше напоминавшего жест отчаяния) у Штаба 4-й армии и командования округа были более чем серьёзными. Один из руководителей вооруженных формирований Народного фронта Этибар Мамедов прямо заявил: при попытке разблокирования военных городков, семьи военнослужащих будут уничтожены. Рассчитывать на здравый смысл и гуманность экстремистов не приходилось — такие ни перед чем не остановятся. В Азербайджане захват военных городков и разоружение их гарнизонов шли по одной и той же не блещущей оригинальностью схеме: боевики выставляли перед собой толпу заложников — жён и детей офицеров и прапорщиков — и угрожали их перебить в случае оказания сопротивления.

После нового года конфликт окончательно принял характер боевых действий, с характерным тяготением к партизанским методам их ведения. В январе боевики НФА направляли в колонны и цепи входивших в город солдат на полном ходу автомобили, гружённые железобетонными плитами, щебнем и песком; разливали на дорогах и поджигали нефтепродукты; устраивали на путях продвижения войск завалы из автопокрышек и поджигали их, предварительно облив бензином и мазутом; забрасывали людей и технику бутылками с зажигательной смесью, самодельными и боевыми взрывчатыми устройствами. Были зафиксированы и попытки взорвать на наспех сооружённых блокпостах цистерны с газом и горючим. О возможных последствиях подобных попыток даже страшно подумать.

Нередко стреляли в спину. Согласно данным судмедэкспертизы, во время январских событий пять военнослужащих были убиты именно так и практически в упор, в тот самый момент, когда они на блоках закрепляли обездвиженную боевиками технику для растаскивания её танками и тягачами.

Владея всей этой информацией, надо было быть идиотом, чтобы не сообразить, куда движутся события. Сашка осознавал, что ему и его семье надо как можно скорее уезжать из Баку, но не мог этого сделать.

Гражданский человек может написать заявление об увольнении, продать квартиру (если получится), утрамбовать нажитое имущество в контейнер и выехать к новому месту жительства. Туда, где нет революций и революционеров.

У человека военного такой возможности нет. Он служит там, где приказали.

Разве что волен отправить из горячей точки семью.

Если получится. И если есть куда.

Всё остальное — сказки ряженой в хаки Шехерезады из серии «повезло уехать в хорошее место по замене» и «удалось поступить в академию». Ну, или «уволиться на пенсию по выслуге лет или состоянию здоровья». Ни первое, ни последнее Сашке не грозило. Поступить в академию он тоже не мог. Такой шанс имели лишь те, кто более года прослужил на майорской должности, а у него — и должность капитанская, и до майорского звания ой как далеко.

Выход один — надо уговорить Лису, чтобы, как выпишется, сразу же уезжала к родителям, в их Богом забытую Палласовку. Но как это сделать? При её характере, как пить дать, заупрямится…