Трава, пробившая асфальт - Тамара Черемнова

 Сколько я ни приглашала, никто не пожелал прийти ко мне в эту больницу. Оно понятно, одно название, несущее слово «психиатрическая», отпугивает. Но я нисколько не жалею, что все так сложилось. Так что в результате я только использовала возможность обследоваться у кемеровских врачей. И в душу запали слова Лидии Яковлевны, сказанные перед моим отъездом:

 — Ты сама должна найти выход из этого положения. И писать, писать, писать. Хотя бы диктовкой, даже при помощи малограмотных, диктуя по буквам. Но постарайся не переусердствовать, а то может появиться чувство отвращения и к диктовке, и ко всей писательской работе!

 Эх, Лидия Яковлевна, если б вы знали, как мне пришлось «вывернуться наизнанку», чтобы отстоять право на эту самую «писательскую работу»! И в совершенно глухом к инвалидам обществе найти решение проблемы, как писать парализованными руками, которые не могут держать ручку!

 * * *

 А окончательного официального опровержения моего неправильно поставленного диагноза я добилась лишь через много лет, уже живя в Новокузнецке.

 Ольга Рачева

 Измотавшись и нахлебавшись неудач, я совсем струхнула. Да и Шурка уже откровенно заскучала писать под мою диктовку и стала убегать по вечерам. Ей было куда интереснее с другими, а особенно с замдиректора Ниной Григорьевной, и та благоволила к ней. Бывало, Шурка унесется к предмету своего обожания, даже не заглянув ко мне и не включив света в комнате. А я лежу и жду ее, в потемках. Однажды она явилась в двенадцать ночи. Я спросила:

 — Шура, ты где была-то?

 — Да у Нины Григорьевны, огурцы ей помогала солить.

 — Шура, почему же ты, прежде чем идти к Нине Григорьевне, не зашла ко мне и не включила свет в комнате?

 — А Нина Григорьевна сказала, что вечером за тобой должны дежурные девчонки ухаживать, — беспечно ответила Шура.

 — Так надо было, прежде чем уходить, предупредить нянечку, чтобы она ко мне заглядывала. А то ты ушла, а я пролежала в темноте до полуночи, и телевизор не посмотрела, и в туалет хочу, — выговорила я ей. Но для Шурки эти разговоры были пустым звуком, и тогда я, чтобы не обидеть ее, деликатно спросила:

 — Шура, ты не обидишься, если я попрошу, чтобы за мной ухаживала другая девушка? Ты же молоденькая, тебе все равно скоро станет совсем скучно со мной, ты уже и так убегаешь от меня.

 — Я же только к Нине Григорьевне хожу, — оправдывалась Шурка. — И мне вовсе не скучно с тобой и нравится записывать.

 Но терпеть ее непредсказуемые отлучки я не могла, было обидно терять время, лежа в одиночестве без дела, да еще в темной комнате. С одной стороны, ужасно боялась оскорбить Шурку своим решением, но с другой стороны, если я твердо решила что-то сделать, то в любом случае это сделаю. Лежа ночами без сна, я анализировала ситуацию и искала выход. Как найти выход в моей неустроенной жизни? И вот в одну из таких горьких ночей вспомнила свою потаенную мечту.

 Живя еще в Прокопьевском ПНИ, я, вопреки всему, представляла, что обитаю в отдельной комнате с одной из девчонок из нашего Бачатского детдома.

 И чаще всего видела возле себя Ольгу Рачеву. Ольга — глухонемая девочка, привезенная в детдом соседской бабушкой, моя ровесница, у нас даже дни рождения в одном месяце, у меня 6, а у нее 5 декабря. Какое-то время Ольга за мной ухаживала. Она не была безотказной и покладистой — если не захочет подойти ко мне, то никакими силами не заставишь. Тем не менее в своих мечтаниях чаще всего я видела своей помощницей именно Ольгу, а не других девочек, которые относились ко мне лучше и безропотно помогали в бытовых делах. И контактировала-то в детдоме с Ольгой я не часто, хотя выучила в детдоме язык глухонемых. Так почему же Ольгу? Этому я не могла найти объяснения.

 * * *

 В 1992 году наши отношения с Шурой все больше и больше портились, я видела, что она уже тяготится мной. Да и права она: ну какая радость молодой девушке часами сидеть возле взрослой тетки? И однажды я попросила замдиректора Нину Григорьевну позвонить Надежде Константиновне Трушиной.

 Надежда Константиновна Трушина работала в Облсобесе и ездила с проверками по интернатам. Меня с ней познакомила наша директриса Надежда Васильевна, и со временем мы с Трушиной подружились. В каждый приезд в Инской интернат Надежда Константиновна обязательно навещала меня, и мы с ней обо всем говорили. И именно к ней я решила обратиться — попросить быть посредником.

 — Тамара, у тебя что-то случилось? — озабоченно спросила меня замдиректора.

 — Нина Григорьевна, да ничего страшного, мои обычные проблемы, как жить и как работать, — повела я разговор в шутливом ключе. — Мне нужно посоветоваться с Трушиной. Пожалуйста, попросите ее приехать ко мне, как только у нее появится такая возможность.

 Недели через две приехала Трушина и сразу зашла ко мне. Я объяснила ей в общих чертах свою неразрешимую проблему. Надежда Константиновна сразу все поняла, не потребовав подробностей и уточнений, и спросила, как и чем может помочь. И я попросила ее найти в поселке Бачатский ту самую Ольгу Рачеву и предложить ей жить со мной в одной комнате.

 Найти несложно, я знала, что наш специализированный детдом переформировали в ПНИ, и Ольга осталась там. И ее легко было перевести из ПНИ в дом-интернат общего типа — физически здорова, только глухонемая. Правда, с диагнозом «олигофрения в стадии имбецильности», но такой диагноз при хорошем физическом состоянии не являлся препятствием для перевода. Все нянечки, работавшие в Инском доме, имели подобные диагнозы — этих девчонок, более-менее здоровых физически, специально привозили из детдомов, чтобы они ухаживали за физически слабыми. И в других домах инвалидов таких нянь было немало, и их работой оставались довольны. А как лепили диагнозы «олигофрения», нисколько не вдаваясь в реальное состояние умственного развития человека, я уже писала.

 Парадоксом было то, что диагноз «олигофрения» не был препятствием для работящих нянечек в домах-интернатах общего типа. А для меня, тяжелой ДЦПшницы, он почему-то закрывал возможность жить в том же самом, и в просьбе перевести меня туда из ПНИ мне неоднократно отказывали, ссылаясь именно на диагноз «олигофрения», а не ДЦП. То есть диагнозы нам лепились и использовались исключительно для удобства персонала в домах инвалидов, а не для фиксации состояния и назначения лечения!

 Надежда Константиновна переговорила с нашей директрисой, та обрадовалась предложению — вот и решение вопроса о постоянном уходе за Черемновой! И дала добро. Через неделю замдиректора съездила в Бачатский ПНИ на легковой машине, поговорила с администрацией и с самой Ольгой. Объясниться с глухонемой Ольгой помогли ее девочки-соседки. И когда Ольга поняла суть предложения, то заплясала от радости. В Бачатском ПНИ ей жилось несладко.