Мой дорогой питомец - Марике Лукас Рейневелд

помогало, потому что всегда приносило покой, приносило ответы и новые идеи, твой нос был сундуком с сокровищами, и он в конечном итоге приведет тебя к твоему великому труду, к твоему первому альбому, одна из песен с которого будет называться Picking Your Nose[45], и я не мог слушать эту песню, не чувствуя во рту твой мизинец, без мучительной тоски по тебе; ты утверждала, что внутри тебя находится миниатюрный пейзаж из комочков соплей, а еще ты могла сделать трюк, дотронувшись до носа языком, ты могла слизывать сопли из ноздрей, как это делают коровы, это был трюк, который ты часто повторяла на школьном дворе и за который твои одноклассники были готовы платить сотками, и я часто думал, что ты слишком много ковырялась, моя дорогая питомица, что ты погружалась слишком глубоко, как для своей роли в школьной постановке по клипу Майкла Джексона Thriller, песни, частично основанной на фильме ужасов «Американский оборотень в Лондоне» с монологом Винсента Прайса – вы должны были выступать перед всей школой и всеми родителями, это было в прошлом году, когда ты была в седьмом классе, и ты сказала мне, как пугалась каждый раз, когда учитель музыки показывал клип, и Джексон с визгом и ревом превращался в оборотня, а его руки – в когти, и уши заострялись; и ты рассказала, что по ночам ты видела головы зомби, вылезающих из могил, и учитель музыки указал вам на каждую деталь, на каждую эмоцию, которая была в клипе, он сказал, что это эмоции превращали зомби в зомби, а не бледность, мертвецкие движения или пустые глаза: правильная мимика – это сила, стоящая за любой игрой, и ты лучше, чем кто-либо, знала, какая мимика подходила к какой эмоции, потому что и твой па, и покинувшая были тайными мимами, и тебя назначили на роль зомби, хотя ты бы предпочла играть главную роль, роль девушки, или даже скорее самого Джексона, потому что на нем был великолепный блестящий красный пиджак, и некоторые из твоих одноклассниц считали его секси; и в течение нескольких недель ты разучивала его танцевальные движения, ты каждый день приходила домой с выкрашенным в белый цвет лицом, а затем смывала эту мазню мочалкой, на которой оставался белый след; в те дни ты была еще бледнее, чем обычно, а текст песни был легким, он сразу отпечатался у тебя в голове, но вот танцевальные движения никак не давались рукам и ногам, тебе не хватало грации, ты слишком много думала о том, как ты двигаешься и как это должно выглядеть для публики, и когда ты стояла в актовом зале, казалось, что руки и ноги становились слишком тяжелыми, как будто с них свисали скатерти на магнитной застежке, которые хотели удержать тебя на месте, как будто ты была чучелом на поле, которое стояло среди кочанов красной капусты и немного деревянно подпрыгивало на ветру – у вас дома его звали Сверчком, твой па всегда спрашивал, как у Сверчка дела, когда все остальные темы для разговора были исчерпаны, и в тот раз ты не смогла поймать ритм и слегка запаниковала, ты смотрела на своих одноклассников, которые свободно двигались под музыку с пустыми глазами зомби, а когда пришло время, когда ты, наконец, овладела хореографией, отчасти потому, что Камиллия занималась с тобой после школы и рассказывала мне дома, как глубоко ты погрузилась в материал, настолько безумно глубоко, что иногда ходила, как зомби, по школьному двору, вот как раз тогда, когда ты думала, что знаешь, о каком чудовище была эта песня, а именно о любви, и самозабвенно пела ее у себя в комнатке, как раз тогда, когда ты поняла каждую эмоцию и каждое слово, и все еще испытывала жуткую неприязнь к этой песне, однако ты смогла, хотя и не ожидала этого, начать думать о ней чуть мягче, именно тогда ты заболела, заболела от напряжения – так всегда происходило, когда ты дрожала из-за чего-то в школе, того, чего ты ждала или не ждала: у тебя начиналось расстройство кишечника, ты не могла идти в школу, и как только твой па говорил, что тебе нужно остаться дома, уже через час ты была здорова-здоровешенька, а затем фантазировала, как однажды получишь главную роль, как будешь сиять на сцене, но как только эта перспектива брезжила вновь, как только нужно было что-то показать, у тебя заболевал живот, и приходилось оставаться дома, если только ты не выступала с Hide Exception, в этом случае ты была невероятно стойкой, ты была сияющим ангелом; и ты сказала, что так и не забыла танцевальные движения зомби, они спрятались где-то в твоих конечностях, и ты считала шумиху вокруг Джексона непонятной, ты все еще не любила его музыку и так никогда ее и не полюбишь – ты думала, он просто чудак, и не понимала, как Маколей Калкин мог с ним дружить, что актер из фильма «Один дома» в нем увидел, потому что Калкина ты как раз считала бомбезным, хотя тебе было очень грустно, что он увлекся наркотиками, но ты уже тогда понимала, что жажду успеха, а затем и похмелье от него нужно время от времени притуплять; и ты упомянула, что в 1991 году, в год твоего рождения, Калкин снялся в небольшой роли в клипе на песню Джексона Black or White, и тебе понравилось, как весело и безумно он, тогда еще ребенок, прыгал с воображаемой гитарой, а в конце зачитывал текст, это был единственный клип, в котором Джексон вызывал симпатию, но все-таки не мог увлечь твое сердце, ты смотрела этот клип несколько раз только из-за любимого актера, потому что фильм «Один дома 2: Потерявшийся в Нью-Йорке» втайне был одним из твоих любимых, тебе нужно было смотреть его каждое Рождество, потому что ты тоже чувствовала себя потерявшейся в Нью-Йорке, но совсем по другой причине, и если уж речь зашла об этом фильме, если однажды ты собралась бы поехать в Эмпайр-Сити, то хотела бы попасть на экскурсию «Живи как Кевин»: ты бы остановилась на ночь в том же отеле, что и Калкин, Кевин МакКалистер, в отеле «Плаза», где одна ночь стоит не меньше двух тысяч долларов – ты посчитала, это около двух с половиной дойных коров; ты бы прошлась мимо магазина игрушек Данкана в Рокфеллер-центре, по мосту Гэпстоу в Центральном парке, где Кевин встретил Птичницу, которую сыграла ирландская актриса Бренда Фрикер – она так сильно тебе нравилась, что ты надеялась,