Замки - Ирина Леонидовна Фингерова

Спускаясь прыжком через две ступеньки и одновременно застегиваясь, я думала о том, что всё это неправильно и нужно было остаться дома. Остановилась на лестничной клетке второго этажа. Нельзя выглядеть запыхавшейся, это может её разозлить. Достала телефон, посмотрела, когда был последний входящий. Восемь минут назад. Успеваю. Вдох-выдох. Кто-то посадил на подоконнике щучий хвост. У Ани в комнате такой же. Я замотала головой. Хватит.

Справившись с дыханием, я спустилась вниз, открыла дверь и столкнулась нос к носу с Аней.

– Как раз в магазин собиралась, так что…

– Врёшь, – она покачала головой, – я думаю удалить форум.

– Но…

– Я пришла сюда не для того, чтоб посоветоваться. Решение принято.

Я опешила. Ну что тут скажешь?

– Почему, Аня?

– Я знаю, что у тебя хранятся все материалы. Удали.

– Это нечестно по отношению к остальным. Мы все писали…

– Вы писали? – медленно повторила Аня. – Это была моя идея, я придумала сюжет и образы основных героев. Я вам дала раскраску, рисуйте на здоровье. Но вы и этого не смогли. Мне все приходилось редактировать, проверять на достоверность. Так что избавь меня от претензий, что это – твое творчество.

– Но это мое творчество, – я запнулась, – наше.

– Ты так цепляешься за форум, потому что он нас объединяет, – она говорила совершенно безэмоционально. Будто она режет на куски хлеб, а не мое сердце. – Но это месиво исчерпало себя! Я устала от твоих депрессий, ревности и неумения занять себя ничем собственным.

– Но мы же друзья, Аня, – слова застревали в горле, – я же люблю тебя. – Мой голос осип, стал тонким, слабым, – и ты любишь меня.

Аня нервно хихикнула.

– Не Моргана, не Артура. Тебя.

Слова разбегались, как будто играли со мной в прятки. Вместо внятной мысли я могла нащупать только одну картинку – пустой полиэтиленовый пакет, подбрасываемый порывами ветра в воздух.

– Я знаю, ты просто боишься. Тебе не нужно ничего выдумывать, чтоб тебя любили. Ты не представляешь, какая ты красивая. Ты и так… – В моём голосе послышались всхлипывания, – я знаю, что ты тоже любишь меня.

У меня было такое чувство, словно кто-то всунул в меня колючую проволоку, подвел электричество и вдруг дернул изо всех сил, пропустил ток через все органы. И снова. И снова.

Аня молчала.

А потом сказала:

– Люблю. Если любовь – это благотворительность.

Потрепала меня по щеке.

И ушла.

Я действительно пошла в магазин. Может, «Сильпо» даст мне дельный совет. На чеках печатали предсказания. Прямо под ценой. Я даже установила связь: чем больше денег выкладываешь, тем радужнее перспективы. За пятерку я как-то получила предостережение: «Враг скрывается за вашей спиной», а сотка подействовала внушительнее: «Вас ждут перемены к лучшему, откройтесь им».

Аня рассказывала мне об эффекте Барнума[64]. О том, почему люди так любят психологические тесты в соцсетях. Почему радостно читают в гороскопах о том, что они вспыльчивые, но щедрые, как и положено Львам. О том, что сейчас они остро нуждаются в тепле, но отвергают тех, кого любят, потому что новолуние. О том, что на этой неделе их ждёт черная полоса, но скоро наступит белая.

Потому что так сказал чек в «Сильпо».

Потому что случайный генератор чисел или тетка редактор, которая строчит тексты для гороскопов под мелодичный телевизионный гомон. Надо же, богатый полюбил бедную, скоро свадьба.

Я все понимаю, но сейчас мне просто хочется купить себе плитку белого шоколада и надеяться, что чек скажет что-нибудь хорошее.

Иногда так важно услышать «что-нибудь хорошее». Любую банальность. Даже если говорит всего лишь черный маркер на стене. Когда я иду в школу, утром, я прохожу мимо надписи «сейчас не время» и это меня подбадривает. Это значит, что потом всё будет. В будущем. Кому еще верить, как не стенам родного района? Главное не засматриваться – можно наступить на собачье дерьмо.

Мама послала за консервированными ананасами, сметаной и дегтярным мылом. В последнее время меня постоянно обсыпает, и она каждый день выдумывает новые способы расправы над прыщами. Вычитала, что неплохо помогает умываться дегтярным мылом. Мне нравится, как оно пахнет. Запах неприятный, но что-то в этом есть.

Иногда у мамы бывают периоды обострения. Обычно это совпадает с периодом, когда папа уезжает на дачу собирать виноград. Сам делает вино, из вина гонит самогон.

В такие периоды я становлюсь ей дико интересна, она поливает полузасохшие цветы, разбирает свою комнату, практически полностью заставленную ненужными вещами, весело выносит мусор, даже моет окна. Она никогда не просит помочь. А я не предлагаю, потому что не хочу это делать. Иногда она намекает. Громко вздыхает, сокрушается, что спина уже не та, молча дуется. Но никогда не просит. Только говорит, уже после того, как закончит со всеми делами, что она всегда помогала своей матери.

Я тоже не умею просить о помощи и считаю, что люди должны читать мои мысли.

Мы похожи. И это пугает меня больше всего на свете. Когда-то у нее были крепкие молодые ноги, без всяких там варикозных вен, здоровые зубы и большие мечты. Она была влюблена в моего отца, они въехали в новую квартиру, застелили кровать хрустящим накрахмаленным «постельным», доставшимся от бабушки. Мама носила меня под сердцем и ей наверняка казалось, что она первая беременная на планете. Когда я родилась, им обоим было хорошо за тридцать. Я – поздний ребенок. Я все время это слышу. Как будто я опоздала на нужный поезд. Пришла бы на вокзал чуть раньше, на пару лет, успела бы на тот, который везет в страну счастливых семей. Но я поздний ребенок. Поэтому мы не катались на санках, не ходили в походы, мы даже в Николаевский зоопарк всё никак не могли съездить. С детства я знала, что они умрут и я останусь одна. Мне нужно будет идти в похоронное бюро, заказывать гроб (и скорее всего, смотреть на цену, дорогой мы не потянем), организовывать поминки (а ведь я понятия не имею, как готовить селедку под шубой), продавать дачу (я все ещё не придумала себе подпись). Это нечестно. Папа делал все, чтоб ускорить свою смерть. Я представляла его печень как большого жука, который растет и давит своим весом на соседние органы. Мама охала, ахала и избегала походов к врачу. Даже зубному. А когда ей пришлось удалить передний зуб, около года собиралась с духом, прежде чем поставить имплант. Практически не выходила из дома. Не хотела людям показываться. Пока её не заставила Аллочка. Приехала за ней, отвезла и привезла