Замки - Ирина Леонидовна Фингерова

– Крабовый салат, – представила мама широкую стеклянную вазу, – как ты любишь, крабовые палочки, кукуруза и ананас. Заправишь?

Я пошла на кухню за майонезом. На всякий случай проверила срок годности. В порядке. Почти не было грязной посуды. Плита блестела. Я не поверила своим глазам. К плите мы все старались не особо приближаться, потому что она оставляла жирные следы на одежде.

– Печеная картошка, – мама плясала вокруг большого синего блюда, раньше я его не видела, – украшенная кинзой. И сметанка, конечно.

Окна она зашторила, чтоб не попадал дневной свет, и достала с антресоли новогодние гирлянды. Комната выглядела на удивление празднично. Большой старый тигр в углу, с которым я часто засыпала в детстве, зажимал в лапах охапку мимоз.

– Копченая скумбрия! Всё, чтоб тебе было вкусно, – затараторила мама и достала из-за спины бутылку шампанского, – чур, открываешь ты, – она подмигнула.

Я только заметила, во что она одета. Новое платье. Темно-синяя ткань с сиреневым чертополохом. Закрасила седину. Красные губы.

Я перевела взгляд на салфетки с разноцветными шариками. На тонконогие бокалы, стоящие возле наших тарелок. На тяжелые золотые сережки в её ушах. На часы, висящие на стене. Мы уже несколько лет забывали вставить батарейки и они не работали.

Чем они могут мне помочь?

Но они шли. Тик-так. Тик-так. Я отчетливо слышала.

Перевела взгляд на салфетки.

Чёрт.

Я забыла про её день рожденья.

– И конечно «Наполеон»! Аллочка испекла, – она плюхнулась на диван и начала набирать салат себе на тарелку.

– Аллочка придет? – спросила я, зажав шампанское между ног и зажмурившись. – Сейчас будет громко!

– Я хотела провести время с тобой, – сказала мама.

Я выбила пробку. Немного шампанского пролилось на пол.

– На удачу! – Она положила мне кусок рыбы на тарелку. – В следующем году уже может такой возможности не быть, – и добавила добрую ложку салата, – ну, наливай!

Я подумала, что она снова начнет говорить о том, что я поздний ребенок и здоровье у них слабое, каждый год может быть последним, я должна это понимать, и во мне поднялась волна раздражения. К чему все эти декорации, если она все равно всегда думает о плохом и заставляет меня чувствовать вину?

Но она сказала:

– У тебя уже будет совсем другая жизнь. Студенческая, – подлила мне шампанского.

На прошлой неделе я сдавала пробное ЗНО. Украинский и английский. РГФ или журналистика. Других идей у меня нет. Я не готовилась, но балл получила выше среднего. Может быть, я и смогу поступить на бюджет. Я слышала, как родители обсуждали продажу дачи, но там же виноград…

И себе подлила шампанского.

Мы чокнулись.

– Давай, пожалуйста, без тостов, – попросила я.

И мама взяла меня за руку.

– Взяла и выросла, – сказала она, – раз и всё, так быстро…

– Очень вкусный салат! – Я положила себе ещё, только бы она не заплакала. – Хочешь, посмотрим фильм про Эдит Пиаф?

Маме нравилась «Жизнь в розовом цвете», мы смотрели его не меньше пяти раз. Она восхищалась маленькой хрупкой Пиаф, у которой на лбу была оставлена печать тяжелого рока. Но как ловко она справлялась со всеми бедами! Я поставила ноут на стол. Мы забрались на диван вместе с тарелками и укрылись пледом. Папы не было дома и никто не стал возмущаться, что мы испортим обивку. Папина аккуратность была крайне избирательной. Его не смущало ходить в обуви по дому, курить в туалете, тушить бычки о раковину или не поднимать крышку унитаза, но еду ни в коем случае нельзя было брать в комнату. В доме сразу заведутся насекомые и нас съедят.

От шампанского меня немного развезло. К горлу подкатила плаксивость. Я едва подавила желание рассказать маме о своих отношениях с Аней.

– Страшно уезжать, – сказала я, когда Эдит затянулась «Non je ne regrette rien», – как крепкой сигаретой, её мощный голос наполнил нашу маленькую комнату.

Синий экран моего ноута мерцал в полутьме.

– Здесь нечего ловить, – мама вздохнула, – надо уезжать, пока ничто не держит.

– Но меня держит! – я спохватилась, чтоб не наговорить лишнего. – Мои друзья, вся моя жизнь, всё здесь.

– Это только кажется, – сказала мама и начала подпевать, – через год всё будет по-другому.

Я её обняла и мы обе немного поплакали.

Чек в «Сильпо», кстати, не оправдал моих надежд на «что-то хорошее». Скупо брякнул: «Вы умны и креативны».

Но иногда печеная картошка спасает лучше предсказаний.

Всё будет хорошо.

Где-то на десятом зевке я поняла, что хочу спать. Помогла маме собрать тарелки со стола. Было в этом что-то тоскливое и радостное одновременно. От выпитого шампанского кружилась голова. Мы совсем забыли про «Наполеон». Ничего, утром с чаем даже вкуснее будет. Я вдруг поняла, что радуюсь куску торта. Радуюсь тому, что с каждым днем погода все лучше, и если ночью открыть окно, то утром разбудит пение птиц. Радуюсь тому, что завтра мы с мамой устроим киновечер Бергмана. Неужели можно жить и просто радоваться? Не испытывать постоянное недовольство собой, тревогу, страх? Неужели так бывает?

Почему-то я почувствовала облегчение, когда Аня сказала, что удаляет форум. Ещё одна нить оборвется, мои руки будут снова принадлежать мне, а не чокнутому кукловоду. Я не могу представить себе, что мы станем чужими людьми, но мне плохо, когда она подбирается слишком близко. Потому что настоящая близость – это не вторжение.

Мы с ней как будто застряли в тесном стеклянном кубе. С ней я чувствую себя так же одиноко, как и без неё, но ещё и нечем дышать. Это похоже на игру с асфиксией. Она душит меня и называет это объятием. Все туже затягивает шарф на моей шее, отбирает кислород, чтоб мой мозг выдал что-нибудь «этакое», подкинул ей парочку интересных мыслей или образов. Делает это мне во благо. Она заинтересована в моем развитии. Не важно, готова ли я к изменениям – она готова мне помочь. Почему я не испытываю благодарности? Я слишком маленькая, глупая, мне не хватает самокритики. Я просто выросла на тупых клише. Ага, точно. Друзья должны всегда поддерживать друг друга, говорить «нет, ты не толстая» или «она бросила тебя потому, что дура», отвечать на звонки в любое время суток, принимать недостатки и уважать выбор. Что за чушь? Лучшее, что могут сделать друзья – выбить друг из друга побольше дерьма. Чтоб стать «чище». Чтоб стать лучше. Но ты не права, Аня. Никто не становится лучше, если ему больно.

Учебник по биологии говорит, что мы на 60 % состоим из воды. А я думаю, что мы на 60 % состоим