Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии - Аксель Петерманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно обычаю, они слепили фигурку из рисовой пасты, принесли ее в жертву и попросили у женщины прощения. Но старуха была слишком обижена, чтобы принять извинения. Через несколько дней Самсия умерла.
После этого отец Сувати Арроро обратился за советом к одному имаму. Исламский священнослужитель сказал, что имя его дочери проклято. Отныне девочка должна была носить имя своей погибшей подруги. После этого большинство людей стали называть ее Сия. Вскоре после смены имени лихорадка действительно спала. С тех пор 7 июля она отмечала день рождения лучшей подруги детства как свой собственный. «Проклятие было побеждено», – говорит Сувати Арроро. Рассказывая свою историю, женщина, кажется, уже не может остановить словесный поток. Внезапно ее речь оживляется, она ведет себя беспокойно, покачивает головой взад и вперед. Подозреваемая теперь напоминает животное в клетке, страдающее от госпитализма. Ее едва ли получится прервать. Сувати Арроро перечисляет мелкие детали, ее голос при этом почти срывается на визг – так сильно она взволнована. Интересно, как эта женщина должна была чувствовала себя все эти годы с такой «разрушенной» личностью? Внезапно она вся напрягается и становится очень серьезной.
Сувати Арроро возвращается к первым вопросам моего коллеги, которые касались предметов, найденных в бытовых отходах. Ее голос звучит на удивление жестко: «Этот шоколад привез мне Марек. Подарок из его последнего рейса». Она также комментирует содержимое листка, лежавшего в конверте: «Ребенок при рождении весил 3080 граммов и имел рост 51 сантиметр. Это почерк Ребекки. Я попросила ее об этом». После небольшой паузы, длительностью, возможно, три или четыре вдоха, она продолжает говорить, решительно, но безэмоционально. «Ребекка приходила ко мне. Я убила ее. Я сделала это ради Марека. Мне не хотелось его терять».
Я все правильно расслышал? Встречаюсь взглядом с коллегой, который удивлен не меньше. Он озадаченно смотрит на меня. Затем просит переводчика спросить Сувати Арроро на малайском языке, действительно ли она убила Ребекку. И сразу же комната наполняется чужеземными звуками, незнакомыми словами, которыми собеседники быстро и шепотом обмениваются. Взгляд Сувати Арроро буквально прикован к губам переводчика. Вскоре она кивает и произносит несколько коротких фраз. Переводчик повторяет признание Сувати Арроро. Я прошу у коллеги сигарету, хотя сам почти никогда не курю. В маленькой комнате становится очень тихо, она наполняется густеющими клубами дыма. Сувати Арроро тоже прикуривает очередную сигарету. Я все еще не могу в это поверить. Женщина, чью коляску я еще утром спускал по лестнице, вечером того же дня признает себя убийцей. Она убила, чтобы заполучить ребенка.
10
Я редко сталкивался с таким резким поворотом в допросе. Но один принцип криминалистики, похоже, применим и в этот раз: обвиняемые обычно признаются в преступлениях в начале допроса, когда улики достаточно весомы. Или же они отрицают преступление в течение нескольких часов, дней. Или вообще не признаются никогда. Тем не менее я не могу объяснить перемену настроения у этой конкретной обвиняемой.
Но вместе с признанием расследование не заканчивается. Слишком много вопросов все еще остаются открытыми. Зачем Сувати Арроро связала ничего не подозревающую Ребекку? Только для того, чтобы иметь возможность задушить, не получая сопротивления? Похоже на то, что это ее индивидуальный образ действий, ее modus operandi. А как же медитация? Упражнения на расслабление? Все это просто инсценировка, чтобы заманить жертву к себе и усыпить ее бдительность ощущением безопасности?
Сувати Арроро, кажется, читает мои мысли. Не дожидаясь дальнейших вопросов, она продолжает. «Ребекка принесла с собой несколько кусков разноцветной ткани и попросила меня помочь ей сшить юбку. Также у нее были узкие полоски ткани. Она спросила, знаю ли я про храм, находящийся неподалеку. Там она якобы медитировала и поклонялась Будде. Во время упражнений на расслабление они связывали себя в соответствии с древним ритуалом». По ходу повествования Ребекка разделась до трусиков и надела желтую юбку, которую прихватила с собой. «Она дала мне несколько разноцветных лент, – все одинаковой длины и ширины – и сказала, что это цвета Будды». Сувати Арроро делает маленький глоток колы из стакана и прикуривает очередную сигарету. Кажется, она чувствует, что нашла понимание, – мне знакомо такое поведение преступников, которые только что облегчили свою совесть. Выдыхая дым, она продолжает: «Затем она достала из рюкзака лимоны и лаймы, пару перчаток и ленты. Взяла по лайму в каждую руку и попросила меня связать ее». Сувати Арроро утверждает, что лишь исполнила желание подруги. В конце концов, заявляет женщина, она выросла в Индонезии, в культуре, богатой представлениями о призраках, демонах, ведьмах и разной нечисти. «Нехорошо гневить духов».
Я размышляю о том, как выглядели эти перчатки. И куда они делись. Мы не нашли их в мусоре. Сувати Арроро на эти вопросы не отвечает и лишь пожимает плечами. Затем женщина демонстрирует на себе, как накладывала путы: садится на пол, сводит ноги вместе и указывает на места, где она связала подругу в соответствии с ее инструкциями – на запястьях, груди, бедрах, ступнях. Пока Сувати связывала Ребекку, та говорила с ней о буддизме. Затем настроение Сувати вдруг резко изменилось: «Речь зашла о детях Ребекки, и она фактически заявила, что любит сына больше, чем новорожденную дочь. Это меня невероятно разозлило».
Сувати Арроро вскакивает с пола комнаты для допросов, хватает воображаемый кусок ткани и демонстрирует, как она за несколько секунд обернула его вокруг шеи Ребекки Шван.
Затем она тянет вверх. Я понимаю, что это лишь часть правды. Следы на шее отражают другую картину: они говорят о том, что лоскут ткани обматывали вокруг шеи осторожно, а не импульсивно.
Мой коллега спрашивает, что произошло дальше. Важно, чтобы Сувати Арроро описала случившееся свободно и своими словами. Позже в суде не должно создаться впечатление, что она отвечала на наводящие вопросы или давала заранее сформулированные ответы. Такая опасность существует всегда, когда мы имеем дело с подсудимым, обладающим низким интеллектом, или если присутствует языковой барьер. Инсценировка на полу была яркой и впечатляющей – она также попадет в материалы следствия в виде примечания. Но все же доказательная сила такого документа слабее, чем у рассказа, оформленного письменно, поскольку здесь может сыграть роль субъективность наблюдателя.
Многое из того, что мы сегодня услышали, говорит о спланированном
