Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов - Михаил Алексеевич Кузмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сказала раз навсегда, что меня никогда нет дома для этого господина. Вы напрасно трудились передавать карточку.
Я последовал за мальчиком, который вышел с поклоном. В прихожей стоял высокий молодой человек, бритый, с печальными темными глазами, одетый в дорожный серый костюм, зеленую шляпу И высокие желтые краги. Может быть, он приехал верхом. Мальчик убедительно толковал ему что-то, тот не соглашался.
– Но мне говорили, что г-жа Гарнье остановилась именно здесь.
– Я ничего не говорю. Она стоит здесь, вот её имя в книге: Сесиль Гарнье, – но её сейчас нет дома.
– Вероятно, она скоро будет: она ведь не уехала из города. Я её дождусь.
– Может быть, их долго не будет.
– Всё равно. У меня времени достаточно, я почти специально для этого сюда приехал!
– Как вам угодно.
Господин сел прямо против двери в читальную комнату.
– Может быть, господин перейдет в гостиную? – следующий этаж? – там удобнее ждать. Ему тотчас доложат, когда прибудет г-жа Гарнье.
– Мне здесь удобнее. Могу я пройти в читальную?
– Там ремонт…
Отозвав мальчика в сторону, я спросил его, кто этот посетитель, но он ничего не мог ответить кроме того, что фамилия его Брук, и убежал на звонок.
II.
На следующий день повторилась та же история. Очевидно, г. Брук отличатся настойчивостью в своих исканиях. Крайняя досада отразилась на чертах г-жи Гарнье, когда она прошептала: «Боже мой! чего ему от меня нужно»?
Считая удобным заговорить с нею, я произнес:
– Не правда ли, как неделикатно со стороны людей так лезть, когда их не желают видеть? –
– Еще бы я желала его видеть!
– Я виню отчасти администрацию гостиницы, которая не может исполнить вашего желания, так ясно выраженного.
Она пожала плечами.
– Что может сделать администрация? Это её нисколько не касается, это мое личное дело.
– Но вы могли бы обратиться к местной полиции.
Г-жа Гарнье промолчала с гримаской, наконец, сказала:
– По некоторым причинам мне бы не хотелось сюда путать полицию.
Я понял, что сказал глупость, и, желая понравиться, едва ли не сделал большую.
– Конечно, если бы с вами находился отец, брат, муж – вы были бы избавлены от этой докуки.
– Вероятно.
– Может быть, вы мне позволите поговорить с г-ном Бруком?
– Да, но ведь вы мне не муж, не брат, не отец, даже не приятель.
Я готов был провалиться от своей неловкости, но дама продолжала с улыбкой:
– И потом о чём же вы будете с ним говорить?
– Я только попрошу его исполнить ваше желание, больше ничего. Я нисколько не навязываюсь в ваши поверенные.
Лукавство, как ласточка, промелькнуло в глазах Сесиль Гарнье, сделав на минуту ее настоящей француженкой, а не печальной, надменной дамой, которою я привык ее видеть.
– Хорошо. Если вы так добры и любезны, поговорите с г-ном Бруком. Мне нет надобности просить вас быть скромным, потому что другим вы и не можете быть, ничего не зная.
III.
Случай дал мне возможность объясниться с Бруком раньше, чем я рассчитывал. Разговор с г-жою Гарнье, её минутная лукавая усмешка, обычный загадочный вид, романическая и печальная история, подробности которой, не зная, я точно живописал в своем воображении самыми заманчивыми красками, – всё это взволновало мое сердце и воспламенило мой ум.
Я пошел по уединенной дороге, где могли встретиться только соседние крестьяне, так как приезжие были или людьми больными, или светскими посетителями вод, которые не ходили дальше курортного парка, хотя окрестности городка были идиллически прелестны, впрочем, не без немецкой сладости.
Дорога осторожно шла в гору вдоль игрушечного ручья. Внизу редко звякали большие колокольцы коров на лугу. Через всё небо была радуга, под которой быстро вертелись маленькие ветряные мельницы. Подоткнутые бабы несли свои башмаки в руках.
Я сразу не заметил Брука. Он сидел задумчиво на придорожном камне и писал что-то в записную книжку, изредка поднимая глаза на пейзаж. Я подумал, что он записывает стихи, и мне слегка стало его жалко, так что я заговорил с ним только тогда, когда он спрятал книжку в карман.
– Г. Брук, должен вам сказать, что ваши посещения крайне неприятны г-же Гарнье.
Молодой человек посмотрел на меня с некоторым удалением, потом заговорил. Он заговорил просто и деловито, не совсем так, как объясняются влюбленные, да еще такие романические.
– Мне самому неприятна моя настойчивость, но я не знаю, как мне поступят с г-жою Гарнье.
– Оставить ее в покое.
– Видите ли, это мне не совсем выгодно.
– Неужели вы можете думать о выгоде? Когда действует искреннее чувство, при чём тут выгода?
Брук промолчал, потом повторил:
Нет, я всё-таки попытаюсь поговорить с г-жою Гарнье.
– Вы этого не сделаете, а если и сделаете, то из этого ничего не выйдет.
– Как знать?
– Я вас уверяю, что это будет совершенно бесполезный шаг.
В глазах молодого человека мелькнуло что-то вроде надежды, когда он меня спросил: «вы родственник г-жи Гарнье?»
– Нет, – отвечал я, почему-то покраснев. – Ни я говорю с вами с её ведома.
– И она вас больше ничего не просила мне передать?
– Ничего, кроме того, что она не желает больше вас видеть. Я понимаю ваше огорчение, но едва ли вы можете чего-нибудь достигнуть упрямством. Вы знаете, никто не волен в чужом сердце.
– Я не совсем вас понимаю. Я прошу только того, на что имею право.
– Подобные нрава даются и отбираются но желанию.
– Конечно, я не имею юридических прав.
– Вот видите? Ну, а что бы вы сделали, если бы были супругом г-жи Гарнье?
– Конечно, я бы к ней тогда и не обращался.
– Вы оригинально рассуждаете.
– Я, почему?
– Мне почти нравится ваш образ мыслей, но, тем не менее, вы или, наконец, покинете этот город, или по крайней мере не будете искать встреч с г-жою Гарнье.
– Этого я вам не обещаю.
– Хорошо. Но тогда следить за этим возьмусь я и поверьте, не допущу
