Великий Гусляр т.1 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужели, — сказал профессор, когда все отсмеялись, — этот наивный человек полагает, что мы стали бы выводить вымерших чудовищ, если бы не привили им генетически любви и уважения к человеку?
— Никогда, — отрезал Ложкин. — Ни в коем случае.
Птеродактиль, все еще вздрагивая от смеха, стуча когтями по полу, подошел к профессору, и тот угостил его конфетой. Маленькие дети по очереди катались верхом на мамонтах, подложив под попки подушечки, чтобы не колола остриженная жесткая шерсть. Бронтозавры собирали со дна бассейна монетки и честно передавали их служителям. В стороне скулил пещерный медведь, потому что его с утра никто не приласкал.
…В тот день столичного журналиста, неудачливого пророка, до полусмерти искусала его домашняя сиамская кошка.
1975 г.
ЧЕРНАЯ ИКРА
К числу рассказов, которые увидели свет через много лет после того, как были написаны, относится и «Черная икра». Но повод, помешавший рассказу появиться на страницах журнала «Химия и жизнь», для которого он был написан, оказался для меня неожиданным. Полежав некоторое время в редакции, рассказ вернулся с резолюцией, возражающей против публикации ввиду того, что рассказ наносит оскорбление (может, не так сильно — скажем, обиду) светлой памяти академика Несмеянова и его сотрудников, прославившихся изобретением синтетической черной икры, которая, к сожалению, получилась почти такой же хорошей и питательной, как настоящая, но уступала ей в чем-то неуловимом… И хоть даже была дешевле, не стала более популярной.
Я менее всего хотел наносить ущерб репутации академика Несмеянова и осмеивать его черную икру. Моя черная икра соперничать с настоящей синтетической не намеревалась.
Но редакторское слово сказано — вылетело в чистый воздух… Не догонишь. Так и остался рассказ бесхозным.
Несмотря на относительную дешевизну, консервативные гуслярцы вяло покупали баночки с изображением осетра и надписью: «Икра осетровая». Острое зрение покупателей не пропустило и вторую, мелкую надпись: «Синтетическая».
Профессор Лев Христофорович Минц знал, что по вкусовым качествам она практически не отличается от настоящей, по питательности почти превосходит ее и в отличие от натуральной абсолютно безвредна. Поэтому профессор соблазнился новым продуктом.
Вечером, за чаем, Лев Христофорович вскрыл банку, намазал икрой бутерброд, осторожно откусил, пожевал и признал, что икра обладает вкусовыми качествами, питательностью и безвредностью. Но чего-то в ней не хватало. Поэтому Минц отложил надкусанный бутерброд и задумался, как бы улучшить ее. Потом решил, что заниматься этим не будет — наверняка эту икру создавал целый институт, люди не глупее его. И дошли в своих попытках до разумного предела.
— Нет, — сказал он вслух. — Конкурировать мы не можем… Но!
Тут он поднялся из-за стола, взял пинцетом одну икринку и отнес к микроскопу. Разглядывая икринку, препарируя ее, он продолжал рассуждать вслух, эта привычка выработалась в нем за годы личного одиночества.
— Рутинеры, — бормотал он. — Тупиковые мыслители. Икру изобрели. Завтра изобретем куриное яйцо. Что за манера копировать природу и останавливаться на полпути?
На следующий день профессор Минц купил в зоомагазине небольшой аквариум, налил в него воды с добавками некоторых веществ, поставил рядом рефлектор, приспособил над аквариумом гроздь радоновых ламп и источник ультрафиолетового излучения, подключил датчики и термометры и перешел к другим делам и заботам.
Через две недели смелая идея профессора дала первые плоды. Икринки заметно прибавили в росте, и внутри них, сквозь синтетическую пленку, с которой смылась безвредная черная краска, можно было уже угадать скрученные колечком зародыши.
Еще через неделю, когда, разорвав оболочки, сантиметровые мальки засуетились в аквариуме, профессор отправился к мелкому, почти пересыхающему к осени пруду за церковью Параскевы Пятницы и выплеснул туда содержимое аквариума.
Вода в прудике была грязной, потому что окрестные жители кидали в него что ни попадя и сливали воду после стирки. Так что в прудике даже лягушки не водились.
Стоял светлый, ветреный весенний день.
Минц, прижимая пустой аквариум к груди, вышел на дорогу и остановил самосвал.
— Чего? — спросил мрачный шофер, высовываясь из кабины и глядя сверху на пожилого лысого мужчину в замшевом пиджаке, обтягивающем упругий живот. Мужчина протягивал к кабине пустой аквариум.
— У меня садик, — сказал лысый. — Вредители одолели. Травлю. Отлейте солярки.
Полученную солярку профессор тут же вылил в прудик. Он понимал, что совершает варварский поступок, но прудику придется потерпеть для науки.
Профессор подкармливал синтетических осетрят не только соляркой. Как-то Удалов встретил профессора на окраине города, где с территории ткацкой фабрики к реке Гусь стремилась вонючая струя мутной воды. Профессор на глазах Удалова набрал полное ведро и потащил к отравленному прудику.
— Вы что, Лев Христофорович! — удивился Удалов. — Это же из красильного цеха! Опасно для здоровья.
— И замечательно! — ответил, не смутившись, профессор. — Чем хуже, тем лучше.
Вещества, залитые в прудик профессором Минцем, были многообразны, в основном неприятны на вид, и отвратительно пахли. Люди, привыкшие ходить мимо прудика на работу, удивлялись тому, что творится с этим маленьким водоемом, и начали обходить его стороной. Даже птицы его облетали стороной;
В один жаркий, июньский день, когда отдаленные раскаты надвигающейся грозы покачивали душистый от сирени воздух, профессор привел к прудику своего друга Сашу Грубина. Профессор нес ведро и большой сачок, Грубин — второе ведро.
Прудик произвел на Грубина жалкое впечатление. Трава по его берегам пожухла, вода имела мутный, бурый вид, и от нее исходило ощущение безжизненности.
— Что-то происходит с природой, — сказал Саша, ставя ведро на траву. — Экологическое бедствие. И вроде бы промышленности нет рядом, а вот, погибает пруд. И запах от него противный.
— Вы бы побывали здесь вечером вчера, — произнес, улыбаясь, профессор. — Я сюда вылил вчера литр азотной кислоты, ведро мазута и высыпал мешок асбестовой крошки.
— Зачем? — удивился Грубин. — Ведь сами же расстраиваетесь, что природа в опасности.
— Расстраиваюсь — не то слово, — ответил Минц. — Для меня это трагедия.
Он извлек из кармана пакет, от которого исходил отвратительный, гнилостный запах.
— С большим трудом достал, — сообщил он Грубину. — Не хотели давать…
— Это еще что?
— Ах, пустяки, — сказал Минц и вывалил содержимое пакета в прудик.
И в то же мгновение вода
