Ресурс Антихриста - Сергей Белан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так он что, где-то в Феодосии скрывается?
— В Феодосию я еду по другому поводу, — уклончиво ответил детектив. — Извини, Толян, оставим эту тему. Дело, которым я занимаюсь, очень непростое, в двух словах о нем не расскажешь, да и многого, сам понимаешь, я тебе сказать не могу.
— Я понимаю, следственная тайна, сведения огласке не подлежат. — Толян глянул в окно. — О, подъезжаем, сейчас Старый Крым… У меня бабулька, мать отцова, здесь живет, приболела вот, везу ей лекарства.
— Нужное дело, — одобрил Верховцев. — Стариков наших нам забывать нельзя, они свою жизнь правильно прожили, честно, без кукиша в кармане, а жизнь им под старость разбитое корыто подсунула за все их труды. Несправедливо это, согласись, и надо что-то с этим делать, а?
— Толково говоришь, Олег. И вообще, я сразу почувствовал, ты — мужик свой. А, знаешь что… — Толян достал из сумки смятую газету, что-то написал на ее полях, а затем, оторвав клочок, протянул его Олегу. — Вот, адресок… Если еще случится, окажешься в Крыму, и будет возможность, заезжай. Рад буду принять — где остановиться есть, шашлычка сбацаем, в горы сходим, я тебе такие места покажу, какие не каждый еще и видел!
— Спасибо, Толян. Скажу откровенно, рад был с тобой познакомиться. Я Крым люблю, если приеду отдыхать, даю слово, обязательно к тебе заеду. Знаешь, можно нагородить границ, наставить таможен, даже отменить поезда и самолеты, но расстояния до любимых мест от этого все равно не изменятся…
Автобус уже ехал по довольно крупному населенному пункту.
— Вот я и выхожу, — Толян протянул на прощанье руку. — Ну, счастливо тебе, и, главное, удачи! Да, я там фамилию свою не написал. Фамилия у меня, можно сказать, знаменитая, хоккейная — Якушев, запомнил?
— Схвачено.
Они крепко пожали руки и Толян направился к выходу.
Постояв с четверть часа на автостанции, автобус покатил дальше на Феодосию. Бимбер деда Христофора все же дал о себе знать, Верховцева сморило и он весь оставшийся отрезок пути проспал, как убитый.
5
Операция по похищению дочери владельца Ялтинских магазинов, у которого Костя, как выяснилось, работал каким-то замом по финансовой части, подошла к своему решающему, заключительному этапу. Верховцев в назначенный день с раннего утра умотал в Феодосию и это избавляло заговорщиков от излишних объяснений по поводу своих планов.
Одно было плохо — утро для обоих рижских «джентльменов удачи» выдалось тяжелым, впрочем, таким, каким для них было каждое утро в солнечном Крыму. Не знающая пощады, суровая, тяжелая дубина похмелья отделала их надлежащим образом, — красные глаза, помятые физиономии, распухший, одеревенелый язык… Но самым мерзким было ощущение того, что в черепную коробку, неведомо каким образом, проник дятел и монотонно долбил воспаленные извилины своим клювом. Каждый, постанывая, в душе проклинал последнюю рюмку, но это не могло разжалобить тупого бесстрастного дятла, который с завидным постоянством продолжал свою изуверскую работу.
Жалкое, болезненное состояние исполнителей делало весьма проблематичным их участие в деле. Но отступать было поздно, маховик был раскручен и давать команду «отбой» Костя не собирался. Сообщив, что автобус уже стоит в условленном месте, он бодро отправился в офис, осуществлять общее руководство и контроль за операцией. Ключи от вагончика лежали в кармане Аркаши, последние инструкции были получены и уже успели вылететь через другое ухо. Отсчет времени пошел…
Цепляясь ногой за ногу, бредя расхристанно, будто цыгане в полицию, они, как обычно, доковыляли до знакомой пивной.
— Я таким пивом лечиться сегодня не желаю, — жалобно проблеял Аркаша. — После него понос как при дизентерии.
— Да уж, серишь дальше, чем видишь. Сегодня нам такое не годится, — согласился с ним Гриф. — Пойдем-ка к бочке, разливного «Каберне» литруху бахнем.
У бочки, в каких раньше продавали квас, терлось несколько существ, по всей видимости, когда-то бывших мужчинами, в безумной надежде опохмелиться «на шару». Получив по заветной кружке кроваво-рубинового вина, похитители детей удалились под ближайший кипарис. Холодное, кислое как прошлогодняя капуста, «Каберне» на удивление быстро возвратило им радость бытия — язык вдруг стал проворачиваться, колотун прекратился, сволочуга дятел, напоследок тюкнув по темечку, улетел. И лишь глаза похмеляющихся стали еще краснее, и со стороны могло показаться, что два жутких вурдалака с налитыми кровью очами жадно посасывают чью-то венозную кровушку из пивных кружек.
— Я давно хочу тебя спросить… — Аркаша повернулся к Грифу. — Только без обид, ладно?
— Да ты давай, без увертюр, — великодушно разрешил тот.
— Я слышал, что ты по молодости сидел, но за что?..
— Как раз за то, что по молодости взялся не за свое дело, — ответил Гриф. — Сопливая история получилась… Было мне восемнадцать лет, и я был студентом гуманитарного факультета. А что такое восемнадцать — жизнь бурлит, всего хочется, а денег — фиг, несчастная степуха не в счет. Как юноша понятливый, я уже соображал, что своим честным горбом на приличную жизнь не заработать, но и рисковать по-крупному тоже не хотелось. Но дьявол на выдумку горазд, подсунул искушение. Как на грех, подворачивается мне мужичок, вертлявый такой, глазки бегают, языком губы слюнявит, блатота, короче. И предлагает мне помочь ему толкнуть обручальное кольцо, золотое. Я, конечно, понимаю, что кольцо краденое, но риск вроде бы и невелик. Потолкаюсь, думаю, среди продавцов цветов напротив «Сакты» ну, и сдам — золото тогда в дефиците было, за полцены любая торговка схватит. Повертел его в руках, пригляделся — все вроде в норме — тяжелое, на солнце горит, проба четкая. Такое в те времена рублей сто тянуло, а мужичок-то себе всего кварт просит. Резон, как видишь, был. В общем, беру я это кольцо и легко так, без напрягу продаю его торговке одной, как сейчас помню, за шестьдесят рубликов. Тому типу отдаю двадцать пять, остальное себе. Это, к слову, больше, чем моя стипендия. Рассчитались мы с мужичком и расстались, — он меня не знает, я его не знаю. На лавочке у эстрады в Кировском парке все происходило. Через недельку примерно сижу я после лекций там же на скамеечке, подруливает ко мне тот же деятель и опять обручалки предлагает, но уже две штуки. Условия те же, только кольца покрупней, помассивней, а проба на них прямо как заголовок в «Правде». Ну, иду я туда же, к цветочницам. Покупательница нашлась сразу. Прошу восемьдесят рублей за колечко. Мне их отсчитывают и, как только я их сую в карман, какие-то добры молодцы закручивают мне руки за спину, пихают в тачку и везут прямичком в Управу. Я поначалу был спокоен — будут шить продажу краденого, а я скажу, что нашел, алиби у меня с утра до вечера, не подкопаешься. Это я так думал, а следователь думал по-другому. Шьют мне то, что и не гадал — мошенничество. Кольца мои оказались не краденые, а всего-навсего медные. Если уж быть точным, то даже и не медные, а из материала бериллиевая бронза или что-то похожее по названию, короче, сплав какой-то, теперь уж подзабылось. И проба на них, разумеется, стояла фальшивая, а большая затем, чтобы любой идиот без очков разглядеть мог. У аферистов на доверии такой понт «толкнуть гайку» называется. Но это я уже в камере для подследственных уяснил. Менты быстро сообразили, что им попался лох, и не стали мне довешивать изготовление и сбыт фальсифицированного ржавья, включая и царские червонцы, но по сути мне два года для порядка припаяли. Отсидел, правда, только один год, по амнистии вышел, но научился многому…
Гриф приложился к кружке, отхлебнул кислячка и задумчиво уставился в подернутую легкой дымкой морскую даль.
— Так расскажи, чему ж ты там такому научился, — ненавязчиво попросил Аркаша.
— О, да это тема обширная и за вечер не уложиться, — отозвался Гриф. — Наука там горькая, как у Ваньки Жукова, который, если помнишь, селедку не с той стороны чистить стал. В зоне, как на минном поле, прежде чем что-то сделать, сказать слово или просто шагнуть, надо сто раз подумать, а иной раз и этого не дают. Но главный вывод я вынес такой — если можешь сделать дело один, ни за что не заводи подельников. Некому будет на тебя показания давать и подставлять. И еще — без крайней нужды старайся не переступать грань между проступком и тем деянием, что подпадает под статью уголовного кодекса, тогда все будет хорошо. Сегодня я вроде как изменяю своим правилам, но… нужда, Аркаша, нужда, ситуация вынуждает, понимаешь. Я вляпался в такую передрягу, что Крым для меня уже отрыжка рижских заморочек, а потеряв голову, говорят, по волосам уже не плачут. Допил? Ладно, идем к автобусу…
Дорога до Ливадийского дворца заняла минут двадцать, но Аркаше они показались вечностью. Выпитое вино подействовало на Грифа неожиданным образом — уже за рулем его вдруг развезло, он стал не в меру весел и бесшабашен. Явно лихача, он яростно крутил «баранку», с пеной у рта горланил какую-то песню про пиратов и смахивал на сумасшедшего угонщика автотранспорта, рядом с которым даже небезызвестный Деточкин казался бы бледной тенью. Автобус то и дело кидало из стороны в сторону, и он несколько раз чуть было не нырнул в пропасть.