Слепые души - Алана Инош

 Я всё пытаюсь проснуться, но никак не получается: видно, это происходит всё-таки наяву. Наяву был звонок из милиции, наяву сухой голос спросил, кем мне приходится Головин Пётр Иванович, а после моего ответа сказал, что мне нужно прийти на опознание.

 Чтобы дойти до магазина, и дорогу-то переходить было не нужно, но какой-то бес потянул отца туда. И, видимо, тот же бес нарочно подослал в этот момент серебристый «форд» на большой, недозволительной для городских улиц скорости. Сбив моего отца, машина умчалась и как в воду канула, а мне пришлось ехать на опознание.

 Я даже знаю, как зовут этого беса. Это был Якушев.

 Денег на похороны дал брат. Проклятая полторашка пива стоимостью в шестьдесят рублей обернулась гораздо б;льшими расходами. Брат также спросил, нуждаюсь ли я в средствах к существованию, и фактически я в них нуждалась, но сказала, что нет. Я сказала, что у меня есть работа, хотя к тому моменту у меня её ещё не было.

 Я сижу на диване, обхватив колени руками, и пытаюсь проснуться от этого затянувшегося кошмара, а Диана Несторовна курит на балконе. Мы разговариваем через открытую дверь – точнее, говорит Диана Несторовна, а я только отвечаю «да», «нет» и «не знаю».

 – Почему ты ничего не сказала, лапушка? Мы с Алькой помогли бы.

 – Не знаю...

 – Как ты себя чувствуешь? Головка прошла?

 – Да.

 – Тебе что-нибудь нужно? Не стесняйся, скажи.

 – Нет, спасибо.

 В квартире пусто и тихо. Тапочки отца стоят в прихожей, как будто он должен скоро вернуться с работы, но он уже не вернётся. Не вернётся...

 – Настя, Настя! Ну, ну... Всё, всё. Тихо. Я с тобой.

 Сигарета брошена вниз с балкона, руки Дианы Несторовны обнимают меня. Объятия крепкие, почти мужские, с лёгким ароматом табака и туалетной воды. В них моя истерика, всколыхнувшись, быстро стихает.

 – Надо держаться, золотце.

 Держаться? Но для чего? И где взять силы, когда меня душит глухая безысходность, когда надо мной нависла страшная чёрная тень в полнеба – тень Якушева?

 – В общем, так, лапушка. Даю тебе два дня на то, чтобы успокоиться и привести себя в относительный порядок, а на третий ты выходишь на работу.

 Я в шоке: какая ещё работа? Кто и когда меня устроил? Ведь не было ни собеседования, ни ознакомления с рабочими обязанностями!

 – На складе нужен помощник. Думаю, ты справишься.

 – Но я...

 – Ничего, освоишься на месте. Галя тебе растолкует, что к чему. Оклад – пять пятьсот, уж не обессудь. Но регулярно, без задержек. Со временем посмотрим – может, найдётся для тебя что-нибудь и получше. У тебя два дня, голубка. В среду к восьми ноль ноль подойдёшь ко мне – ты знаешь, где это. Просьба не опаздывать.

 Вот так Диана Несторовна, что называется, «взяла меня в оборот» – я даже пикнуть не посмела.

 В сумерках шелестит дождь, но я ему не рада: этот звук надрывает мне душу своей мокрой печалью. Я одна дома, и теперь, наверно, так будет всегда. Даже не представляю, как я это выдержу: это всё равно что переплыть кролем океан – нереально. Больше всего сейчас мне хотелось бы прижаться к Альбине, но её со мной нет: я сама прогнала её. Пустота, холод и отчаяние – я как будто в космическом пространстве, бесконечном, уходящем бездонно во все стороны.

 В полночь звонит телефон, и у меня от жути приподнимаются все волосы на теле. Я знаю, кто это, и знаю, что если я не отвечу, он будет звонить снова и снова, пока не сведёт меня с ума. Я прикладываю аппарат к уху.

 – Я предупреждал тебя, Настя, – втекает в мой мозг ненавистный голос. – Я говорил, что ты горько пожалеешь, и это сбылось. Жалко папу? О чём я спрашиваю – конечно, жалко... Я чувствую твою боль, она безмерна. Соболезную тебе, дорогая. И надеюсь, что ты одумаешься и примешь моё предложение. Да, моя надежда ещё теплится.

 Ярость захлёстывает меня, как волна цунами.

 – Слушай сюда, сатанинское отродье! – Кажется, он на том конце линии ухмыляется. – Возвращайся туда, откуда ты выполз, мерзкий выродок, потому что срать я хотела на все твои предложения! И все свои надежды ты можешь засунуть себе в свою паршивую задницу, ублюдок!

 Он укоризненно цокает языком.

 – Ай-ай-ай, Настенька... Боюсь, это было несколько грубовато. Не пристало такой умной, красивой девушке выражаться подобными оборотами. Но я не обижаюсь, нет. Я понимаю твои чувства. Будем считать, что ты этого не говорила, а я не слышал.

 – Нет, чёртов мерзавец, говорила!  Говорила и ещё раз повторю, чтобы ты шёл к... – Кажется, упоминания чёрта и сатаны ему только по вкусу, и я давлюсь на полуслове.

 – Ну, ну? – насмешливо подначивает он. – Скажи, куда мне следует идти? хе-хе-хе!..

 – В ад к своим собратьям!

 Он торжествующе хехехекает.

 – Да, злись на меня, гневайся! Больше гнева, больше злости! Я люблю, когда бушуют страсти, из-за них люди и делают непоправимые глупости!

 Гнев – прямой путь на тёмную сторону, вспоминаю я. Кажется, «Звёздные войны». Спокойно, юный джедай. Да пребудет с тобой Сила.

 – Отойди от меня, нечистый. Во имя Отца... и Сына... и Святого... ду...ха...

 Меня как будто душит невидимая рука, сосуды в голове готовы вот-вот лопнуть, в глазах темнеет. Я оседаю на ковёр, а голос в телефоне шипит:

 – Что ж, очень жаль, Настя. Видимо, мы с тобой не поладим. Это глупая ошибка с твоей стороны, но если не хочешь мира – получишь войну.

 Глава 18

 Прошло две недели после этой угрозы, но ничего не происходит, всё тихо и спокойно. Но я знаю: это затишье перед бурей.

 Семь часов, жаркий июльский вечер, я иду с работы домой. Кажется, я начинаю втягиваться, хотя поначалу Галя и сказала: «Ох и бестолочь же ты». Я не обиделась, потому что и вправду постоянно ошибалась, так что мне самой становилось не по себе: и за это мне ещё будут платить! Теперь я, кажется, начинаю соображать, что к чему, а Галя молодец – не жалуется на меня нашей суровой начальнице Диане Несторовне. Всё это в какой-то мере помогает мне забыться, отвлечься от кошмара, и мне, честно говоря, даже не хочется возвращаться вечером домой – я бы и ночевала на складе, да нельзя.

 – Настя! – слышу я за спиной.

 Возле сияющей на солнце машины, сияя улыбкой, стоит Костя – опять с букетом.

 – Привет... А я тебя жду.

 До чего славная у него улыбка – словами не выразить, но я держусь сурово и неприступно.

 – Не припомню, чтобы мы переходили на ты.

 Нет, он не тушуется – кажется, он не из робких. Догоняет меня и вручает букет:

 – Вот, примите в знак моего восхищения. Мне ничего от вас не нужно, не бойтесь. Просто хотелось вас ещё раз увидеть.