Алхимия - Мария фон Франц

Рис. 68. Изображение дьявола в виде эфирного духа и безбожного разума, символизирующего негативное мужское начало (деструктивный анимус).

Вообще говоря, последняя атака дьявола служит добрым предзнаменованием, поскольку это означает, что силы ада слабеют; дьявол использует последние резервы. Расставание с невротической позицией всегда вызывает чувство грусти. Никому не удавалось выйти из невротического состояния без этого чувства, так как невроз, к сожалению, невротику приятен, и он неохотно расстается с этим состоянием. Поэтому на последней стадии, на которой необходимо раз и навсегда распрощаться с инфантильностью (или с мнением анимуса), неизменно возникает кризис. Примеры этому можно найти в мифологии. Так, например, силы тьмы неистовствуют с особой яростью, когда рождается Спаситель. В христианском мифе это неистовство проявилось в избиении невинных младенцев в Вифлееме. Разумеется, божественное дитя спасается от гибели. В таких случаях последняя атака сил тьмы направлена против чего-то нового, только что родившегося, но уже настолько могучего, что уничтожить его невозможно.

Автор подкрепляет эту мысль примером, отметив, что во мраке рождается свет. Как вы помните, в любовном послании солнца к луне, приведенном в трактате Сеньора, также сказано, что свет родится в абсолютной тьме, когда Бог пошлет сына Своего. Затем идет описание события, которое можно было бы назвать усыновлением Христа Богом. Когда Св. Иоанн крестил Христа, отверзлись небеса, спустился голубь и с небес раздался глас глаголящий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в котором Мое благоволение». В тот миг стало ясно, что Христос — сын Бога.

Бог представлен здесь в женской ипостаси, в виде Мудрости Божьей, тогда как сына его представляет сам автор. Поэтому мы вправе говорить о повторении жизни Христа. Значит, архетипическая фигура, вторгшаяся в сознание автора, признала в нем своего сына. Автор становится сыном Мудрости Божьей, а затем, обобщая свой опыт, приходит к заключению, что это была смерть, вызванная женщиной и ею же изгнанная.

Официальная церковь усматривает здесь следующую аллегорию: женщиной, которая привела в мир смерть, была Ева, вкусившая райское яблоко, а женщиной, изгнавшей смерть, — Дева Мария. Она изгнала смерть, когда родила Христа. Итак, согласно патриархальной традиции, существуют две женщины: Ева, которая привела в мир смерть, и Дева Мария, которая изгнала смерть из мира. Наш текст необычен для XIII века, поскольку автор осмелился сказать, что та, которая привела в мир смерть, и та, которая смерть из мира изгнала, суть одна женщина. Ева и Мария — единое существо.

В тексте все настолько запутано, что понять автора очень трудно. Но такая форма изложения для него характерна. Он рассказывает о потрясающих вещах, но настолько прекрасным библейским языком, что невольно забываешь, что он говорит вещи для средневековья ужасные.

Я полагаю, что автор говорил это совершенно бессознательно. Образ бессознательного настолько овладел его психикой, что он вещал о компенсаторной истине, не вполне понимая всю чудовищность своего сообщения. Он просто рассказывает о своих переживаниях. Женщина, которую он принял за Мудрость Божью, убила его, а затем вернула к жизни. Поэтому автор называет ее женщиной, которая принесла смерть и затем возродила жизнь. Он поясняет эту мысль, пользуясь алхимической терминологии: «Отбери у него душу и затем верни ему душу, отбери губительную влагу и напитай ее естественной влагой. Так достигается, совершенство».

Словосочетание «извлечение души» (extractio animae) обозначает на языке алхимиков дистилляцию. При выпаривании химическое вещество приобретает парообразную форму, которая символизирует душу данного вещества. Если подвергнуть ее коагулированию или осаждению, она вернется в тело. Здесь также уместна и аналогия с влагой, ибо вредную влагу подвергают с помощью огня дистилляции, а затем в сосуд наливают влагу животворную.

Описание этого процесса приводится во многих алхимических трактатах. В частности, говорится о необходимости сжечь все дотла (зола — самая сухая субстанция на земле). Тому, кому доводилось заливать золу водой, известно, как много влаги она впитывает. Поэтому алхимики говорят о необходимости сжечь все дотла, чтобы быть уверенным в том, что вредная влага полностью испарилась из вещества. Затем золу поливают водой, чтобы она затвердела.

Заливая водой пылевидные частицы золы, мы питаем их живой влагой. Этот процесс соответствует аналитической работе, поскольку аналитик действительно удаляет вредную влагу, которая, выражаясь профессиональным языком, обозначает различные виды бессознательного, недоступные нашему пониманию бессознательные элементы, которые не позволяют человеку жить свободно. Мы ведь даже не знаем, в какой мере бессознательные предположения и чувства мешают нам жить. Роль бессознательных предположений более очевидна постороннему человеку, чем самому предполагающему субъекту. И если затронуть бессознательный элемент в душе другого человека, он скажет: «Но я полагал…», потому что это было для него всего лишь предположением.

Существует много людей, которые живут значительно ниже уровня своих духовных возможностей лишь потому, что считают себя ничтожествами. Они настолько уверены в своей никчемности, что даже не ставят под вопрос это предположение. Это настолько для них очевидно, что им и в голову не приходит обсудить этот вопрос с психоаналитиком, так как они считают, что здесь обсуждать нечего. Но сновидение может показать, что они в действительности думают, и тогда они испытывают изумление. Здесь проявилась пагубная влага, в их психологическую систему вкрался момент бессознательного, который у женщин принимает форму мнений анимуса или теневых влечений. Это настолько очевидно, что человек даже не думает об изгнании бессознательного, и поэтому задача анализа сновидений состоит в обнаружении таких элементов. В известном смысле человек испытывает потрясение, когда сознает, что другой человек придерживается иного мнения по вопросу, ответ на который всегда казался первому очевидным.

Мы привели одно из многих возможных толкований того, что может означать пагубное бессознательное. Бессознательное ощущение (или определенный способ мышления) это и есть та вредная влага, на которую мы не обращаем внимания. Цель психоаналитического процесса — выпарить вредную влагу. Сновидения позволяют локализовать проявление вредной влаги. Но если мы слишком долго задерживаемся на стадии анализа, мы проходим мимо весьма существенного момента в процессе, который необходимо вести в течение какого-то ограниченного времени, поскольку слишком длительный процесс лишает людей спонтанности.

Вероятно, всем аналитикам приходилось встречать людей, у которых этап анализа затянулся надолго и привел их к потере спонтанности. Прежде чем поприветствовать аналитика, они сообщают ему о том, что они спроецировали на него аниму. Они приходят к аналитику и сообщают, что они ненавидят одного господина и уверены в том, что это проекция тени. Но разве один человек не может просто испытывать неприязнь к другому? Затянувшийся процесс анализа приводит к возникновению второго невроза, который представляет собой довольно распространенную форму заболевания и с большим трудом поддается лечению. Поэтому второй невроз можно назвать второй фазой, возвращением к воде жизни, возвращением к спонтанности, возвращением к непосредственному, естественному образу жизни, при условии, что не забывается то, что удалось узнать на предыдущих этапах.

Если выбравшись из воды и обсохнув на солнышке, мы вновь прыгнем в воду, такой прыжок может закончиться неприятностями. Разумеется, можно просто погрузиться в прежнее состояние, но такое погружение не заслуживает похвалы. К прежнему состоянию необходимо вернуться, сохраняя опыт аналитического сознания, поддерживая контроль над анимой и тенью. Поэтому вторая фаза — это фаза сознательной спонтанности, в которой участвует сознание. Задача эта весьма непростая, поскольку намного легче продолжить анализ или постепенно погрузиться в прежнее состояние бессознательности.

Вопрос: Разве не аналитик повинен в том, что анализанд слишком долго задерживается на стадии анализа? По сути аналитик перегружает анализанда интерпретациями, не позволяя ему остаться наедине со своим процессом.

Доктор фон Франц: Я бы так не сказала. Избыточность интерпретаций, как мне кажется, способна усугубить ситуацию. Вообще говоря, мой опыт показывает, что такая избыточность не является единственной причиной аналитической перегрузки анализанда. Я знаю аналитиков, которые занимают абсолютно пассивную позицию и отличаются умением избегать вторжений в процесс. И все же их анализанды испытывают аналитическую перегрузку, потому что они (анализанды) сами перегружают себя анализом. То, что вначале играло положительную роль, а именно — потребность локализовать, обдумать и понять происходящее, воспринимается теперь как единственное спасение. Они отделались от проблемы размышления над ней. Рефлексия оказала вначале целительное воздействие, поэтому анализанды продолжают рефлективный процесс и упускают тот момент, когда уже необходимо остановиться.