Слово авторитета - Евгений Сухов

Здесь Иван Степанович Федосеев — кум. Уже не мальчишка с озорным взглядом, а крепкий мужчина, знающий себе цену и вкусивший в полной мере ядовитое яблоко власти.

Теперь можно было увидеть, что он склонен к полноте и вряд ли избегает хлебосольного стола с крепкой выпивкой. Обыкновенный русский мужик, привыкший получать все удовольствия одновременно — всегда готов и бабу поиметь, и пить до тех самых пор, пока в горло лезет. Как говорится, один раз живем!

Как это ни странно, но у начальства он был в почете. Дисциплинирован, организован, предан делу. Качества вполне уважаемые, что еще нужно для профессионального роста? Однако представление на очередное звание заворачивают уже в третий раз. Вот что значит служебное несоответствие в начале карьеры.

Личное дело Федосеева было очень пухлым, со множеством фотографий и с «комментариями» доброхотов, которые, как оказывается, наблюдали за ним не только во время службы, но и за ее пределами. А они утверждали о том, что кум никогда не терял связи со своими подопечными и его не однажды можно было встретить с ними в теплой компании.

Дружба вертухая с бывшими зэками всегда выглядит по меньшей мере очень странно. Остается предположить, что их объединял какой-то взаимный интерес. А вот какой именно, не мешало бы выяснить.

Возможно, приятельские отношения с бывшими подопечными — одна из основных причин отказа в присвоении очередного звания.

Оказывается, Иван Степанович Федосеев еще и сердцеед! В очередную зону он был переведен потому, что у него завязался роман с докторшей. Причем встречались они не где-нибудь за пределами лагеря, а прямо в тюремном лазарете.

Пикантность ситуации придавал тот факт, что женщина была женой начальника колонии.

Полковник Крылов невольно улыбнулся — сильный поступок, ничего не скажешь. Дело удалось замять, а все потому, что докторша стелилась не только под сослуживцев мужа, но даже под смазливых блатных, истосковавшихся без женской ласки. Полного служебного несоответствия он не получил лишь потому, что за время долгой службы обрел немало серьезных покровителей, которые с легкостью покрывали его мелкие грешки. А он же, в знак благодарности, организовывал им незабываемую охоту и рыбалку — как зафиксировано в деле, это было одно из самых сильных его достоинств.

Новым местом службы стал Барнаульский следственный изолятор.

Неистребимая тяга к женщинам проявилась и здесь — он был застукан одним из вертухаев в тюремном сортире, когда обучал юную зэчку премудростям орального секса. Пикантная ситуация не была предана огласке, а о недостойном поведении капитана в деле осталась лишь коротенькая записка бдительного очевидца.

Звание майора Федосеев получил в то время, когда иные его ровесники уже носили полковничьи погоны, а некоторые и вовсе выбились в генеральские чины.

Федосеев еще больше обрюзг, а чревоугодие отпечаталось на его лице в виде огромных синюшных мешков под самыми глазами. Он походил на нынешнего Ивана Степановича, с той лишь разницей, что выглядел чуток помоложе — Вот что, — наконец проговорил полковник Крылов, закрывая папку. — Картина более или менее вырисовывается. Для меня он представляется обыкновенным кумом, не брезгующим мелкими подношениями. Думается, в его жизни было немало неприятных эпизодов, не отображенных в деле, но о которых наверняка знают его сослуживцы и приятели. Их нужно поспрашивать. Но следует это сделать очень корректно, безо всякого нажима. Уточните список лиц, которые ближе всего находились к Федосееву. — Майор Усольцев быстро скользил кончиком карандаша по листу бумаги, лишь иной раз кивая в знак согласия. — И еще вот что, за Федосеевым следует установить наблюдение. Нужно послушать его телефонные разговоры, установить его личные контакты. Действовать следует крайне осмотрительно, потому что объект очень подготовленный и мгновенно почувствует малейший интерес к себе.

— Понял, товарищ полковник, — охотно отозвался Усольцев.

— Да, чуть не забыл, и за его бывшими коллегами неплохо было бы понаблюдать. Может, это что-то прояснит. Причем трое из них, насколько я помню, живут в Москве. Пенсионеры. Вопросы есть?

— Людей не хватает, товарищ полковник.

— Привлеките стажеров, пускай поработают.

— Так точно, товарищ полковник.

— Начните с этого Громова… Мне кажется, он очень любопытная личность.

— Хорошо, Геннадий Васильевич. Сегодня же поеду к нему и переговорю, — охотно отозвался Усольцев.

Подполковник запаса Леонид Несторович Громов проживал на окраине столицы в одноподъеэдной высотке. Расположенная на самой бровке оживленного шоссе, она чем-то напоминала караульную вышку, с которой отлично просматривались растущие новостройки.

У самого подъезда на лавочке, откинувшись на низенькую спинку, сидел немолодой человек и с прищуром провожал каждого проходящего. Казалось, он задался целью запомнить всех жителей нового микрорайона в лицо, и для этого в блоке памяти выделил соответствующую ячейку.

В мужчине Усольцев без труда узнал лейтенанта Громова, правда, довольно постаревшего.

— Можно? — улыбнувшись, спросил он, показывая взглядом на скамейку.

— Садись, — великодушно разрешил Громов, — не куплено.

Взгляд у Леонида Нестеровича был профессиональный и очень цепкий.

Обычно так смотрят постовые милиционеры, когда сверяют фотографию с оригиналом.

Уделив случайному соседу несколько секунд, Громов с показным безразличием отвернулся, невольно заставив майора улыбнуться. В действительности все было не так. Усольцев прекрасно осознавал, что уже занял место в одной из ячеек памяти бывшего кума.

Достав сигарету, закурил, отправляя струйку тонкого дыма в сторону.

— Как здоровьице, Леонид Несторович? — спросил негромко Усольцев. — Слышал я, что на почки жаловались?

— А-а, — без эмоций протянул Громов, едва бросив взгляд на соседа, — я вашего брата за версту чую. Есть что-то в лице такое.

Майор невольно усмехнулся:

— Вы, Леонид Несторович, так говорите, как будто сами не из милиции.

— Сейчас я на пенсии, — грубовато обрубил Громов. — Дело, что ли, ко мне какое имеется или бездельем маетесь?

Мужичок был колючий и очень непростой. Мимо прошел молодой мужчина лет тридцати, слегка кивнув сидевшим, проскочил в подъезд. Сразу было видно, что он чувствовал себя очень неуютно под строгим взглядом старика. Леонид Несторович держался так, словно по-прежнему находился на караульной вышке и зорко осматривал запретную зону.

— Этот тоже из наших, — кивнул он в сторону дверей, — капитан, за пьянку выгнали. — И, неожиданно потеплев, спросил:

— Так какое у тебя там ко мне дело? Колись!

— Закурить не хотите? — достал пачку сигарет Усольцев.

Громов хмыкнул:

— Это что, на допросах всегда, что ли, так?

— Помилуй боже! Какой допрос, — всерьез обиделся майор, — просто хочу о приятеле вашем старинном спросить.

Громов размял сигарету, небрежно отмахнулся от предложенной зажигалки и достал свою. Пыхнув первым дымком, сказал:

— Ну, так спрашивай.

— Вы Ивана Степановича Федосеева давно не видели?

— Ах, во-он вы о чем, — безрадостно протянул Громов. — Понимаю… Я знал, что до него рано или поздно доберутся. Что же он натворил?

— Ничего особенного, — неопределенно протянул Усольцев, — просто мы хотели получить о нем от вас кое-какую информацию. Все-таки вы с ним долгое время работали.

— Так я вам и поверил! — выдохнул Громов. — Ну да ладно, спрашивайте!

— Что он за человек?

— Даже не знаю, у того ли вы человека спрашиваете, как вас…

— Виктор Евгеньевич.

— …Виктор Евгеньевич. Не любил я его. А, следовательно, мой ответ попахивает субъективизмом. Ну что я могу сказать? Работу свою он знал прекрасно, этого у него не отберешь. Пропадал в колонии днями и ночами, как будто бы сам срок отбывал. Психолог был неплохой. Посмотрит на человека — и уже знает, на что тот способен. Любил, конечно, приворовывать. Не у своих. Боже упаси! — замахал руками Громов. — А вот у зэков мог тиснуть то, что плохо лежит. Он в колонию-то раньше меня пришел, о многих порядках я от него узнал…

— А в каких отношениях он был с заключенными? — перебил Усольцев — Блатные при нем жили припеваючи. И водочка у них была, и уколоться могли, и с бабой при желании могли весело провести время. Лишь бы деньжата водились. А хруст от денег там такой стоял, что и в солидном банке порой не услышишь. Вот я точно знаю, что Федосеев у них на довольствии состоял. Платили ему, может быть, по нынешним меркам, и немного, но на баб и выпивку ему всегда хватало.

— А что же он должен был делать?

— Сначала по мелочевке все. Но набегало по-крупному. Например, малявы на волю передать. Его же не шмонают! Он там сам за кума! С воли проносил наркоту, деньги. Со смотрящим колонии в корешах больших ходил и не стеснялся этого, вместе водку не раз жрали. — Громов неожиданно замолчал, с минуту он наблюдал за движением автомобилей на автостраде, затем продолжал так же беспристрастно: