Прикосновение - Анита Шрив

Сидни следовало знать, что ее ожидает, еще в фойе. Стены выкрашены в насыщенный кофейный цвет. На них водружены черно-белые фотографии фантастически уродливых фигур. Ей досталась угловая комната с шестью большими окнами. За окнами множество далеко выступающих завитков, как если бы Сидни разместили на верхнем этаже богато украшенного собора. Ей это напоминает Италию или Прагу, хотя есть что-то в высшей степени американское, пожалуй, даже федералистское, в основательном, мужском интерьере комнаты. Вдоль одной из стен кровать с темным пологом.

Сидни бродит по комнате, дотрагиваясь до мебели. В деревянном ящике лежат канцелярские принадлежности. Из ниши она выдвигает телевизор на кронштейне. Когда она его включает, раздавшиеся слова кажутся ей резкими и показными. Они звучат фальшиво.

Сидни звонит клерку в фойе.

— Никаких газет, — предупреждает она.

У нее есть камин, диван, кушетка цвета бронзы. Еще есть стул, черный с серым, такой же, как в фойе. Двери снабжены большими железными ручками. Сидни садится на кушетку и смотрит в пространство перед собой. Слишком многое ей предстоит переосмыслить.

В номере лежит меню. Сидни заказывает тарелку сыра. После яблока на завтрак она еще ничего не ела: не хотела, чтобы живот торчал под шелковым платьем. Как такое могло прийти в голову?

Сидни переодевается в гостиничный махровый халат, уронив платье на пол в ванной комнате. Сняв лифчик, Сидни обнаруживает в нем голубой платок. Впервые с того момента, как Джефф в плавках и спасательном жилете вошел в дом, она начинает плакать.

«Джули так старалась, — думает она, ощупывая квадратики. — Она вложила в это столько любви».

Сидни оставляет платье на полу. Пусть его заберет горничная. Возможно, она сама отдаст его горничной.

Сидни наполняет ванну водой и забирается в нее. Она обнаруживает, что, если не шевелиться, вода становится совершенно ровной и гладкой. Это умиротворяет.

Здесь нет волн, и никто на них не катается.

Поздно вечером, приняв ванну и съев сыр, Сидни звонит матери.

— Я тут, — говорит она.

— Где? — спрашивает мать с явным облегчением в голосе.

Сидни называет отель.

— Он очень шикарный, — добавляет она.

— Если он дорогой, пусть это тебя не волнует, — успокаивает мать. Нетипичная реакция. — Что случилось?

— Не знаю, — говорит Сидни. Сейчас она просто не в состоянии объяснять матери действия Джеффа.

— Я просто в шоке, — говорит мать. — Он всегда казался таким приятным молодым человеком. Я никогда бы не подумала, что он на такое способен.

— Я тоже, — отвечает Сидни.

— Что ты теперь будешь делать?

— Не знаю.

— Ты будешь ходить пешком, — предлагает мать.

Сидни кивает. Она думает о том, что это, быть может, самый ценный совет из всех, которые ей когда-либо давала мать.

— Можно ходить по магазинам. — Та тут же все портит.

— И что я буду покупать? — спрашивает Сидни.

Сидни кладет трубку. Разговор отнял у нее все силы. Она ненавидит телефон.

Она садится на кровать и ложится на спину, оставив ноги на полу. Некоторое время она смотрит на полог над кроватью и думает о том, чем в эту самую минуту может заниматься Джефф. Он все еще в доме на берегу? Или вернулся в свою квартиру в Кембридже? Или полетел в Париж? Может быть, он позвонил Виктории?

Сидни сбрасывает роскошный халат и заползает под шелковые черно-серые простыни. Натягивает на голову одеяло.

Звонит телефон, Сидни не хочет отвечать на звонок. В последнюю минуту она отбрасывает одеяло и снимает трубку.

— Мне так жаль, что это с тобой случилось, — говорит ее отец.

Сидни вспоминает еврейское слово. Beshert.

— Но ты же знаешь, что я всегда говорю, — продолжает отец.

— Что я никогда не унываю? — высказывает предположение Сидни.

В течение нескольких дней Сидни то уходит из отеля, то опять в него возвращается. Привратник кивает ей. Клерки за стойкой говорят «доброе утро» или «добрый вечер», но и только. Сидни это полностью устраивает.

Она не заботится о том, чтобы заряжать свой мобильный телефон.

Сидни подсчитывает, сколько денег осталось у нее на счету. На спускается на лифте вниз и договаривается о скидке с приятным молодым менеджером по имени Рик. Вместе они приходят к выводу, что она сможет находиться в отеле двадцать два дня. Это на один день дольше, чем несостоявшийся медовый месяц. Сидни решает, что будет рассматривать время, проведенное в Бостоне, как своего рода антимедовый месяц.

Сидни обнаруживает, что, если она ведет себя осторожно и не слишком часто выходит из своей комнаты, ей удается избежать ненужных воспоминаний о Джеффе или о его родителях. Хотя, если честно, они всегда с ней.

Это чувство похоже на то, которое она испытывала, когда умер Дэниел. Но тогда она не стремилась забыть Дэниела.

На другой стороне улицы жилой дом. Часами Сидни сидит на обитом шелком стуле и смотрит в окно. По движениям в окнах напротив она пытается представить себе живущих там людей. Это требует изрядной доли воображения, поскольку ей почти не за что зацепиться. Сидни приходится придумывать истории из жизни, чтобы как-то занять себя.

Иногда, сидя в столовой отеля или гуляя по улицам Бикон Хилл, Сидни пытается представить себе версию своей жизни, в которой она знает, что ожидает ее в будущем. Если бы, когда ей было восемнадцать лет и она только что окончила школу, ей сказали, что у нее будет муж, потом еще один, а третий оставит ее у алтаря, и все это к неполным тридцати годам… она протянула бы назад руку, чтобы нащупать стул и присесть? Или она была бы взволнована? Встревожена? Ей стало бы грустно? Захотела бы узнать почему?

Однажды, когда Сидни сидит в комнате, приходит горничная, чтобы убрать в номере. Она указывает на выключатель на стене, который Сидни заметила, но проигнорировала, поскольку не знала, для чего он.

— Это если вам необходимо уединение, — объясняет горничная. — Если его включить, за дверью загорится красная лампочка. Тогда вас никто не побеспокоит.

Сидни в изумлении качает головой.

Ей хотелось бы знать, понимает ли Джефф, что он с ней сделал. Возможно, понимает, потому что не звонит ей и не предпринимает дальнейших попыток объясниться. Когда Сидни думает о Джеффе, которого она толком и не знала, о мужчине, мысли которого часто блуждали неизвестно где, его предательство уже не кажется ей чем-то необъяснимым. Кто знает, что было у него на уме каждый раз, когда он смотрел вдаль? И все же, когда она вспоминает Джеффа, вкручивающего лампочку, Джеффа, сделавшего ей предложение, его поступок представляется ей чем-то немыслимым. А когда Сидни удается собраться с силами и представить себе человека, с которым она занималась любовью, его действия становятся и вовсе нелогичными.