Лучшее лето в её жизни - Лея Любомирская

В шесть одиннадцать сеньор Маурисиу Гонзага в белой рубашке в синюю полоску, черных трусах и черных носках заходит в кухню, неся в руке серые полушерстяные брюки, синий галстук в пупочку, как у «того парня с TVi», и газету «Мяч».

Дона Нела кладет на стол бумажную салфетку, на салфетку ставит тарелку с жареным яйцом – желток лопается и растекается по тарелке – и двумя кусками хлеба «Региональный» грубого помола с толстым слоем обезжиренного маргарина «Флора».

В шесть тринадцать сеньор Маурисиу Гонзага заканчивает завязывать синий галстук в пупочку, садится за стол, раскрывает газету «Мяч» и начинает неодобрительно хмыкать, довольно ухать и негодующе бубнить с набитым ртом.

Дона Нела боком присаживается на табуретку, плотнее закутывается в шаль и закрывает глаза.

В шесть двадцать сеньор Маурисиу Гонзага раздраженно откладывает газету «Мяч».

– Нела! – кричит он. – Ты опять уснула, женщина?! Где мой кофе?! Ты хочешь, чтобы я опоздал, чтобы меня уволили и тебе бы пришлось идти в уборщицы и посудомойки и крутиться целый день за пять евро в час?! Ты ЭТОГО хочешь?!

Дона Нела вскакивает с табуретки и ударяется бедром об угол стола.

– Ой! – говорит дона Нела, открывает глаза и засыпает в кофеварку кофе «Сикал», три евро двадцать за упаковку.

В шесть двадцать три дона Нела ставит на стол чашечку с надписью «Кофе „Дельта“» и кладет одноразовый пакетик сахара, похищенный накануне из кафе на углу.

В шесть тридцать, напившись кофе, сеньор Маурисиу Гонзага выходит на улицу и садится в потрепанный «фиат-уно» тысяча девятьсот восемьдесят девятого года выпуска.

Дона Нела в это время убирает со стола, моет посуду и кормит курицу Курицу.

В шесть сорок пять, сделав несколько кругов вокруг торгового центра «Арангеш», сеньор Маурисиу Гонзага паркует «фиат-уно» в трех кварталах от дома, выключает двигатель, надевает для конспирации темные очки и засыпает.

В семь пятнадцать мимо него проходит дона Нела, старательно глядя в другую сторону.

Дона Нела знает, что пять лет назад сеньора Маурисиу Гонзагу уволили по сокращению штатов с цементной фабрики «Сесил».

Вот уже пять лет дона Нела работает уборщицей и посудомойкой и крутится целый день за пять евро в час.

Каждый день сеньор Маурисиу Гонзага возвращается домой ровно в восемнадцать часов.

– Нела! – кричит он. – Ужин быстрее, женщина, я голодный как собака!

В восемнадцать ноль одну судорожно зевающая дона Нела накидывает шаль поверх домашнего платья в огурцах и идет на кухню, шлепая тапками и усилием воли открывая слипающиеся глаза.

«Не сегодня, – думают они хором. – Не сегодня».

Черная вдова

…да не ты, понимаешь, не ты, салат меня добил! и еще автобус. Ну как тебе объяснить, ты вот вспомни меня раньше, разве я бы с собой салат везла? В синей миске? Я бы просто купила коробку пирожных, большую такую, картонную коробку, а в ней – пирожные в два слоя, штук двадцать или двадцать пять, а в сумку бы сунула смену белья и зубную щетку, и презерватив еще. Да ни за чем, ни за чем, просто так, чтобы был. И сидела бы со всеми до конца, а не до пол-одиннадцатого. А потом не бежала бы, задыхаясь, на автобус, с грязной синей миской в пакете, а сняла бы комнату где-нибудь, где подешевле. Маленькую комнатку с умывальником в углу, двадцать евро за ночь плюс завтрак. Утром выпила бы кофе с молоком, ну и что, что дрянной, главное, не я бы его варила, а к кофе взяла бы круассан, растрепанный такой, и намазала бы его маслом и джемом, а не жарила бы, сонная, вам с Каролиной оладьи…

– Мама, папа, а ко мне в комнату пауки залезли, один большой, один маленький! Мама! Мама!!! Мам, пойдем покажу, какие пауки ко мне в комнату залезли!!! Ну мааааааам!

– Не мешай, заинька, мы с папой разговариваем! Иди пока поиграй.

– Дааааа, а там паукиииииии!!!

– А ты их не трогай, и они тебя не тронут.

– А они кусаются?

– Нет конечно.

– А ты точно знаешь? Пап, пауки кусаются? Папа? Пап?

– Ты ответишь ребенку или нет?!

– Перестань орать! Если не будешь к ним приставать, не кусаются. Иди, Каролина, иди, дай нам с мамой поговорить.

…не знаю, не знаю, о чем думала, может, и ни о чем, может, просто так сложилось, луна, может, ты помнишь, какая тогда была луна? и я не помню, но ведь какая-то была наверняка, приливы, там, отливы, козни лунного зайца, и еще, наверное, возраст, и подружки все, а ты когда, а ты когда, про маму я вообще молчу, ты ж знаешь, как она умеет многозначительно молчать, ну вот я и… Я без претензий, ты не думай, я знаю, что мне повезло, что ты лучший, что ты любишь, я все знаю, но это сильнее, ну пойми, ну прости…

– Мама, знаешь, что сделал большой паук? Он укусил маленького! Мама!!! Мамааааааааааааа!!!! Иди скорей, там большой паук укусил маленького!!! Мам, открой, я покажу, как большой паук… Мама, а что ты делаешь?! МАМА?!!!

Дела семейные

Рикарду Солпошту бесшумно закрыл входную дверь, снял ботинки вместе с носками и на цыпочках прокрался в спальню.

– Какая отличная была мысль положить ковролин! – пробубнил он, осторожно снимая брюки и складывая их так, чтобы не загремела мелочь в карманах.

Дона Тереза завозилась под одеялом и приподняла голову.

– Ты уже дома? – спросила она, не открывая глаз. – Который час?

– Полвторого. – Рикарду молниеносно стянул через голову нерасстегнутую рубашку и остался в одних трусах. – Я уже давно дома, просто в туалет ходил.

– Ага. – Дона Тереза снова уронила голову на подушку. – А когда ты пришел?

– Двенадцати не было. Просто будить не хотел. – Рикарду поцеловал жену в лоснящуюся от крема щеку, сморщился и утер губы. – Спи, заинька. Я только попью и тоже лягу.

Дона Тереза пробормотала что-то неразборчивое, повернулась на бок и натянула одеяло на голову. Рикарду вздохнул с облегчением, сунул босые ноги в разношенные тапки и, уже не таясь, пошлепал на кухню.

– Ты чего так поздно? – спросила дона Тереза, закладывая книгу очками и потягиваясь. – Я уже собиралась тебе звонить.

– Да эти испанские придурки, будь они неладны! – Рикарду снял темно-розовый галстук, повертел его в руках и кинул на комод. – Сдашь завтра в чистку? А то я пятно умудрился посадить.

– Положи в пакет в коридоре, там твои серые брюки и мое плааааааааа… – дона Тереза отчаянно зевнула, прикрывая рот ладошкой. – Извини. Очень спать хочется. Давай ты завтра расскажешь про придурков? А то сегодня я уже ничего не соображаю.

– Это что? – спросила дона Тереза нехорошим голосом, и Рикарду напрягся.

– Где?

– Вот ЭТО? – Дона Тереза сунула Рикарду под нос красную кружевную тряпочку. – Вот это – что такое?!

– Понятия не имею, – заявил Рикарду, протягивая руку к тряпочке. – Покажи!

Дона Тереза спрятала тряпочку за спину.

– Это трусы, – жестко сказала она. – Женские. Ношеные. У меня таких нет.

Рикарду ухмыльнулся.

– Ты из моего кармана достала, что ли? Это Гарсия и Валверде развлекаются.

– Кто такие Гарсия и Валверде?

– Ну эти! Испанские придурки! Я же тебе говорил! У нас от них весь офис стонет! Шефу в документы вчера прокладку положили!

– М-да… – Дона Тереза поджала было губы, но не выдержала и хихикнула. – И впрямь, придурки. Прокладка-то хоть была неиспользованная?

Рикарду открыл дверь и, не разуваясь, прошел на кухню. Дона Тереза в белом махровом халате и в тюрбане из полотенца резала пополам маленькие остро пахнущие апельсины.

– Семь часов, – сказала она ничего не выражающим голосом. – Ты бы хоть предупреждал, что задержишься до утра, я бы не нервничала.

– А ты и так не нервничала. – Рикарду уселся на широкую лавку некрашеного дерева. – Ты никогда не нервничаешь.

– Ну почему… – Дона Тереза включила в сеть соковыжималку и повернулась к Рикарду. – В чем это ты весь?! – удивилась она. – Шоколад, что ли, ел? А мне принес?

– Нет! – Рикарду постарался произнести это самым мерзким тоном, на который был способен. – Не принес!

Дона Тереза пожала плечами.

– Скупердяй, – констатировала она почти весело. – Сок будешь? Или тебе кофе?

Рикарду вскочил с лавки.

– Ты что?! – сипло спросил он. – Совсем дура?! Совсем ничего не понимаешь?!

– А что я должна понимать? – поинтересовалась дона Тереза и зажужжала соковыжималкой. – Что ты не ночевал дома и от этого у тебя сдают нервы?

– Да!!! – Рикарду неумело стукнул кулаком по столу. – У меня сдают нервы! От тебя! Прекрати жужжать!!! – взвизгнул он. – Я не могу разговаривать, когда ты жужжишь!!!

Дона Тереза выключила соковыжималку, вытерла руки о голубое кухонное полотенце и налила себе соку в высокий стакан.

– Оставить тебе половину? – спросила она, отпивая немного и облизывая губы.

Рикарду снова плюхнулся на лавку.

– Ты надо мной издеваешься! – проскулил он. – Другая бы уже давно меня выгнала, а ты делаешь вид, что ничего не понимаешь! Специально делаешь, чтобы я выглядел сволочью и сукиным сыном!