Боец тишины (СИ) - Стас Северский

Войцех… Никак он за немца не сойдет, на лице у него написано, что он – славянин. А я же не знаю,

насколько серьезно за поляков взялись. Решил перестраховаться и низко пригнуть ему голову –

словно он дрыхнет, голову на грудь уронив.

– Виноват, командир…

– Заткнись, Войцех!

– Виноват… Ветка хрустнула, и я…

– Войцех, вбей ты себе в голову, наконец, что стрелять надо после того, как цель определишь, –

точно определишь!

– Стрелять надо…

– Не надо стрелять! Придурок!

– А это не я, это – парашют…

– Придурок…

– Не открылся…

– Оно и видно! Был бы я твоим парашютом – тоже бы не открылся! Агнешку благодари – добрая

она!

– С запозданием открылся…

– Заткнись! Войцех, ведь не плохой ты солдат! Только тупой, как!.. Не знаю, как что… Не знаю

ничего тупее тебя, Войцех!

88

Остановился около госпиталя, подхватил здоровенного поляка и потащил, проклиная Степана

Петровича, заставившего меня вконец отощать, – тяжелый он, как… Не знаю, как что… Такой же

тяжелый, как и тупой!

Поймал врача, с неимоверной скоростью ткнул ему в лицо удостоверением и так же

стремительно спрятал документы.

– Мне нужен хороший хирург – срочно.

Ко мне вышел встревоженный врач, за ним явились санитары с носилками. Наконец, свалил

поляка с плеч.

– Агент тяжело ранен во время проведения секретной операции. Вы должны оказать нам

содействие, сохраняя секретность.

– Мы доставим его в ваш ведомственный госпиталь.

– Вы должны оказать ему помощь на месте и немедленно. Не должно быть регистрации и

официального оформления. Мы свяжемся с вашим руководством впоследствии. Вопросы есть?

Врач оторопело взирает на меня, а время идет. Я сурового свел брови, и он очнулся.

– Нет. Нет вопросов. Огнестрельные ранения! В операционную его!

Решил разъяснить положение дел доктору, проследовав за ним на подъемник.

– Я должен присутствовать на операции.

– Вам дальше нельзя.

– Я должен.

– Вам нельзя в операционную – вы не стерильны.

– Я пройду обработку и буду с ним – я обязан быть с ним.

Врач начал выставлять меня тверже, но и я на своем стал тверже настаивать.

– Я не пропущу вас дальше.

– Он будет жить?

– Он тяжело ранен. И кровопотеря…

– Он должен жить.

– Мы сделаем все, что сможем. Останьтесь здесь и ждите.

Хирург не оставил попытки отправить меня прочь. Только меня прогнать не так просто – я ему

еще не все разъяснил… не все, что должен объяснить ненароком, избавляясь и от тени подозрения.

Я дождался, когда Войцех заговорит. Хирург прислушался к чужой речи и напрягся.

– На каком языке он говорит?

Главное, – никогда не подавать вида, что что-то идет не так. Все должно выглядеть обычным…

– Он в совершенстве владеет несколькими языками. Вы должны знать, что люди, знающие чужие

языки, нередко говорят в бреду именно на – чужих языках.

Медсестра, старательно строящая мне глазки, кивнула в подтверждение моему заявлению.

– Да, я помню учительницу японского языка… После наркоза она какое-то время говорила только

на японском, и я совсем не понимала, что она пытается мне сказать. Мы часто сталкиваемся с

такими пациентами…

Хирург покачал головой в ответ на мою разящую наповал улыбку соблазнителя. Ему невдомек,

что у меня на такие улыбки рука набита… так же, как на выявление таких сестер, скучающих

порой на ответственной работе и пускающих в голову мысли, что тратят молодость попусту.

Позволил, наконец, хирургу себя выставить. Успокоился и остался ждать, не тревожась теперь об

объяснениях всех неудач Войцеха на воинской службе, изложенных на его языке.

Так… Наврал всем… Главное, – не наврать себе. Нельзя забывать ничего, надо вспоминать все.

Надо выстроить все в строгом строевом порядке. Так, кто обо мне что знает? Власти знают одного

Вольфа. Войцех – одного Яна. Крюгер знает и Вольфа, и Яна. Агнешка – знает всех, кого не знает

Игорь Иванович… и не знает никого, кто известен начальнику… только Яна. Пока мне удалось не

пересекать параллели личных дел и служебных… считай, удалось. Все задействованные имена,

лица и контакты – мои личные, страховочные. Ими обойтись и надо. Дальше мне нельзя Агнешку

заводить. Да и Игоря Ивановича в личные дела я посвящать не намерен. Никогда не думал, что

буду благодарен судьбе за жесткие уроки, приучившие меня страховку себе крепить тайно от всех –

и от своих, и от чужих.

89

После операции Войцеха отпускать не захотят, но я скажу, что должен забрать его в наш

госпиталь. Вашу ж… Как все сложно! Ему антибиотики колоть придется… перевязки делать. Но не

беда! Сложнее, что… Я внутри такой простой, а снаружи – такой сложный! Эх, Агнешка, –

видимость все… все вокруг. И сохнет по тебе никто иной, как – иллюзионист. Только достаю я не

кроликов из цилиндра, а информацию из людей.

Глава 50

Впихнул Войцеха в машину. В него столько крови вкачали, что даже на румянец хватило. У него

улучшение стремительное, хоть он и вялый еще. И не только ему легчает. Эх, отблагодарит меня

Агнешка. Верующие всегда склонны за падшие души заступаться и ничтожные жизни жалеть в

надежде их спасти.

А вообще здоровый он – Войцех. Такой же здоровый, как и тяжелый, как и тупой… Зря он из

армии ушел – вбили бы ему в голову порядок и применение полезное нашли бы. А может, мне его

обработать? А что, завербую, заплачу, дам задание, не затрагивая его гордости, – и будет работать

на нас, как миленький, не зная, что именно на нас работает. Агнешка ему подтвердит, что я из их

родной разведки. Она же как раз так думает.

Намеками, конечно, разведки коснусь. Одними намеками надежнее – не подкопаются люди и…

Люди больше без моих объяснений додумают, а главное – додумают то, что надо… что им надо и

что мне на руку. Мои намеки для них – наводки, а мои недомолвки – проводники для их вымыслов.

Для диверсии в их головах достаточно провести простую потаенную подготовку и проговорить

последнее пусковое слово-катализатор – тогда взрыв домыслов обеспечен! Мне им с такой

тактикой даже в мысли прокрадываться не нужно – они и без меня справятся. Стратегия у меня