Клятва воров - Мэри Э. Пирсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так понимаю, нам нужно поговорить.
Мое сердце ударилось о ребра. Он сделал это. Пакстон убедил короля. Он сказал, что передаст мне весточку через Олиз. Я видела, как они с королем сидели рядом во время ужина, беседуя, Монтегю потирал щеку в раздумье.
– Да, – тихо ответила я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что мы находимся на безопасном расстоянии от остальных. Времени вдаваться в подробности не было, поэтому я кратко изложила ей инструкции.
– Завтра утром ты будешь болеть. Рвота. Ты не сможешь сопровождать детей туда, куда мы идем. Ты скажешь королю, что они прекрасно справятся сами, если за ними присмотрит один из стражников. Будь убедительна. Как только мы уйдем, ты покинешь гостиницу и спрячешься. Для тебя здесь больше не будет безопасно. Может, у тебя есть кто-то, кому ты доверяешь, кто спрячет тебя?
Она кивнула.
– Хорошо. Тогда ты должна исчезнуть. И никому ничего не рассказывать.
От страха она прикрыла глаза.
– Я буду в безопасности, но что с детьми?
– Продолжай улыбаться, Олиз. Никогда не знаешь, кто смотрит, – предупредила я и рассмеялась, пытаясь сгладить впечатление, которое могло произвести ее пораженное выражение лица. – Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить их безопасность, но это будет нелегко.
– Они уже в опасности. Он ненавидит Белленджеров, – прошептала она сквозь улыбку. – Всех. Иногда замечаю, как он смотрит на детей. Выражение его лица пугает меня. Каждый день беспокоюсь, что он…
Она отступила назад, и от резкого движения из графина, который она держала, выплеснулось вино.
– В мой кабинет. – Я повернулась к королю. – Нам нужно кое-что обсудить. Сейчас же.
Он пошел прочь, не оглядываясь, зная, что я последую за ним.
Неужели предложение Пакстона не принято? Что-то пошло не так.
Глава двадцать девятая
Джейс
– Не надо, – прошептала Синове. – Даже не думай об этом.
Она поймала меня, когда я смотрел на гостиницу «Белленджер». Со стороны конюшни было видно одно освещенное окно. Там что-то происходило сегодня вечером. Какой-то прием. И я знал, что Кази там. Она теперь работает на короля. Это невозможно, но что-то удерживало ее там. Но что? Шантаж? Чем Монтегю угрожал ей?
– Трудно не делать этого, – ответил я. Трудно – не то слово. У меня все внутри клокотало, когда пытался придумать, как попасть в гостиницу, как вытащить Кази оттуда, а глаза болели, пока смотрел в то далекое окно в надежде увидеть хоть маленький проблеск ее присутствия. Она так близко, но я не мог до нее добраться. Уже перебрал сотню вариантов, но какое объяснение мог предложить торговец из Кбааки стражникам, расставленным у каждого входа? Поддельное приглашение на прием? Или удар в челюсть? Знала ли Кази вообще, что я жив?
Синове прислонилась к стене рядом со мной, ночь была такой черной, что я едва мог разглядеть девушку. Она вздохнула.
– Знаю, каково это – не иметь возможности помочь кому-то. Когда Кази пропала в тот первый день, я так хотела попасть в Дозор Тора, что готова была убить всех ваших жалких сторожевых псов и стражников тоже. Я могла бы, понимаешь? Всех их.
Синове бросалась из крайности в крайность. Сейчас она опять находилась на краю.
– Возможно, – ответил я. – Мои стражники неплохо стреляют.
– Неплохо? – Она фыркнула. – Впечатляет примерно так же, как наполовину построенный мост через реку.
– Тогда что тебя остановило?
– Рен. Она отговорила меня. Это не было частью плана. Она знала, что это мои эмоции. Мы с ней хорошо работаем вместе. Баланс, как говорит Кази. Мы контролируем друг друга.
– Так вот чем ты сейчас занимаешься? Пытаешься контролировать меня?
– Она – моя семья, патри. Она и Рен. Я не собираюсь терять ее потому, что ты хочешь убить свору собак.
Я зажмурился, благодарный, что она не видит меня в темноте. Я тоже не собираюсь ее терять.
Я оттолкнулся от стены. Забудь о приглашении на вечер. Мне нужна сила, и я знал, где ее взять.
– Алески не появится. Давай выбираться отсюда. – Следующей нашей задачей было возвращение спрятанного оружия и сумки с боеприпасами. Ждать было бессмысленно, но Синове протянула руку, чтобы остановить меня.
– Прямо сейчас? Нам нужен отдых, патри, а Рен уже готовит еду, не говоря уже, что шатание по улицам среди ночи привлечет внимание.
– Мы можем поесть по дороге. И я знаю обходные пути…
– Улицы. Сначала нам нужно пройти через эти проклятые улицы, где на каждом углу солдаты. Что скажешь, когда тебя спросят, куда ты идешь в такой час? Не можешь…
Дверь конюшни распахнулась, и золотистый свет разлился по переулку. Это была Рен. Выражение ее лица заставило меня и Синове выхватить оружие.
– У нас проблема, – подтвердила она.
Я шагнул вперед и заглянул в дверной проем. За Рен стоял Алески – и он привел с собой компанию.
– Мне жаль, патри, – сказал Алески. – У меня не оставалось выбора. Я должен был сообщить им.
Глава тридцатая
Кази
Нетерпение или гнев я услышала в его голосе? Я уже приготовила ответ, но как только за королем закрылась дверь в комнату, он повернулся и сказал совсем не то, что ожидала.
– Ты солгала мне сегодня вечером.
Я растерялась, и мои мысли метались, пока пыталась понять, какую ошибку совершила. Почти все было ложью.
– Не знаю, что…
– Ты утверждала, что была поглощена едой, но это Зейн занимал твои мысли. Ты ненавидишь его. Почему?
Зейн. При одном упоминании его имени у меня по коже побежали мурашки.
Я покачала головой и отвернулась, но в два шага король оказался рядом и взял меня за руку, но отнюдь не угрожающе.
– Скажи мне, – тихо сказал он.
Не могла раскрыть всю глубину своего отвращения к Зейну или причины, по которым его ненавидела. Джейс был первым и единственным человеком, с которым поделилась всеми уродливыми подробностями, и даже тогда это было больно. Также я заключила сделку с Зейном. Пустое соглашение о молчании, но ради слабой надежды – я не могла его нарушить.
– Ничего личного, – ответила я.
– Значит, из-за Превизи? Я был свидетелем твоей тирады против них на бирже – как раз перед тем, как ты ударила патри. Почему ты их ненавидишь?
– Нужна ли причина? Они нарушают законы.
– И все же когда-то ты была талантливой воровкой.
– Воровка, которая помнит, как голодала на улицах Венды. Превизианцы никогда не относились к таким, как я, по-доброму или с малейшей долей сострадания. – Здесь мне не приходилось врать. Каждое слово было правдой. –
