Дурная слава - Фридрих Незнанский

— Ну… — Гоголев весь обратился во внимание. — Отчего именно вам такая честь?

— А это благодаря полковому доктору Стрельцову. У него родственник какой-то в Москве сидел. Может, посодействовал, чтобы именно нашему эскулапу доверили такое ответственное задание.

— И чего дальше?

— Дальше составили план испытаний: в воздух поднимаются несколько бортов — одно звено, с земли идут команды, экипаж выполняет. Мне, командиру эскадрильи, было приказано оставаться на земле. Взлетели ребята, направлен на них этот самый излучатель. И с экипажами начало твориться что-то невообразимое. Потеря ориентации, какие-то беспорядочные движения в воздухе… Я даю команды, по ответам старшего по группе чувствую: у парня крыша съехала напрочь — полная потеря способности логически мыслить. А ученые все записывают, фиксируют. Я кричу, что испытания следует прекратить, что есть прямая угроза жизни людей: они там в небе чуть друга на друга не натыкаются… А ведь все летчики первого класса. Просто бред какой-то. Генерал гэбэшный, что руководил экспериментом — так это у них, понимаешь, называется, — приказал выдворить меня с командного пункта на гауптвахту… Потом, как я узнал, старшему по группе была дана команда таранить своего ведомого…

— И что?

— Что… — Туманов тяжело вздохнул, опрокинул стопку. — Шесть трупов.

— Ничего себе, — присвистнул Гоголев. — Как же это? В наше время… Дикость какая! И что потом?

— Потом в полку просто бунт поднялся: лично я заявил, что на своей эскадрилье испытывать эту заразу не дам! Шесть парней полегло, это в мирное время! Ну генералы посовещались, поорали, всем сестрам по матюгам пораздавали… Лично меня гэбэшный генерал обещался расстрелять, перед тем как под трибунал отдать… Другие притихли, испытания продолжили. Правда, снизили, так сказать, мощность излучения. Стали выпускать самолеты по одному. Больше смертей не было. Но отработали они все, что им нужно было: дозу, время воздействия, расстояние. Каждый прибор проверили.

— Их что, несколько было?

— Шесть. Причем разной формы. Одни в виде каркаса, этакой рамки металлической, брезентом обтянутой, в середине которой и был прикреплен радиоизлучатель. Были в виде металлической антенны. Был еще прибор-капсула, в которую закладывали химиопрепараты, а затем подключали ее к генератору. Но эту часть испытаний уже на земле проводили.

— А вообще зачем в воздухе испытывали?

— В том числе дальность действия проверяли. Оказалось, до пятидесяти километров, представляешь? Основной результат: возможность управлять сознанием людей, подчинять их своей воле.

— Неслабое оружие! — оценил Гоголев. — И что дальше? Под трибунал тебя, как я понимаю, не отдали.

— Случай помог. Тут как раз случился переворот, ГКЧП на нас свалилось. Генералы подхватились и ринулись в Москву. Может, возникла идея применить это оружие там, на массах людей, что вышли на улицы.

— Так, может, и применили, — задумчиво произнес Гоголев. — Хотя тогда расклад другой бы был…

— Кто его знает… Так или иначе, обо мне забыли. Да и то — что со мной делать-то? Под расстрел не отдашь — не те времена, а дальше Крайнего Севера не сошлешь… К чему я все это рассказываю… Через пару недель сообщение из Москвы: мол, один из излучателей пропал. Паковались товарищи в спешке… Короче, хватились медики уже в своей секретной лаборатории, когда добро распаковали. И подняли кипиш.

— И что? Нашли?

— Нет, не нашли. Пропал излучатель.

— Как же так? А служебное расследование? Должна была комиссия к вам приехать, перешерстить там у вас все сверху донизу, отодрать вас, понимаешь, как Сидоровых коз…

— Должна была. Да только в это время как раз развал Союза грянул, формирование новых ведомств… Каждому генералу нужно было свою задницу пристраивать. Так все и заглохло. Да что ты, не помнишь те времена? Танки пропадали, зенитные орудия…

— Это так… — Гоголев задумчиво смотрел в окно. — Господи, чего только не творили отцы-командиры наши… И зачем? Ладно, наливай, а то уйду! — пошутил Гоголев.

— Это запросто!

Туманов вынул из холодильника холодную, непочатую бутылку.

— Это, как говорится, под горячее.

— А что у нас на горячее?

— На выбор: форель, запеченная в фольге, шашлыки по-карски, пельмени из медвежатины.

— Нехило! Откуда такие яства?

— Заказали в местном ресторане.

— Хорошо ты, я вижу, пристроился в своей фирме компьютерной…

— На шашлык хватает. Так что жрать-то будем?

— Я, пожалуй, пельмени, — решил Гоголев.

— И по шашлычку? — подмигнул Туманов.

— Ох-хо… Обжорство — тяжкий грех, между прочим!

— Там мы ж изредка. И кто без греха? — снова подмигнул ему Виктор.

Глава 25

ПОНЕДЕЛЬНИК НАЧИНАЕТСЯ В СУББОТУ

После того как внушительная миска вкуснейших пельменей была опустошена, а бутылка ополовинена, разговор о психотропном оружии возобновился.

— Зачем гэбистам такое вооружение? Чтобы из своего народа быдло делать? — произнес Гоголев.

— Как говорится, хороший вопрос. Можно сказать, риторический. Я потом исхитрился прочесть отчет об испытаниях, который Стрельцов должен был отправить в Москву. Им нужно было отдаленный эффект отследить, продолжительность воздействия, его обратимость, так сказать. Из отчета следовало, что действие излучения таково: сначала неясный дискомфорт, потом резкая потеря памяти, вплоть до того, что имя свое забывали, потом полная пассивность, подчинение самым нелепым и даже опасным для жизни приказам. Что говорить, если один экипаж протаранил другой…

Представляешь перспективы? Действительно, можно целым народом управлять. Или теми, кто у власти. Поставили излучатель, скажем, в кабинете президента — и вперед, пой пташечка, нашу песенку…

— Так ведь прибор этот инвалидов, поди, из людей делает? А инвалидность-то не скроешь. Вообще-то, помнится, бывший руководитель в конце своего правления именно так и выглядел: маразматик чистейшей воды. А сейчас как огурчик. Смотришь на него по телику и диву даешься, словно живой воды испил.

— Если вовремя прекратить воздействие, нарушения обратимы. Через некоторое время после испытаний у ребят все восстановилось: и память вернулась, и голова заработала как надо. Они, как при памяти стали, об ощущениях своих рассказывали. Мол, и миражи какие-то видели, и голоса слышали, а ничего не соображали. Где находятся, что делают — ничего не понимали. И еще — полная пассивность. Бери меня голыми руками и делай что хочешь. Это здоровые мужики, офицеры, многие из них Афган прошли, крепкие орешки, так сказать. А чувствовали себя под этими пси-лучами как детсадовские несмышленыши. Но слава богу, очухались. Хотя, если воздействовать на психику постоянно… Черт его знает…

— Нормальная история. Как потом дослуживалось?

— Конечно, все мы тогда пережили психологический шок. Все, кроме доктора Стрельцова. Он очень гордился тем, что полк стал, так сказать, пионером на пути внедрения столь замечательного оружия. Его тогда наградили даже, несмотря на человеческие жертвы и пропажу. С нас, конечно, взяли расписку о неразглашении. А вскоре полк расформировали. Ну вот, я более десяти лет молчал. А сейчас, по прошествии времени и в связи с текущим моментом решил душу облегчить. Где-то пропавший экземпляр существует!

— Так ты думаешь, что полковой доктор Стрельцов мог стибрить такую штуковину?

— Why not? Почему нет?

— А чего же ты душу не облегчил перед Бобровниковым-внуком? Ему это было бы интереснее послушать.

— Так он же из ФСБ. Откуда я знаю, чем он там занимается? Мужик-то вроде приличный, но все они на вид приличные. Что он пятнадцать лет за границей делал? Не семечки же щелкал.

Виктор лукавил. На самом деле он кое-что поведал Игорю. Просто начальнику угрозыска было сподручнее возбудить дело, чем инициировать расследование только что вернувшемуся из-за бугра Бобровникову.

— Ну хорошо. А как твой рассказ пришить к клинике? Кто-нибудь там этот излучатель видел?

— Нет, конечно. Но если возбудить уголовное дело по факту гибели стариков, можно в рамках следственных действий прошерстить это заведение…

— На каком основании дело-то возбуждать? Старушка померла? Так это врачебная ошибка, так они и скажут. И будут на твою невесту говно лопатами валить. Это же надо такую неблагополучную барышню выбрать! Нет бы спокойную домохозяйку подыскать!

— Скучно с ними, — вздохнул Туманов.

— Ага! А с этой весело будет! Вот обратится младший Бобровников в органы по поводу безвременной кончины бабули, и начнут твою невестушку полоскать… мало не покажется.

— Есть доказательства ее невиновности.

— Это радует. Значит, есть надежда, что медовый месяц вы с ней не в Крестах проведете.

— А он по поводу деда-академика заяву подаст. Придет к тебе в понедельник и подаст. Почему старик изменил завещание аккурат накануне смерти?