Переводчик - И. Евстигней

Ещё в списке оставалось два десятка имён из тех, кого профессор навестил в округе Танжера. Всего же в ИДАРе он встретился более чем с тремя сотнями человек, но у нас с Шахом уже не было времени. Через полтора дня мы должны были покинуть страну, а задерживаться здесь так же незаконно, как мы сюда проникли, не хотелось – Кьёнг уже вернулся в Поднебесную, да и кто знает, сработают ли его связи во второй раз? Я считал, что судьбу искушать не стоило.

На улице быстро темнело. Когда прохожие за окном превратились в расплывчатые синие тени, Шах сгрёб с огромного блюда остатки кус-куса и выжидающе посмотрел на меня. Я повертел в руках мятый список.

– К остальным пойдём завтра.

– Yes! – воскликнул Шах на америколе… ну-ну, готовится к предстоящей поездке в Имперские Штаты?., и тут же встрепенулся. – Слушай, меня наверняка девчонки в гостинице уже заждались. Пошли быстрей.

Я расплатился с хозяином чайной и обречённо побрёл вслед за своим напарником, на чём свет стоит, кляня себя за глупость и альтруизм. Кто мне скажет, какого вообще чёрта я потащил за собой этого незнакомого, да ещё и, как оказалось, ненастоящего психа?!..

С Шахом и его пышнотелыми подружками я попрощался у дверей его номера.

– Заходи, если вдруг заскучаешь, – щедро предложил он.

Я с сомнением покачал головой.

– Спасибо, но вряд ли.

В номере было темно и душно. Не зажигая света, я распахнул оба окна, но это помогло мало. Я расстелил на скрипучем деревянном полу тонкое покрывало, сверху положил простыню и лёг. Но уснуть так и не смог. В голове назойливой стаей стервятников вертелась куча вопросов и, как назло, ни одного ответа. Что там говорил обо мне Шах? Что меня кто-то ведёт и всячески помогает? Возможно, со стороны и создавалось такое впечатление, но лично мне казалось, что я бреду в полной темноте, заходя в первую же попавшуюся дверь, которую мне удаётся найти на ощупь, и что, любое решение, какое бы я не принял, в конечном итоге всегда оказывается неверным.

Если хочешь что-то получить, не проси невозможного, вспомнилась мне старая арабская пословица. Только вот как узнать, что считать возможным, а что нет? И кого брать за точку отсчёта – самого себя? Или того, у кого просишь… самого бога?

Поворочавшись на полу ещё с час, я встал, натянул на себя футболку и джинсы и вышел из номера. Снизу из гостиничной харчевни доносился приглушённый шум и обрывки протяжной песни. В узком коридоре под моими ногами прошмыгнула пара котов, сверкнув на меня круглыми фарами-глазами. Я проводил их взглядом и постучал в дверь соседнего номера…

Следующее утро было омерзительным. Я с трудом разлепил глаза, выпростал руку из-под влажной от пота простыни и поднёс к глазам часы.

– Чёрт, чёрт! Два часа дня!

Я подскочил на кровати. Наших магрибских "гейш" в номере уже не было, вероятно, отправились домой выспаться и подготовиться к очередной трудовой ночи. Шах мирно посапывал, блаженно растянувшись на широкой кушетке у окна. Не одеваясь, как был замотанный в простыню, я прошмыгнул в свой номер. Вода в душе была противно-тёплой и не принесла облегчения ни голове, ни телу – затуманенное гормонами сознание упрямо отказывалось концентрироваться на чём бы то ни было. Я сунул в карман планшетник, проверил, на месте ли список, и зашёл к Шаху.

– Шах, я пошёл. Попробую встретиться ещё с несколькими людьми. А ты отдыхай. До вечера!

– Нет! – Шах буквально взвился на кушетке, так что от неожиданности я едва не отскочил в сторону. – Я пойду с тобой!

Прыгая на одной ноге, он стал торопливо натягивать джинсы на потное тело.

– Я пойду с тобой, – ещё раз повторил он.

– Но зачем? – удивлённо поинтересовался я. – Ты можешь заняться своими делами. Отдохнуть, спокойно побродить по городу…

– Нет, – упрямо повторил он, наконец-то справившись с джинсами и теперь борясь с футболкой. – Я не хочу оставаться один.

– Почему?

– Не хочу и всё, понятно? – Шах явно злился. Чего это он? Недоволен тем, что выдал свою слабость невольным порывом? – Я готов, идём.

Все оставшиеся адреса мы бы обойти всё равно не успели, поэтому в харчевне я развернул список, аккуратно разорвал его на полоски, перемешал и вытянул одну.

– Салем Аль-Азиф, – прочитал я. – К нему-то мы и пойдём.

Мы стояли в узком колодце улицы перед двухэтажным домом с облупленной белой штукатуркой. Высокая арка двери была обрамлена роскошной мозаичной рамой, где по глубокому синему фону вились изумрудные плети плюща с золотыми прожилками. «Книжная лавка Аль-Азифа» гласила витиеватая арабеска над входом.

– Нам сюда, – я толкнул тяжёлую дверь. Лавка приветствовала нас прохладной полутьмой и мелодичным звоном медных дверных колокольцев, но навстречу нам никто не вышел.

Я ошарашено огляделся, не веря своим глазам. Мы словно вдруг очутились в древней арабской сказке. Вдоль стен, поднимаясь ввысь до самого потолка, громоздились разномастные полки из потемневшего от старости дерева, а на них плотными рядами стояли книги, книги, книги… древние тома в тёмных кожаных переплетах, дорогие, инкрустированные драгоценными камнями и мозаикой издания священных текстов, простенькие дешёвые книжонки времен "демократического перехода", современная прагматичная литература без изысков… По правую и по левую руку от нас стояло два массивных письменных стола на изогнутых резных ножках, похожие на застывших кутрубов[25], на которых тоже возвышались горы книг. А в центре лавки росло дерево… да-да, самое настоящее оливковое дерево с кряжистым витым стволом. Я проскользил взглядом по стволу и поднял голову вверх. В крыше дома была пробита неровная дыра, и серебристый, словно подернутый лёгкой песчаной пылью плюмаж кроны устремлялся туда, ввысь, где на ослепительно лазоревом небе жарил безжалостный очаг солнца. Пробивавшиеся сквозь узорчатую листву лучи играли на золотых обрезах книг, струились через цветастые стеклянные абажуры ламп, раскрашивая всё помещение, столы, пол и даже сам воздух пёстрым радужным многоцветьем, так что казалось, что мы попали внутрь калейдоскопа.

Здесь не было времени, не было шумящей за окном толпы, не было ни истории, ни войн, ни человеческих страстей, словно все слои бытия и все потоки времён слились воедино и растворились в безбрежном океане вечности. Мне захотелось взять толстую книгу с пожелтевшими от времени страницами, забиться в огромное мягкое кресло, стоявшее тут же, в углу, под увитой нитями цветного бисера лампой, и забыть обо всем, уйти, сбежать, провалиться в другой, выдуманный, сказочный мир…

Я подошёл к столу, бережно пробежался пальцами по корешкам книг и вытащил наугад увесистый том. Раскрыл его посредине. Стихи…

Равная мера воды и набора ножей…Два перехода до смерти,Чуть меньше до жизни…Если умеешь любить, говори поскорей,Если не веришь – не жди.А восток – афоризмы…Мерою мудрости мерил и каплею Жил,Пересчитав все песчинки, и многое понял…Я был бы рад,Но я так далеко уходил,Что позабыл как ветра под-над дюною стонут…[26]

Изящные буквенные изгибы и петли то наплывали друг на друга, то расходились в стороны, поражая плавностью лигатур, сплетаясь в причудливое каллиграфическое прядево сульса[27], слова стиха текли прямо в сердце подобно сладчайшему мёду. Наркотическое заклятье с меня было снято – я впервые читал арабский стих, не впадая в туманное забытьё – и я был благодарен судьбе за то, что она позволила мне испытать это наслаждение. Я вчитывался в древние строки, и все мои поступки и решения, выбранные наугад из корзины сомнений подобно тому, как вытаскивают шарик из лотерейного барабана, все мои мысли, воздвигнутые на шатком фундаменте домыслов и мечтаний, всё вдруг начало обретать смысл. Я бережно переворачивал тонкие страницы, снова и снова вчитываясь в ажурную арабицу строк. Кто и за какие грехи закрыл нам доступ к этим бесценным сокровищам, превратив их в сладкий, погружающий в безумие яд? И кто и почему подарил мне совершенное противоядие?

Лёгкий шорох за спиной заставил меня вздрогнуть. Я резко обернулся и увидел рядом с собой Шаха. Тот тихо подошёл сзади и через моё плечо внимательно вглядывался в раскрытую книгу.

– Нет, Шах, нет! – закричал я, судорожно захлопывая старинный том. – Не надо, Шах!

Но уже было поздно. Его взгляд затуманился, и он начал медленно оседать на пол, залитый калейдоскопной мозаикой света.

– … как же это хорошо, верно?.. – счастливым голосом прошептал он и обмяк.

Чёрт, чёрт! Как же я не уследил! Наверное, он подумал, что, раз я так спокойно читаю эту книгу, значит, она безопасна и для него! Или, может быть, он подошёл специально. Кто знает? Дела-то это не меняет – теперь у меня на руках мой приятель в полной отключке, которая, неизвестно, сколько продлится. И неизвестно, как отреагирует на это хозяин лавки…