Все пули мимо - Виталий Забирко

Поинтересовался я у Сашка, где Пупсика с лечилой разместили, да что моя жёнушка новоявленная поделывает. Насчёт Пупсика он более-менее складно доложил, что его устроили в одном из домиков для гостей. А вот когда Сашок вопрос об Алиске услыхал, передёрнуло его всего, как припадочного. Во, блин, не думал, что у него нервы есть! Впрочем, Сашок всё же справился с собой и, хоть не очень вразумительно, но и этот вопрос осветил. Мол, дрыхнет Алиска в своей спальне без задних ног, а Женечка с Валентином при ней дежурят.

Однако потом вперился Сашок в меня взглядом странным и спрашивает вполне осмысленно:

— Слушай, Борис, одного понять не могу, когда это вы с Алиской поженились?

— Когда, когда… — улыбаюсь наигранно, смущение изображая, затем заговорщицки подмигиваю и объясняю: — А в тайне мы от всех свадьбу нашу держали. Не хотели до поры до времени афишировать. Хозяин, сам знаешь, крут в этом отношении был.

Что удивительно, но чушь подобную Сашок за чистую монету принимает. Расцветает розой майской, глаза из оловянных нормальными делаются, вздыхает облегчённо.

— Ну ты и жук! — головой качает.

— Ладно, — вроде конфужусь я, плечами передёргиваю, — чего это мы под утро тары-бары развели? Спать хочу. Где тут у Бонзы его апартамент спальный?

Повёл меня Сашок на второй этаж, дверь в коридоре крайнюю распахнул, показывает. Да уж, любил покойничек комфорт! Стены и потолок зеркальные, на полу ковёр толстенный, будто газон нестриженый, в котором ноги по щиколотку утопают, а кровать такая обширная, что на ней с превеликим удовольствием можно баталию одновременно с пятью девицами вести и на пол не сверзиться.

— Спасибо, — киваю Сашку. — Спокойной ночи.

Пытаюсь дверь за собой закрыть, ан не получается! Застыл Сашок в дверях железобетонно, и опять у него глаза неподвижные, что две плошки.

— А как так получилось, — спрашивает голосом отстранённым, — что о твоей тайной женитьбе все знают, а я нет?

Ох, и беда мне с этими умниками! Дошла до него наконец вся несуразица.

Вздыхаю я тяжко и говорю напрямую:

— Не бери в голову. Мой тебе совет: выкушай сейчас литру водки и ложись спать. Утро вечера мудренее. Поверь, всё образуется.

Наутро мне официант, весь из себя по случаю траура смурной, завтрак прямо в постель подал. Неплохой завтрак — кофе там, тосты поджаренные хрустящие, фрукты… Однако я умял всё это без всякого удовольствия. Во-первых, уступает завтрак стряпне Пупсика — тот ведь специально на мой вкус индивидуальный готовил, а во-вторых, аппетит присутствие официанта портит. Стоит он у кровати с лицом скорбным и вздыхает поминутно, что корова. То ли соболезнование по поводу безвременной кончины моего «папаньки» чрезмерно выказывает, то ли просто жрать хочет и весьма сожалеет, что я ему трапезу разделить не предлагаю. А вот это уж фигушки! Не та он персона для меня теперь, да и голоден я — почти сутки маковой росинки во рту не было.

Так он, несолоно хлебавши, с пустым подносом и ушёл. А я встал, разыскал за дверью зеркальной ванную комнату, побрился, умылся, оделся и первым делом Пупсика навестил.

Только дверь гостевого домика за мной хлопнула, как тут же в прихожей благоверная лечилы нарисовывается, бельишком своим совковским светит.

— Доброе утро, Борис Макарович, — начинает тараторить. — Ой, спасибо вам большое, что приютили нас бедолашных… Как мы вам благодарны за ласку вашу… Вы для нас… — и всё такое прочее, что балаболка, несёт, остановиться не может.

Стою я, молчу, а сам жёлчью наливаюсь. Угораздило меня с три короба вчера лечиле наобещать — так что мне теперь, каждый день суждено его супружницу видеть и выслушивать?!

К счастью, на монолог её бесконечный в дверях лечила заспанный появляется.

— Доброе утро, — лыбится подобострастно, но за испражнениями словесными супруги его и не слышно.

Киваю я мрачно и вопрошаю грозно:

— Я кого врачом к парню моему нанял?

Словесный понос бабы зловредной враз обрывается.

— Меня… — лепечет лечила. Явно не соображает, к чему клоню.

— Тогда, если хочешь здесь остаться, сделай так, чтобы половина твоя разлюбезная больше мне на глаза не попадалась, тем более в таком виде! — гаркаю я.

Ей бы в цирке в иллюзионе каком выступать. Сгинула с глаз долой, будто её и не было. Но, чувствую, за дверью притаилась, подслушивает. Вот уж, право, нет существа вреднее бабы.

— Как там мой парень? — спрашиваю лечилу, тон понижая.

— В коме, — вздыхает сочувственно лечила. — Но, что поразительно, никаких следов ожогов на теле нет. Видно вовремя его пожарники вытащили.

Ну, это мне понятно. Сам в своё время наблюдал. Хотя в такой сложной переделке Пупсик со мной впервые очутился.

— Где он?

Лечила молча рукой на одну из дверей указывает. Заходим в комнату, на кровати мой пацан, скукожившись, лежит, дышит тяжко, постанывает, кулачками пустыми друг о дружку трёт. Не хватило ему, видать, лекарств…

— В чувство его можно привести?

— Нежелательно, — возражает лечила. — После такого потрясения пациенту лучше выспаться. Я бы даже рекомендовал снотворное дополнительно ввести, чтобы сутки-двое не просыпался. Лучшего лечения, чем сон, для перевозбуждённой психики нет.

Ни фига себе, сутки-двое, он мне сейчас край как нужен! Впрочем, одёргиваю себя, нечего события форсировать. Когда электромотор перегревается, летит обмотка, и тогда проще новый мотор купить, чем старый восстановить. А Пупсика, если дракон его схавает, никто не восстановит…

— Никаких снотворных! — обрезаю жёстко. — И вообще, никаких принудительных действий. Пусть спит, сколько организм его требует. А как проснётся, меня срочно по телефону вызовешь.

— Ему бы успокоительное ввести да обезболивающее, — осторожненько не соглашается лечила, пульс Пупсика щупая.

— Хорошо, — киваю. — Лекарства есть?

— Откуда?

— Тогда пиши рецепты, только те же, что и в прошлый раз выписывал.

Пока он каракули выводил, я по телефону с Оторвилой связался, а затем названия лекарств продиктовал.

— …И чтоб в момент на «фазенду» доставил. Одна нога там, другая здесь! — заканчиваю с ним разговор.

— Ну, а теперь с тобой все вопросы решим, — говорю лечиле. — Я тебе машину обещал?

Мнётся лечила, неудобно ему будто.

— «Вольва», на которой ты сегодня ночью колесил, твоя, — благодушествую.

Шалеет лечила, словно кто обухом его по голове огрел. Слова сказать от счастья негаданного не может, только подбородком трясёт да веками хлопает.

— Жить здесь будешь, чтоб всегда под рукой был. Ну и, — оглядываю критически его костюмчик спортивный с чужого плеча, — одеться тебе прилично нужно. Пусть жена составит список на вас обоих — ей виднее.