Карьера Никодима Дызмы - Тадеуш Доленга-Мостович

— Пойду пешком. Отсюда недалеко, — сказал он шоферу.

Нина хотела уже нажать кнопку звонка, но Дызма схватил ее «а руку.

— Нет, Ниночка, пойдем ко мне.

— Нет, я не пойду к тебе.

— Ты должна пойти ко мне!

— Но это невозможно! Что подумает тетя?

— Пусть думает, что ей угодно. Что тебе до этого?

— Нет, нет! — упорствовала Нина.

— На полчасика, на минуту, — просил он. — Разве тыне любишь меня?

Нина прижалась к нему и прошептала:

— Хорошо, но не сегодня.

— Сегодня.

— Нет. Завтра. Скажем, что пошли в кино.

На лице у Дызмы изобразилась досада, он собрался было настаивать, но Нина позвонила, и под аркой ворот послышались шаги дворника.

Нина торопливо поцеловала Дызму и исчезла за воротами.

Мороз был сильный, и Никодим поднял воротник шубы. Сделав несколько шагов по направлению к дому, он вдруг переменил свое намерение и повернул на Кручую. На Иерусалимской аллее было еще много публики, а Новый Свят просто кишел народом.

Никодим вошел в бар, выпил несколько рюмок водки, съел порядочную порцию ветчины с горошком… За стойкой работала рослая девушка в белом халате.

«Ничего себе баба», — подумал Дызма, и вдруг ему пришло в голову, что он может выйти на улицу и поманить любую.

Он расплатился и, не проверив против обыкновения счета, вышел на улицу.

Выбор действительно был немалый. Через несколько минут он уже облюбовал себе одну. Хотел сперва вести ее к себе, но потом подумал, что лучше заплатить за номер в гостинице. Женщина привела его в какую-то дыру на Хмельной улице.

Был уже четвертый час ночи, когда Никодим стал одеваться. Он вынул двадцать злотых, положил их на столик и, буркнув «до свидания», вышел в грязный коридор, освещенный одной-единственной лампочкой.

Пожилая толстуха, хозяйка гостиницы, как раз привела новую пару, на другом конце коридора кто-то вышел из комнаты.

Никодим по привычке полез в карман за папиросой — и не нашел портсигара. Не заперев двери, он вбежал обратно в комнату.

Женщина забралась с ногами на постель и выщербленным гребнем расчесывала волосы.

— Давай портсигар, сволочь!

— Какой портсигар?

— Какой? Я тебе покажу какой! Лучше отдай сразу, все равно найду — набью тебе харю.

— Чего разорался? Хочешь, чтоб люди сбежались?! Дверь затворить трудно?!

Дызма оглянулся. В самом деле, в темном коридоре кто-то стоял. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, на его лицо упал луч света. В коридоре кто-то негромко вскрикнул, отбежал в сторону.

Заперев дверь, Никодим спрятал ключ в карман. Подошел к кровати. Женщина как ни в чем не бывало продолжала расчесывать волосы. Он вырвал у нее гребень, швырнул на пол.

— Чего швыряешься, фрайер? — сказала она почти баритоном.

— Отдай портсигар, слышишь!

— Не брала я, — пожала женщина плечами. Дызма ударил ее по лицу с такой силой, что, упав, она стукнулась головой об стену.

— Отдай, сволочь! — И он замахнулся снова.

Женщина заслонила лицо локтем. Дызма стал копаться в ее сумочке. В ней оказалось несколько дешевых безделушек, две-три скомканные ассигнации и грязный носовой платок. Женщина молча смотрела на него.

— У-у… гадина!

Дызма выдернул из-под нее подушку, бросил на пол. Из-под подушки упал, брякнув, портсигар. Он поднял его, осмотрел, спрятал в карман.

— Воровкa, — проворчал он, — сволочь!

— Сам спрятал его туда.

— Врешь! — заорал Дызма.

Женщина молчала. Дызма отворил дверь и вышел. На улице кое-где горели фонари. Извозчиков не было. Пришлось идти пешком. Мороз крепчал, снег хрустел под ногами. Прохожие попадались редко. Никодим спешил. На углу Маршалковской оглянулся. По другой стороне, несколькими домами дальше, шла за ним какая-то девушка.

«И эта не лучше, — подумал Никодим, — нет, не проведешь!»

Он прибавил шагу, девушка едва поспевала. Но, видимо, она решила не отставать, потому что, обернувшись на углу Новогродской улицы, Дызма снова заметил ее. Он остановился, она, к его удивлению, тоже задержалась у неосвещенной витрины. Щупленькая, бедно одетая девушка в черной шляпке.

Никодим сплюнул и продолжал путь. Повернул на Вспульную. Через несколько минут он был уже у ворот. Отворив ему, дворник низко поклонился.

— В котором часу приехал шофер? — спросил Дызма, любивший контролировать своих подчиненных.

— Около одиннадцати, ясновельможный пан.

— Крышу на гараже починили?

— Как же, ясновельможный пан.

Дызма кивнул и поднялся по лестнице. Ни он, ни дворник не заметили девушки, наблюдавшей за ними сквозь решетчатые ворота.

Сердце незнакомки сильно билось.

Она поглядела выше, на фасад здания.

На высоте второго этажа черными буквами было написано:

«ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ХЛЕБНЫЙ БАНК»

— Банк!..

И вдруг для нее все стало ясно. Никодим, ее Никодим, который ее бросил и которого она все еще любит и никак не может забыть, подготовил большое дело. Подкоп, может быть взлом хранилища!.. Во всяком случае, он заодно с дворником: она сама видела, как тот впустил его и они тихо о чем-то сговаривались друг с другом.

Государственный хлебный банк!

Может быть, втерся туда посыльным? Зачем же он тогда пришел ночью?

Сердце тревожно билось.

Она перешла на другую сторону улицы, стала ждать.

Может быть, послышатся тревожные звонки, может быть из-за угла покажется полиция? Тогда она будет знать, что делать: она позвонит и предупредит дворника… Правда, Никодим забыл ее, обманул, не вернулся, но, может быть, еще вернется. Видно, дела у него неплохи — носит шубу… Тот раз он проехал на шикарной машине… Когда он жил у них на Луцкой, ей даже не снилось, что Дызма — такой бедовый парень…

Рассвет уже пробился сквозь низкие, тяжелые тучи, когда она решила уйти. Ей стало холодно. У себя дома, на Луцкой, она обнаружила, что ворота уже открыты, — двадцать грошей экономии.

Утром Манька отправилась на Вспульную. С беспокойством готовилась она к тому, что увидит вокруг банка кордон полиции. Никодим уже арестован; впрочем, может, и скрылся.

Манька вздохнула с облегчением. Вращающаяся дверь не замирала ни на минуту. Входили и выходили посетители, подъезжали автомобили.

Должно быть, подкоп или пролом стены… Рассчитано на несколько дней…

Наконец-то она разыскала его! Теперь он уже не убежит от нее! Манька была уверена, что днем она его тут не увидит, что Никодим явится вечером. Она станет караулить его, встретится лицом к лицу.

И Манька пришла вечером.

Десять, одиннадцать… Манька, нервничая, ходила взад и вперед по противоположной стороне улицы. Падали Пушистые хлопья снега. Если стать под самым фонарем и глядеть вверх, они кажутся черными. Дважды с ней заговаривали прохожие. Один молодой человек был, наверно, при деньгах, но она только мотнула головой.

Беспокойство овладело ею: может быть, он сегодня не придет?

Все-таки она будет ждать! Будет!.. Мужчины всегда таковы: с глаз долой — из сердца вон. Рыжий Владек тоже в конце концов вернулся к Зосе…

И Манька терпеливо ждала, поглядывая то на Маршалковскую, то в противоположную сторону. Внезапно грохот открывшихся ворот привлек ее внимание к банку. Оттуда вышел Никодим с элегантной дамой. Они смеялись.

Манька притаилась за выступом стены. Они перешли улицу. Тротуар был узок, и она могла достать до них рукой, когда они проходили мимо. Совсем рядом послышался голос Дызмы:

— Если хочешь, милая Ниночка, то…

Дальнейшие слова заглушил гудок проезжающего такси. Манька увидела, что он взял даму под руку.

— Вот как!.. — сказала Манька и задумалась. Потом пошла следом.

Ее не удивило, что у нее есть соперница. Разумеется, он не живет без женщины. Испугала, однако, красота этой дамы.

«Он любит ее… Наверняка любит… Но почему, — затеплился у нее огонек надежды, — почему вчера ночью он был в гостинице с другой?..»

Здесь крылась какая-то тайна. Не будь этого, Манька догнала бы их сейчас и крикнула этой женщине прямо в лицо, что у нее давнее право на Никодима, что она любит его.

«Он вернется ко мне, вернется. Скажу ему, что глаза выплакала, что у каждой из нас есть свой дружок, а у меня нет, хоть и лучшие парни набивались… Должен вернуться».

Никодим проводил Нину до дому и повернул обратно. По дороге он все думал о том, что Юрчак, известный в Лыскове знаток по женской части, совсем напрасно утверждал будто только брюнетки страстны. Вдруг его кто-то окликнул.

Никодим обернулся. Перед ним стояла Манька.

— Никодим, — тихо шепнула она.

— Ах, это ты? — буркнул Дызма, не скрывая неудовольствия.

— Ты не забыл меня?

— Чего тебе надо?

Манька смотрела на него широко раскрытыми глазами. Не знала, что и сказать.

— Ну? Чего надо? — спросил Дызма уже с нотой раздражеиия в голосе.