Магистр и странница - Wally Tannnenberg
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXXII. Любовь без логики
Солнце не показывалось из-за туч уже неделю, и яркая мозаика дворцов выглядела теперь неуместно и странно на фоне свинцового неба. Магистр тоже был мрачен. Он собирался прочитать отчёт дерра Ваала, который подготовил очередную подборку рукописей по странницам. Пока никакой полезной информации не нашлось. Потом он собирался поужинать и пойти в Башню Теней. Наверное, она его не простит, но может, хотя бы скажет пару слов.
Магистр вышел из Дворца Теней и направился к себе, день был отвратительным. Слуги привычно попрятались. За эту неделю он уже привык к тому, что рядом с ним, где бы он ни находился, мгновенно образовывалась пустота.
Бэхор, которому магистр сломал меч и только чудом не снёс голову, изучил остатки клинка и отказался от утренних разминок заявив, что, в принципе, он готов умереть, но не такой бессмысленной смертью и тренировался теперь с Дэрином. А что ему мешало брать на тренировку нормальный меч вместо этой зубочистки, которую он почему-то называл мечом? Уж в этом магистр вины за собой не видел.
Бред конечно, но ему теперь казалось, что даже этот её не кот стал смотреть на него как-то презрительно и уходил при его появлении, — маскирующаяся под пушистого зверька тварь прекрасно перемещалась по практически вертикальной стене Башни, выпуская бритвенно-острые когти.
Было, правда, одно исключение: окончательно потерявшая всякий страх и разум эсфа, преградила ему на днях дорогу. Она посмела обратиться к нему первой и заявила, что хотя сама она его убить и не может из-за данной клятвы, но у неё достаточно много родственников. А её, Ивлар, слово имело вес на совете клана. И если дерр Хант ещё хоть раз обидит госпожу, то она ему обещает, что его имя появится в списке тех, на кого в клане открыта охота.
Магистр молча и аккуратно отодвинул её со своего пути и пошёл дальше.
Плевал он на её угрозы и на её яд, а вместе с ней и на все её змеиное гнездо. Была бы она хоть вполовину настолько умной, насколько была храброй, поблагодарила бы богов за то, что её клыки вместе с её головой всё ещё были при ней: момент для провокации она выбрала просто идеальный, все те три дня он искал, на ком выместить злость, и на мгновение даже порадовался, что она так удачно подвернулась.
Но эта глупая змея отчего-то нравилась Хельвиг, лишить её ещё и змеи, единственной, с кем она не отказывалась общаться, было бы просто верхом жестокости. И какой-то милостью богов он сдержался, возможно, богам тоже нравилась глупая эсфа. Но ему нечего было ответить безрассудной змее. Потому что Амер Хант сам себя ненавидел за то, что делал с феей в её первую ночь, за то, что вообще лишил её выбора, кому эту самую ночь подарить. Почему она не сопротивлялась? Возможно, он бы опомнился. Он никогда до неё не позволял себе так грубо обращаться с женщинами и словно сошёл с ума, когда увидел её с этим… Каждый раз, отправляясь к ней, он собирался умолять её о прощении, но каждый раз, стоило ему её увидеть, как он видел не Хельвиг, а то, как её целует другой.
Он даже опустился до того, что запретил кшатриям выпускать её из Башни. Потому что боялся, что иначе её больше не увидит. Через три дня он немного пришёл в себя и отменил приказ, но она так больше никуда и не выходила. И ничем не интересовалась, кроме книг и своих трав.
Он приходил к ней каждую ночь, ласкал, шептал на ушко нежности, умолял простить, но она молчала. Хотя и не прогоняла его. Она делила с ним постель и отвечала на его страсть. Но не разговаривала. Как и сегодня.
— Прошу тебя, не молчи. Сколько ты ещё будешь меня наказывать? — Амер Хант заглядывал в её серые глаза, смотревшие куда-то сквозь него.
Хельвиг не знала, что на это ответить. Наказывать? Боги, да она даже злиться на него не могла. Ей было его жаль. Злилась она на себя. За то, что ждала его каждую ночь и за то, что мучила его своим молчанием. Но у неё не получалось не ждать — без него ей было тоскливо.
Молчала она потому, что она не знала, что ему сказать. Что она не хочет его видеть, чтобы он уходил? Но это было не так. Что любит его? Но и это бы было неправдой. Теперь она знала, каким он был, этот другой магистр. Тот, что убил леди Элайю и не мог ни узнать её, ни вспомнить её имени. Которому были безразличны её боль и её слёзы. Тот, что запер её в Башне.
Этот магистр был настоящим, но он и человека-то напоминал мало, потому, что не пытался им казаться. Ивлар была права. Того, кого она полюбила, попросту не существовало. Это было больно. Когда он уходил, она плакала и отказывалась в это верить. Могла ли она его упрекать за то, что он старался для неё быть тем, кого она в нём хотела видеть? Кажется, кроме себя, винить в этом было некого.
— Ивлар.
— Да, госпожа? — перестелив постель, эсфа собиралась потихоньку удалиться, не мешая госпоже завтракать.
— Что мне ему сказать?
Эсфа прошипела что-то невнятное, а потом прибавила:
— Приличные девочки таких слов не знают, а потому не говорят.
— Так не могу же я всё время молчать.
Ивлар уселась на подоконник и вздохнула, — я не знаю, госпожа. Это же вы его любите. Вам лучше знать.
— Ты считаешь, что я его люблю?
— Конечно, госпожа. Иначе вы уже давно бы его прогнали.
Хельвиг вздохнула. Любила ли она его? Наверное, нет, ведь
