Божья девушка по вызову. Воспоминания женщины, прошедшей путь от монастыря до панели - Карла Рэй

Сестра Мэриан была медиком, но присматривать за больными умели несколько сестер, тем самым отпадала необходимость в частом общении с докторами-мужчинами. Сестра Мадлен, невысокая приятная монахиня с округлыми, бледными щеками и кроткими глазами, обладала застенчивой улыбкой и мягким голосом. Она предпочитала отсиживаться в углу. Вместе с высокой, красивой сестрой Анной, которая казалась во всех отношениях крепче Мадлен, была талантливой швеей и отличным преподавателем английского языка, они стали моими друзьями. Благодаря нашему возрасту мы обладали свежестью восприятия и со временем вместе выступили против сил, не испытывавших доверия к молодости.

Поскольку я была новичком, моей задачей стало поддержание коридоров и комнаты отдыха в чистоте и порядке. В этом деле я была докой! Поскольку в колледже я преподавала труд, мне поручили – великолепное задание – придумывать темы для праздничных дней и готовить декорации. В один из праздников монастырь превратился в пчелиный улей: столовую в изобилии украсили пчелы, подвешенные к балкам на веревках, и каждый должен был выбрать карточку с посланием, начинающимся на «П»: «Поздравь близких» или «Пока не поздно». Затем возникла тема бабочек, а в следующий праздник столовая стала океаном, в котором плавали волшебные рыбы. Прямым следствием этих радостных занятий стало исчезновение запоров: после более чем десяти лет мой кишечник снова работал отлично. Я с удовольствием ощущала, что, наконец, приношу пользу.

УЗНАВ, что мне поручили преподавать нескольким классам искусство и труд, я пришла в восторг. Меня радовала возможность прямого человеческого общения и то, что я включаюсь в работу монастыря. Впрочем, классным руководителем меня так никогда и не сделали, не доверив ответственность за успехи конкретного класса. Мне не доверяли класс даже во время болезни кого-либо из учителей. Было ли это указание сверху? В любом случае, я старалась об этом не думать. Возможно, мне бы не помешало укрепить уверенность в себе, но психология поддержки не практиковалась в религиозной жизни. В результате этого скрытого непреклонного недоверия я так и не смогла полностью стать своей в общине, несмотря на свои лучшие побуждения и замечательное окружение.

Вскоре я поняла, что в Седжли меня не подготовили к ведению уроков в средней школе и не помогли обрести организационные навыки. Мы осваивали предмет (чему учить) и принципы обучения (как учатся дети). К счастью, у меня был некоторый опыт работы в школах Манчестера, где я наблюдала за профессиональными преподавателями и пыталась учить сама.

Все это было два года назад. Теперь мне нужно было учиться в процессе работы, и я с радостью взялась за дело. В конце концов, поддерживать дисциплину среди девочек-католиков было нетрудно. Они оказались такими пассивными! Обучая детей живописи, я никак не могла пробудить в них хотя бы слабое желание выразить себя в красках и цвете. Я принесла в класс магнитофон и включала вдохновляющую музыку, но ученицы бесстрастно смотрели на меня и так же бесстрастно выполняли задание. Это были практичные дочки фермеров, и их отношение к творчеству выражалось в словах «надеюсь, и так сойдет». Чем старше дети, тем ниже их способность к эксперименту. В результате я перешла к изучению палитры, и в конце года мы смогли провести яркую выставку.

Нашей рабочей сестрой в Беналле была маленькая женщина с заячьей губой, глаза которой хитро поблескивали за круглыми стеклами очков в металлической оправе. Сестра Антуанетта была уже немолода, но, несмотря на свой рост и средний возраст, бесстрашно бралась за любое дело. Она выполняла также обязанности повара и с особым стилем готовила еду для сестер и учеников. Родом из Ирландии, она очень скучала по дому, оказавшись в Австралии в двадцатилетнем возрасте. Оставаясь единственной рабочей сестрой, она была вдвойне одинока. Ее не допускали до обсуждения основных задач монастыря – управления школой-интернатом и приходской начальной школой. Она была просто рабочей лошадкой.

Мы с сестрой Антуанеттой стали добрыми друзьями. Я с удовольствием помогала ей на кухне. Однажды мы решили приготовить имбирное пиво. Рецепт казался обманчиво простым, и около восьми дней мы добавляли в сусло сахар и имбирь. Наконец, настало время разлить полученную жидкость по бутылкам, которые мы собирали, где только могли. Но это было только начало.

По прошествии нескольких недель во время завтрака спокойное течение наших мыслей прервал звук взрыва. Он донесся из кухонного подвала, и мне было достаточно одного взгляда на сестру Антуанетту, чтобы понять, что стряслось. Я увидела, как она беспомощно смотрит на мать-настоятельницу, однако огонек в ее глазах не погас.

Несколькими секундами позже, вслед за первым взрывом, раздался второй, а потом началась настоящая канонада. Завтрак продолжался в молчании, словно ничего не происходило. Все, что можно было сделать, это дождаться взрыва последней бутылки, после чего убрать осколки. Сестре Антуанетте не пришлось просить о помощи – все энергично взялись выносить битое стекло, порезавшее наши овощи и сыры и даже вонзившееся в стены. Работа оказалась не из легких. С тех пор мы больше никогда не пытались делать имбирное пиво, в том числе и потому, что получившийся напиток содержал алкоголь.

Я готова была сделать для сестры Антуанетты все, поскольку эта скромная, простая, дружелюбная женщина никого не судила. Обладая хорошим чувством юмора, она часто помогала мне смеяться над моими трудностями. Ближе к концу моего пребывания в монастыре она стала свидетелем того, как я все больше нервничаю, все больше отдаляясь от остальных. Но она всегда оказывалась рядом, всегда молилась за меня, и молилась искренне – ее сердце никогда никого не осуждало.

«Сестра, – сказала я однажды, когда у меня появилось немного свободного времени, – я помою окна на кухне».

«Не стоит об этом беспокоиться, – быстро проговорила сестра Антуанетта. – Окна грязные, потому что они слишком высоко и до них никто не отваживается добраться».

Это было правдой: окна располагались почти под потолком. Их не мыли годами, а к верхней половине, скорее всего, вообще ни разу не притрагивались, а потому кухня никогда не была чистой и блестящей, какой должна была быть.

Антуанетта знала, что невозможно остановить меня, если я задумала сделать доброе дело, если я загорелась какой-либо идеей, и только предупредила: «Будь осторожна, Карла». Она критически осмотрела деревянную лестницу, которую я втащила внутрь. «Эти ступеньки станут скользкими, если на них попадет вода. Не намочи их. И ни в коем случае не дотрагивайся до стенок горячего бака».