Чапаев и Пустота - Виктор Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому лучше сказать просто – в полутьме вокруг костра сидело три лба. Причем такого вида, что, переживи наш неоплатоник XX съезд со всеми последующими прозрениями и выйди из леса на огонек поговорить с приезжими о неоплатонизме, он, скорее всего, получил бы тяжелые увечья сразу после того, как слово «неоплатонизм» нарушило бы тишину ночи. Судить об этом можно было по множеству признаков.
Главным из них был стоящий недалеко от костра дорогой японский джип-амфибия «Харбор Пирл». Другим признаком была огромная лебедка, помещавшаяся на носу «джипа» – вещь совершенно бесполезная в повседневной жизни, но частая на бандитских машинах. (Антропологи, занимающиеся исследованием «новых русских», считают, что на разборках такими лебедками пользуются как тараном, а некоторые ученые даже усматривают в их широком распространении косвенное свидетельство давно чаемого возрождения национальной духовности – с их точки зрения, лебедки выполняют мистическую функцию носовых фигур, украшавших когда-то славянские ладьи). Словом, было ясно, что люди на «джипе» приехали серьезные – такие, при которых лучше на всякий случай не произносить лишних слов. Они тихо переговаривались.
– По скольку штук надо, а, Володин? – спросил один из них.
– Кому сколько, – ответил Володин, разворачивая на коленях бумажный сверток. – Я, например, по сто уже ем. А тебе бы советовал штук с тридцати начать.
– А хватит?
– Хватит, Шурик, – сказал Володин, деля содержимое свертка, темную горку чего-то сухого и ломкого, на три неравных части. – Еще по всему лесу будешь бегать, искать, где бы спрятаться. И ты, Колян, бегать будешь.
– Я? – басом спросил третий из сидевших у костра. – Это от кого же я бегать буду?
– От себя, Колян. От себя самого, – ответил Володин.
– Да я ни от кого в жизни не бегал, – сказал Колян, принимая свою порцию в ладонь, похожую на кузов игрушечного самосвала. – Ты за базаром-то следи. Чего это я от себя побегу? Как это вообще быть может?
– Это только на примере объяснить можно, – сказал Володин.
– Давай на примере.
Володин немного подумал.
– Ну представь, что приходит к нам в офис какой-нибудь гад, делает пальцы веером и говорит, что делиться надо. Чего делать будешь?
– Завалю козла, – сказал Колян.
– Ты чего? Прямо в офисе валить? – спросил Шурик.
– Не колышет. За пальцовку отвечают.
Шурик похлопал Коляна по плечу, повернулся к Володину и успокаивающе сказал:
– Не в офисе, конечно. Стрелку назначим.
– Хорошо, – сказал Володин. – Значит, стрелку, да? А потом? Пусть Колян скажет.
– Ну как, – отозвался Колян. – Потом приедем. Когда козел этот подвалит, скажу – братишка, объявись, кто такой. Он тереть начнет, а я подожду минуту, головой покиваю и шмальну… Ну а потом остальных.
Он поглядел на горку темной трухи на ладони и спросил:
– Чего, прямо так и глотать?
– Сначала прожуй, – сказал Володин.
Колян отправил содержимое ладони в рот.
– Грибным супом пахнет, – сообщил он.
– Глотай, – сказал Шурик. – Я съел, нормально.
– Значит, шмальнешь, – задумчиво сказал Володин. – А если они вас самих под волыны поставят?
Колян несколько секунд размышлял, двигая челюстями, потом сглотнул и уверенно сказал:
– Не, не поставят.
– Хорошо, – сказал Володин, – а ты его как, прямо в машине валить будешь, издалека, или выйти дашь?
– Выйти дам, – сказал Колян. – В машине только лохи валят. Дырки, кровь. Зачем вещь портить. Лучший вариант – это чтоб он к нашей машине подошел.
– Ладно. Пусть лучший вариант будет. Представь, что он из своей машины вылез, подошел к твоей, и только ты шмалять собрался, глядь…
Володин выдержал значительную паузу.
– Глядь, а это не он, а ты сам и есть. А тебе шмалять надо. Теперь скажи, поедет от такого крыша?
– Поедет.
– А когда крыша едет, заднего врубить не западло?
– Не западло.
– Так ты врубишь, раз не западло?
– Раз не западло, конечно.
– Вот и выходит, что ты от себя побежишь. Понял?
– Нет, – после паузы сказал Колян, – не понял. Если это не он, а я, то я тогда где?
– Ты и есть он.
– А он?
– А он – это ты.
– Не пойму никак, – сказал Колян.
– Ну смотри, – сказал Володин. – Можешь себе представить, что ничего вокруг нет, а есть только ты? Всюду?
– Могу, – сказал Колян. – У меня так пару раз от черной было. Или от кукнара, не помню.
– Так как ты в него тогда шмальнешь, если вокруг только ты? В любом раскладе себе блямбу и припаяешь. Крыша поехала? Поехала. И вместо того чтобы шмалять, ты ноги вставишь. Теперь подумай, что по понятиям выходит? Выходит, что ты от себя и побежишь.
Колян долго думал.
– Шурик шмальнет, – сказал наконец он.
– Так он же в тебя попадет. Ведь есть только ты.
– Почему, – вмешался Шурик. – У меня-то крыша не поехала. Я в кого надо шмальну.
На этот раз надолго задумался Володин.
– Не, – сказал он, – так не объяснишь. Пример неудачный. Сейчас, грибочки придут, тогда продолжим.
Следующие несколько минут прошли в тишине – сидящие у костра открыли несколько банок консервов, нарезали колбасы и выпили водки – это было сделано молча, как будто все обычно произносимые при этом слова были мелки и неуместны на фоне чего-то мрачно-невысказанного, объединяющего присутствующих.
Выпив, сидящие так же молча выкурили по сигарете.
– А почему вообще у нас такой базар пошел? – вдруг спросил Шурик. – В смысле про стрелку, про крышу?
– А Володин говорил, что мы от себя по лесу бегать будем, когда грибы придут.
– А. Понял. Слушай, а почему так говорят – придут, приход? Откуда они вообще приходят?
– Это ты меня спрашиваешь? – спросил Володин.
– Да хоть тебя, – ответил Шурик.
– Я бы сказал, что изнутри приходят, – ответил Володин.
– То есть что, они там все время и сидят?
– Ну как бы да. Можно и так сказать. И не только они, кстати. У нас внутри – весь кайф в мире. Когда ты что-нибудь глотаешь или колешь, ты просто высвобождаешь какую-то его часть. В наркотике-то кайфа нет, это же просто порошок или вот грибочки… Это как ключик от сейфа. Понимаешь?
– Круто, – задумчиво сказал Шурик, отчего-то начав крутить головой по часовой стрелке.
– В натуре круто, – подтвердил Колян, и на несколько минут разговор опять стих.
– Слушай, – опять заговорил Шурик, – а вот там, внутри, этого кайфа много?
– Бесконечно много, – авторитетно сказал Володин. – Бесконечно и невообразимо много, и даже такой есть, какого ты никогда здесь не попробуешь.
– Бля… Значит, внутри типа сейф, а в этом сейфе кайф?
– Грубо говоря, да.
– А можно сейф этот взять? Так сделать, чтоб от этого кайфа, который внутри, потащило?
– Можно.
– А как?
– Этому всю жизнь надо посвятить. Для чего, по-твоему, люди в монастыри уходят и всю жизнь там живут? Думаешь, они там лбом о пол стучат? Они там прутся по-страшному, причем так, как ты здесь себе за тысячу гринов не вмажешь. И всегда, понял? Утром, днем, вечером. Некоторые даже когда спят.
– А от чего они прутся? Как это называется? – спросил Колян.
– По-разному. Вообще можно сказать, что это милость. Или любовь.
– Чья любовь?
– Просто любовь. Ты, когда ее ощущаешь, уже не думаешь – чья она, зачем, почему. Ты вообще уже не думаешь.
– А ты ее ощущал?
– Да, – сказал Володин, – было дело.
– Ну и как она? На что похоже?
– Сложно сказать.
– Ну хоть примерно. Что, как черная?
– Да что ты, – поморщившись, сказал Володин. – Черная по сравнению с ней говно.
– Ну а что, типа как героин? Или винт?
– Да нет, Шурик. Нет. Даже и сравнивать не пробуй. Вот представь, ты винтом протрескался, и тебя поперло – ну, скажем, сутки будет переть. Бабу захочешь, все такое, да?
Шурик хихикнул.