Его последний приказ - Дэн Абнетт

— Ради Трона, Колеа! Он знает! Я все ему рассказала. Фес это все, восемнадцать месяцев, а вы оба даже не поговорили?

— Тона...

— Не говори со мной, — сказала Крийд. — Может быть, позже, но сейчас не разговаривай со мной. Мы в фесовом поле, ты тупой гак. Заткнись и выбирай моменты получше. — Она ушла вперед. Несколько человек поблизости посмотрели на Колеа. Они не слышали многого, но поняли, что что-то резкое только что произошло.

— Правильно майор тупой гак... — Колеа крикнул ей вслед.

Рота Е, вместе с Ротой H Каллида, были последними, кто выдвигался с пункта 36. В мрачной темноте, освещаемой люминесцентными палочками и лампами, отряды Колстековцев, которые последуют за ними, уже собирались и занимали места, освобожденные Восемьдесят Первым.

Ожидая отправления, Фейгор смотрел на Колстековцев, собирающихся на плацу в тридцати метрах позади них. Он тихо выражал неодобрение и качал головой. Колстековцы производили весьма много шума.

Роун стоял рядом с ним, закутавшись в свое новое кожаное пальто. Он потратил кое-какое время за последние несколько дней, работая над плащом маслом и шерстью, чтобы смягчить его, но новая кожа все равно еще слегка скрипела, когда он двигался.

— Мюрт?

— Фесовы дерьмоеды, — прошептал Фейгор. — Нулевая шумовая дисциплина. — Роун кивнул. Он, как ни странно, был весьма удивлен тем, как Восемьдесят Первый собрался вместе и выдвинулся. Немного шума, немного разговоров, но ничего слишком позорного. Он предположил, что опыт Танитцев передался этим Белладонцам.

Колстековцы наоборот, просто не затыкались. Он слышал жалобы, недовольства и внезапные взрывы смеха. И даже, несмотря на то, что у них были очки ночного зрения, они сверкали лампами и факелами, как будто это был День Триумфа Трона.

Роун увидел комиссара Белладонцев – как там его звали, Новобазки? – говорящим с Капитаном Каллидом и несколькими младшими офицерами, которых Роун не знал. Он пошел к ним.

— Майор Роун? Доброе утро.

— Комиссар. Я полагаю, что вы с этим что-нибудь сделаете? — Он кивнул головой в сторону Колстековцев.

— Простите?

— Шум и свет. Это неприемлемо.

— Они успокоятся, как только мы отправимся.

Роун улыбнулся. — Да? Ой, тогда ладно.

— К тому же, это проблема их собственных комиссаров, которые должны...

Роун уставился в глаза Новобазки. — Это станет нашей проблемой, когда те фесовы идиоты призовут боль на наши головы, болтая у нас за спиной. Если вы просто предполагаете, что что-то будет сделано, то этого никогда не произойдет. И чья-то там проблема никогда не остается только чьей-то.

— Вы говорите мне, как мне делать мою работу, майор? — сказал Новобазки.

— Да, именно фесово так. Кто-то должен. — Он повернулся и ушел.

— Майор! Вернитесь!

— Это вряд ли, фесова подстилка, — сказал Роун, все еще шагая.

— Майор Роун!

Роун проигнорировал Новобазки и вернулся к Фейгору. — Мы только что получили сигнал выступать, — сказал Фейгор.

Рота Е начала шевелиться. Аятани Цвейл шел вдоль колонны, отправляя последние благословения солдатам. Он дошел до Белтайна и улыбнулся, готовый сказать простую молитву защиты.

— Оставьте, отец, — сказал Белтайн.

— Сын, я только...

— Просто оставьте. Я благословлен или проклят. В любом случае, несколько слов от вас не помогут. — Цвейл закрыл рот и смотрел, как молодой солдат уходит вместе с ротой.

Дуган Белтайн когда-то был одним из самых набожных солдат в полку, и почти всегда среди первых, кто приходил на дневную службу. Но его взгляд вот только что...

Мерин был рядом с началом колонны, уводя людей в темноту. Несмотря на то, что он кивал на распоряжения Вайлдера предыдущим днем, он был нервным и чувствовал себя некомфортно.

Он чувствовал себя так, как будто глаза Роуна буравят его, куда бы он не пошел. До Гереона, он показывал себя перед вторым офицером Танитцев, восторгался им, старался быть поближе, и пользовался выгодой быть одним из «людей Роуна». Сейчас он был капитаном и командиром роты, а Роун вернулся из мертвых, угрожая забрать это все. Мерин не винил Роуна; ирония заключалась в том, что вся ситуация заставила его сфокусироваться, даже более пристально, на навыках и философии, которые в него вбил Роун: самоуверенность, хитрость, желание защищать то, что было его, с жестокой и всеобъемлющей эффективностью.

Он был вежливым, он кивал перед Вайлдером. Но не было никакого фесового способа, чтобы Флин Мерин позволил Роуну прийти и украсть его командование.

Джесси Бэнда была впереди него, двигаясь вперед со снайперами. Это был еще один острый момент. Это не было широко известно, но Роун и язвительный, нахальный снайпер были вместе до миссии. Как только Роун исчез, Бэнда выбрала Мерина в качестве замены. Мерин не был дураком. Он понимал, что Бэнда была амбициозной женщиной, которая любила водить компании с многообещающими офицерами, или влиятельными людьми. Как и Роун до него, Мерин был одним из трофеев снайпера. Он знал, что она не любит его, и не очень-то беспокоился.

Им было хорошо вместе, и у них были упорные, изменчивые отношения, которые, казалось, удовлетворяли их основные потребности.

Проблема была в том, что Мерин стал ужасным собственником. Он тоже не любил Бэнду, если честно, но он был опьянен ею: опьянен ее жестокими шутками, ее смехом, ее манерой флиртовать, даже самими ее теплом и запахом. Стоило ей только посмотреть на другого мужчину – или другой мужчина смотрел на нее – как Мерин заводился. Двумя днями ранее, Белладонский сержант по имени Беренбек попал в госпиталь, сильно избитый. Беренбек был болтуном, и предполагалось – даже самим Беренбеком – что его избили Хауберканские танкисты, которые прослышали, что у него есть мнение, что Гадовин был даже недостоин пули. Правда была в том, что это был Мерин, поджидавший Беренбека позади палаток уборных после темноты с носком, полным камней. Мерин услышал, как тот говорит своим приятелям, как «горяча Призрачная снайперша».

Бэнда ничего не сказала о возвращении Роуна, во всяком случае, ничего, что