Волшебный котел - С. В. Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох, горе мне, притомился я, умаялся, и некому мне помочь!
Вышел тут из лесу человечек — скрюченный весь, беззубый, тощий, горбатый. Подошёл к Катль-Гордячке, протянул руку и говорит:
— Вот и девчоночка сюда пожаловала! Помоги мне, дай на твою руку опереться.
Увернулась от него Катль:
— Я тебе не служанка! Убирайся, откуда пришёл!
В тот же миг исчезла Катль с лица земли. Словно её и не бывало.
Ждал крестьянин старшую дочку неделю, ждал другую. Надоело ему дожидаться, и кликнул он среднюю дочку:
— Гретль! Гретль!
— Чего ещё? — лениво спросила Гретль.
— На горный выгон пойдёшь стадо караулить.
— Так ведь в горах Катль, а мне и здесь хорошо! — отвечает Гретль.
— Тогда и тебе дом в наследство не достанется,— пригрозил отец.
Делать нечего, пришлось ей идти.
— Ладно, пойду! — говорит. А сама думает: «Ничего, стану хозяйкой, отосплюсь вволю».
Взяла Гретль из кладовки каравай хлеба и на выгон отправилась. Каждую минутку она присаживалась — отдыхала, так что и четырёх часов не прошло, как девушка до хижины добралась. Пришла на выгон, на стог сена повалилась и отдыхает. До того умаялась! Отдыхала, пока солнце зашло.
Встала тогда Гретль, стала скотину высматривать и кричать:
— Коровки, коровки! Где вы?
Но ни одной коровы так и не увидела.
Идёт Гретль по выгону, а глаза у неё от лености сами собой закрываются.
Шлёп! Споткнулась об камень и грохнулась наземь. Открыла Гретль глаза, увидала коровьи следы и по этим следам отправилась. Идёт и слышит вдруг неподалёку стоны:
— Ох, горе мне, притомился я, умаялся, и некому мне помочь!
Вышел тут из лесу человечек — скрюченный весь, беззубый, тощий, горбатый. Подошёл к Гретль-Лентяйке, протянул руку и говорит:
— Вот и девчоночка сюда пожаловала! Помоги мне, дай на твою руку опереться.
Увернулась от него Гретль:
— Сама не меньше тебя умаялась. Убирайся, откуда пришёл!
В тот же миг исчезла и Гретль.
Ждал крестьянин среднюю дочку неделю, ждал другую, надоело ему дожидаться, и кликнул он младшую дочку:
— Уршль! Уршль!
— Чего тебе, батюшка? — ласково спросила Уршль.
— На горный выгон пойдёшь, дел там немало накопилось.
— Так ведь в горах и Катль, и Гретль. Но коли вам, батюшка, угодно, и я к ним на подмогу пойду.
Взяла она из кладовки ломоть хлеба, чуть маслом его помазала и пошла в горы. По отвесным скалам и то бегом взбиралась! Прыг-скок, гоп-топ, прыг-скок, гоп-топ! Часу не прошло, как Уршль уже в хижину на выгоне пришла. А грязи в хижине — по колено! Трава прямо на пороге растёт, пол весь чёрный! Срезала Уршль траву, пол и стены вымыла, выскребла. Так трудилась, что про ужин и не вспомнила.
Меж тем вечер настал, а Уршль не до еды — пора коров доить. Но куда они девались?
— Коровки, коровки! — закричала она.— Я вас ищу, подоить хочу!
А коров всё нет и нет. Бегает Уршль по выгону.
Шлёп! Споткнулась об камень и упала. Увидала Уршль коровьи следы, по следам отправилась и слышит — неподалёку стонет кто-то:
— Ох, горе мне, притомился я, умаялся, и некому мне помочь!
Вышел из лесу человечек — скрюченный весь, беззубый, тощий, горбатый. Подошёл к Уршль — Доброй душе, протянул руку и говорит:
— Вот и девчоночка сюда пожаловала! Помоги мне, дай на твою руку опереться!
— Изволь! — сказала девушка и руку старичку протянула.
Повис бедняга у неё на руке и говорит:
— Идём!
Хоть он её вёл, но Уршль старика больше на себе тащила, из сил выбивалась. Вдобавок ещё дождь полил, гром загремел и молнии засверкали. Уршль со стариком до нитки промокли.
— Нет ли где домика от ненастья укрыться? — спросила Уршль.
— Домик мой в горах, мы туда и поднимаемся,— ответил старик.
— А скотину, коровок моих, не видали?
— В лесу видел.
Наконец добрались они к домику. Смотрят — дверь настежь распахнута, крыши нет. Стоят в горнице кровать под балдахином, две лавки, а дождь их так и поливает. В углу — очаг.
— Изжарь мне яичницу. Два яйца в корзинке найдёшь, а с корзинкой рядом сковородка стоит. В очаге ещё огонь теплится. Я же в кровать лягу, зябко мне,— говорит старик.
Отыскала Уршль и яйца в корзинке, и сквородку, и угли в очаге, но ни кусочка жира ей нигде найти не удалось. Сняла тогда девушка масло со своего ломтя хлеба и яичницу на нём изжарила. Отнесла она её старику с ломтем своего хлеба в придачу. Поел старичок, а девушке ни яичницы, ни крошки хлеба не досталось.
Погода меж тем всё хуже и хуже становилась. Гром гремел так, что жутко было!
— Поди сюда! — позвал Уршль старичок.— Боязно мне чего-то.
— Не бойся,— утешала его Уршль и гладила старичка по седой голове.
Вдруг молния как сверкнёт, гром как ударит! Упала Уршль без памяти на пол. А когда очнулась, видит — лежит она на золотой кровати, шёлковым одеялом прикрыта. А горница до того красивая, что таких Уршль и не видела. Оглядывается она, стены да потолок рассматривает, и вдруг девушка в белом переднике входит.
— Не желает ли ваша милость искупаться? — спрашивает она.
Смотрит Уршль: может, кроме неё ещё кто в горнице есть?
Но никого там не было. Три раза повторила девушка свой вопрос, и поняла Уршль, что это к ней служанка обращается.
— Да нет,— ответила она,— сейчас схожу в ручье искупаюсь.
— Что вы, что вы,— испугалась девушка,— пожалуйте сюда!
Вымылась Уршль в беломраморной ванне и ещё краше стала.
Повела её служанка в красивый зал, где на столе золотые тарелки стояли, золотые ложки лежали. Села Уршль в кресло, красным бархатом обитое. Отворились тут двери — и вошли в зал разные дамы и господа. А впереди всех молодой, статный принц идёт. Показалось девушке, будто он на вчерашнего старичка похож.
— Послушай, Уршль, что я тебе расскажу,— молвил принц.— Разгневался на меня некогда злой волшебник, замок мой в лачугу превратил, меня — в хворого старика, придворных моих в стадо коров. И попало это стадо к твоему отцу. Бродил я по горам, места себе не находил, а
