Ключ - Наталья Болдырева

И, будто откровение, весть, предназначенная одной лишь Топи, — высокий человек, поток золотого песка, стекающий на плечи, резкий смех и безумный огонёк в глазах цвета стали.

— …И откроет то богатство, которое воры не могут похитить, на которое тираны не смеют посягать и которое по смерти за людьми останется.

Выпущенный из рук пергамент свернулся трубочкой, не успев даже коснуться стола.

— Чтобы узнать то, о чём я вам только что рассказал, потребовались годы работы и жизни многих. Кое-что остаётся неясным и по сей день. Можно только догадываться, чем является это самое богатство. Роль странников тоже понятна не вполне. По их собственным словам, они готовят Путь. Уже более семисот лет они ждут того, кто пройдёт по Пути, дабы открыть то, что всегда было и будет, не может быть украдено и даже по смерти останется.

Казначей низко склонился к горбуну, тяжёлая золотая цепь кольцами свилась на столешнице, голос господина Всеволода понизился до хриплого шипения.

— Путь начат. Найдите того, кто придёт с другой стороны, чтобы стать Воином. Найдите того, в чьих руках Ключ, и тогда он проведёт нас по своему Пути.

Покинув покои господина королевского казначея, горбун не смог сдержать истерического смешка. Гвардеец при входе покосился удивлённо. Открыв глаза, горбун обнаружил себя стоящим одной ногой в бездне и сейчас, ступая по тоненькому стыку двух мраморных плит, он боролся с желанием широко раскинуть руки, чтобы сохранить равновесие.

Продев флейту в петлю на поясе, девушка бережно взяла кобру, и, повесив её себе на шею, позволила той свернуться ожерельем. Старуха, перемежая речь шутками-прибаутками, ходила по кругу с жестяной миской. Истёртые, потерявшие форму монеты звонко падали на дно жестянки. Огромный чёрный кот, расположившийся на старухином плече, равнодушно позволял себя гладить. В просторной зале собралась большая часть дворцовых гвардейцев. Насколько я успел понять, это были едва ли не единственные свободные полчаса во всём расписании казармы, позволявшие встретиться и поговорить почти с каждым солдатом дворцовой охраны. Нинель и её бабка — древняя слепая старуха — были здесь, кажется, своими людьми. Девушка ничуть не удивилась, увидев меня в казарме, видно, Анатоль, как и обещал, успел уже зайти в трактир и предупредить Рола о моём новом статусе. Я порадовался возможности лишний раз связаться с домовым и кивнул девушке.

Ремни амуниции распутывались с трудом. Пальцы не гнулись, а внимание предательски рассеивалось. Мне хотелось снять меч и, наконец, расслабиться. Каменная стена казалась неправдоподобно уютной, о неё так и тянуло опереться.

Мне даже не дали освоиться в новой обстановке. Едва успев получить амуницию, я был вызван на аудиенцию к самому главнокомандующему и сразу же был определён в ряды королевской стражи. Распоряжением десятника вторую половину дня я стоял в карауле. Никогда ещё мой рабочий день не был столь однообразен и скучен. После краткого инструктажа я четыре часа проторчал у высокой сводчатой двери, даже не догадываясь, что же я, собственно, охраняю. Дворец был поразительно пуст. За всё время я видел пару-тройку страшно расторопных придворных и всего один посетитель переступил порог охраняемых мной покоев.

В своё время успешное окончание аспирантуры освободило меня от несения службы, к сожалению, здесь я не мог даже заикнуться об этом. По слухам, мне невероятно повезло, не один год примерной службы требовался, чтобы пробиться в штат королевской охраны, и никогда ещё до этого вольнонаёмный дружинник не становился гвардейцем — элитой Далионской армии. Судя по всему, капитан Вадимир — крестьянский сын — совершил небывалый шаг по карьерной лестнице, всего лишь сменив казармы дружинников на казармы гвардейцев.

Кожаный ремень, наконец, скользнул в кольце, и я чуть не уронил оружие на пол. Никто не заметил моего промаха. Положив меч рядом на стол, как здесь делали многие, я устало опустился на широкую лавку. Мой напарник, с которым я делил все четыре часа на карауле — молодой крепкий парень, младший отпрыск провинциального барона, сызмальства готовившийся к службе в столице, — прошёл между столами ко мне. В руках он держал деревянное блюдо с парой мисок и кусками разваливающегося, дышащего паром хлеба. Я с тоской подумал о том, что мне тоже надо бы сходить за своей долей. Молча — на правах знакомого — присев за стол, Алан принялся за еду.

— А ты чего? Смотри, ещё полчаса, и вечерняя поверка. Сейчас не поешь, до утра голодным останешься.

— Веришь — сил нет.

Живо мелькавшая ложка замерла в воздухе.

— Да ладно… Ты ж, считай, не делал ничего. Это ведь тебя в оборот ещё не взяли, некогда всем. Да и десятник осторожничает, уж больно тобой главнокомандующий интересуется… Сокол. — Ухмыльнувшись, он снова уткнулся в миску, считая тему исчерпанной.

Я нехотя поднялся и побрёл на раздачу получать свою пайку. У длинной стойки меня перехватил Вадимир.

— Ты где сел? Разговор есть.

Алан уже успел очистить блюдо и теперь стоял у открытого очага, внимательно слушая общую беседу. Вадимир сел напротив, неодобрительно скользнул взглядом по мечу: уходя за едой, я так и оставил его на столе.

— Почему оружие без присмотра бросил? Может, тебе оно и вовсе не нужно? Ещё раз увижу — пеняй на себя.

— Больше не повторится. — Я почувствовал, что уши мои пылают. Несмотря ни на что, капитан мне нравился, я вдруг понял, что не хочу подводить этого человека.

— Я, брат, тебя не видел сегодня… Занят был… Но ты тут под моим присмотром и под моей ответственностью, завтра я примусь за тебя всерьёз. — Он надолго замолчал, пристально глядя в глаза, я не смел отвести взгляд. — Да ты ешь, время-то идёт… Ну и как служба? Что делал?

— На карауле стоял. — Я разломил хлеб.

— Что, сразу? — Вадимир заметно удивился. — Главнокомандующий приходил, что ли?

— Приходил. Хвалил.

— Тебя? — Капитан ухмыльнулся недоверчиво.

— Да нет… вообще. Гвардию.

— А… — Вадимир вновь о чём-то задумался. Солдаты и офицеры вокруг пришли в движение, кто-то сметал со столов крошки, кто-то поправлял амуницию, было видно, что эти полчаса относительно свободной жизни скоро закончатся. Я торопливо доедал подостывшую кашу, поглядывал на ушедшего в себя капитана. Тот пристально всматривался в столешницу, по лицу совершенно невозможно было угадать его мысли.

— Вот что, года рождения не знающий и родства не помнящий, ты ведь не из Белгра… Страт всё про тебя наврал.

— Наврал. — Я отложил ложку в сторону, выпрямился на скамье. Этот разговор должен был состояться рано или поздно, и я корил себя за то, что не потратил четыре часа в карауле на составление правдоподобной легенды. Но Вадимир не задавал вопросов.