Орден Змей (СИ) - Ершов Евгений

Ритуал несчастного случая предполагал знакомство посвященного с его будущей жертвой и физический контакт между ними. Часть текста — сами магические формулы — были написаны на непонятно языке, мы решили, что на иврите, но могли и ошибаться. Человека следовало умертвить своими собственными руками любым способом по фантазии посвященного. Чем больше времени жертва не прожила, тем больше больше времени достанется посвященному.

Поэтому компания из аптекаря Юхневича, врача Золовского и полицейского пристава Клокова и занималась детьми. Мёрли они и без всякого их вмешательства аки мухи, так что заметить какую-то аномалию было практически невозможно, а времени жизни такие дети могли прибавить, надо думать, ох как много.

Что посвященными были именно эти трое, мы выяснили на практике. Когда я смог превращаться в кота, а затем, через год, и в ворона, то периодически следил за всеми тремя. Все тайно посещали дом Юхневича на Ломокненской улице, но достаточно редко, раз в несколько месяцев, и эти посещения порой совпадали с сезонными обострениями инфекций в городе.

После этого каждый из них пребывал в отменном настроении, был бодр и румян. Морщины разглаживались и люди казались помолодевшими. А вот в отношении бабы Нюры я такой закономерности не заметил. Казалось, она вовсе не менялась, не молодела, по крайней мере каких-то разительных перемен замечено мной не было.

Что же мы делали все эти три года? Готовились. Вместе с Генкой во дворе Заморовского дома на Владимирской сделали надстройку над амбаром, где поселился раненый ворон по имени Никодим, подобранный мной у Смокварецкого моста. Сокол, к сожалению, был мне недоступен, и пришлось ограничиться тем, что есть. Но превращение в умную птицу отлично подходило для незаметной слежки за участниками Ритуала.

Мы тренировались, вместе с Шамоном развивали дары, учились, влюблялись. Вера стала настоящей Барышней и, замечу я, отличным стрелком. Теперь она вряд ли бы так промахнулась, как в тот памятный вечер, когда застрелила Казимира Юхневича. То, что именно застрелила, теперь не вызывало сомнений. Из Ритуала следовало, что его участники могут даже воскрешать друг друга, если с момента смерти прошло не более часа.

Вера стала центром нашего мужского сообщества. И Васька и Шамон были беззаветно влюблены в нее, она же, казалось, специально помыкала ими, не делая выбор ни в пользу рассудительного кузнеца, ни в пользу будущего обширного священника. Я тоже отдавал должное красоте Барышни, но не бегал за ней, аки собачонка. Один Генка остался совершенно равнодушен к девушке, расцветавшей с каждым днем.

Это могло бы меня порадовать — и так между нами был слишком уж хрупкий мир, всегда грозивший перерасти в грозную баталию, но час от часу не легче. Заморыш оказывал знаки внимания моей младшей сестре, Машке, которой было тринадцать. Вообще, между ними всегда была какая-то связь, еще с того памятного Дня мертвых. Тут я прекрасно понял Генку и его старшего брата, гонявших Франческо Демарко за ухаживания за Сашей.

Они, кстати, поженились и жили теперь в Ломокне — Франческо не смог оставить в одиночестве итальянского призрака Рикардо Виллу. В Успенском соборе при огромном стечение любопытствующего народа церемонию принятия православия проводил сам митрополит Московский и Ломокненский. И конечно, не обошлось без велеречивых словес о торжестве истинной веры. Франческо в церемонии назвали Фомой в честь апостола Фомы неверующего, а потом ставшего верным.

Стоял теплый апрельский день последнего года обучения, и я сидел за партой в гимназии, размышляя, когда стоит предпринять что-то с посвященными в Ритуал несчастного случая. Времени оставалось всё меньше: летом я поступаю в Московский университет на исторический факультет. Генка собирался тоже в Москву на техническую специальность. Шамон не собирался продолжать обучение и оставался при церкви в Ломокне. Вера с Васькой также оставались тут.

Мы всю голову сломали над тем, как нам быть Юхневичем и компанией — главной нечистью нашего города. Убивать их что ли? Но даже для меня, насмотревшегося в снах про Ормара на множество убийств вампиров и зомби, это было слишком. Одно дело настоящая нечисть, а другое — ужасные, но всё же люди. Генка, казалось, думал о том же самом.

В коридоре послышался шум, который отвлек учеников и учителя Загорского от урока истории. От сильнейшего толчка дверь распахнулась, с размаху ударившись о стену, и в комнату влетел всегда спокойный Васька. Сейчас же Старик, задыхаясь, оглядывал класс совершенно безумными глазами, не обращая внимания на обращавшегося к нему учителя. Я встал, но меня опередил вскочивший Заморыш:

— Старик, что случилось?

— Бежим! Скорее! — крикнул Васька и понесся из класса.

Мы с Генкой бросились за другом, при этом я чуть не сбил ошарашенного Загорского, по дороге успев лишь крикнуть ему «извините». Выбежали на улицу, где находился и Шамон. Выглядел он неважно.

— Так что произошло? — повторил Генка свой вопрос.

— Веру похитили, когда мы с ней гуляли после гимназии, полчаса назад, — ответил Илья.

— Недалеко от моего дома, — добавил Васька, — поэтому Илья забежал ко мне, а мы уже сюда, к вам. По дороге встретили твою Машку, отправили ее к Спиридону предупредить.

— Кто похитил? — задал я самый главный вопрос.

— Не знаю, они были в масках. Я попытался ее отбить, но мне врезали и скинули с повозки. Лошади унеслись наверх по Кузнецкой улице, в сторону Большой улицы, — отрапортовал Шамон.

— Юхневич! — воскликнул Заморыш.

— На Ломокненскую! — скомандовал Старик, и мы понеслись вперед. Так быстро, наверное, мы никогда в жизни не бегали.

Массивный Илья отстал, а мы, перемахнув через соседний забор Шепелевых, где были встречены постаревшей, но столь же жизнерадостной Чернавкой, бросились к участку Юхневича. Там нас уже поджидал огромный пес, той же породы, что благополучно отправленный нами в собачий ад Демон, он же Дружок.

— Превращаюсь, — крикнул я, и в облике зомби попер напрямую на деревянный забор между участками.

От моего удара он сломался, и я набросился на скулящую от страха и отступающую собаку. Хватило двух попаданий, чтобы и этот охранник Юхневича отправился на тот свет, если, конечно, у собак он бывает. Побежали к входной двери, и несколькими ударами я выбил дверь, продолжив с неотвратимостью лавины сметать всё на своем пути.

Все двери в доме были заперты на замки, и я вместе с подоспевшим Шамоном методично разнесли их все одну за другой. Дом был пуст. В отчаянии я продолжил крушить мебель, но взял себя в руки и вернулся в облик человека, присоединяясь к разговору участников Ордена Змей.

— Да мы знаем еще три дома, где живут Юхневич, Клоков и Золовский, а еще есть аптека, больница и полицейское управление. Куда бежать? — вопрошал Генка.

— Вряд ли в полицию потащат, — с сомнением протянул Шамон.

— Согласен. Аптека или больница, — сказал Старик.

Лихорадочно соображая, я уточнил:

— Илья, бричка катила в сторону Астраханской?

— Да, наверх по улице, — подтвердил он.

— Тогда, скорее всего, аптека, — сказал я.

— Могли и в больницу, — не согласился Генка, — там по пути, только ближе.

— Могли, — подтвердил Старик.

— Тогда я обращаюсь в ворона — и в больницу, — решил я, — там легко залететь внутрь, дверь то и дело открывается. А вы — давайте к аптеке. Как прибежите, я как раз вернусь.

— Побежали! — Генка сорвался с места.

А я, скинув одежду и испытывая ужасную боль от второго подряд превращения, чего раньше никогда не делал, стал обращаться в ворона. Вылетел через разнесенную в щепки дверь, обогнал бегущих парней, и что есть силы устремился к больнице Силковых и Шерапова, что находилась на углу Семеновской и Кузнецкой улиц.

Там подловил момент, когда входящий человек открыл дверь, и влетел внутрь, сходу окунувшись в толчею комнат, вопящих и кидающихся в меня чем попало людей, раздающих указания врачей. Несколько раз чуть не попался, но облетел всё, что было мне доступно, вылетев через черный ход с обратной стороны. Сделал круг над больничным двором, но никакой повозки во дворе не было.