Загадка серебряной луны - Хуберт Хорстман

Он, Вестинг, уже спрашивал себя, как бы он отреагировал на месте Бронстайна, что бы он сделал, чтобы пробить намерение в крайнем случае даже против сопротивления команды; но он не пришел к удовлетворительному результату. У него, правда, что касаемо руководящей деятельности, у самого был опыт; наконец, он имел в своем распоряжении несколько команд космонавтов и даже привел четвертую американскую экспедицию на Марс большому успеху. Но старый метод управления здесь нельзя было использовать. Они основывался на строгих директивах плюс хитроумной системе премий. Но по сравнению с приманкой привезти домой золотые лавровые ветви за изучение внеземной цивилизации, как премии в долларах или рублях так и жесткие приказные тона оказывались безрезультатными.

Бронстайн осознавал это. Его приказ гласил: Руки прочь от лисичек! Но одновременно, казалось, что он хочет представить команде шанс утолить большую научную жажду.

Вестинг улыбнулся. Он считает это правильным. Большие или малые шансы — самое главное, со временем он получал конкретное представления об образе жизни лунных жителей. Анне и Веккер очевидно тоже быстро свыклись с приказом. Только Далберг надулся. Немногословно и замкнутым выражением лица, с каким он сейчас ходил рядом с ним, он рано утром поднялся с постели, съел свой завтрак, передвигался по кораблю, и сидел за штурвалом. Правда было непонятно, почему он, собственно был мрачным. То это выглядело так, словно ему было не по душе, что комендант пошел на уступки, то снова он, казалось, больше чем все остальные был одержим новым попытками контакта. Странный чудак!

— Не в духе?

Далберг двигал челюстями, словно молол зерно меж сильными, белыми зубами.

— А Вы нет?

— Напротив. В конце концов возьму курс на открытия.

— Далеко Вы не уйдете. Ваш корабль привязан!

Вестинг звучно рассмеялся. Неплохое сравнение! Комендант сидел на мостике, держал в руках канат и тянул изо всех сил, если шлюпка его исследовательской флотилии слишком отдалилась от материнского корабля!

— Для начала этого не хватит.

— Если Вам этого хватит.

Тон, в котором Далберг выдавил это предложение, поставило Вестинга в тупик.

— А Вам, пожалуй, нет?

Но Далберг не ответил. С угрюмой миной он держал курс на четвертый квадрат, в центре которого был закреплен контейнер с инструментами для измерения различных видов излучений. Вестинг следовал за ним пожимая плечами.

Пока они освобождали контейнер газовым резаком из льда, Вестинг украдкой наблюдал за товарищем. Ошибся ли он в нем? Или тот уже давно наплевал на программу и выражал внутренний протест против приказа? Но во время совещания он в основном сидел молча и таращился на свои ногти или в воздух. Нет, этого не может быть! Черт знает, какая муха его укусила.

От четвертого квадрата Вестинг сразу же повернул к шестому. Его сердце забилось сильнее, когда вдали показались первые белые пятна.

Пористый, рыхлый лед, изрытый крошечными кагалами и пустотами! Вестинг лег на живот. Его руки осторожно, чуть ли не нежно ощупывали круглый отпечаток. Его диаметр составлял почти десять сантиметров; край находился на палец глубже, чем внутренняя поверхность. От этого кольцеобразного углубления отходили поры и каналы толщиной с волос, протекающие наискосок вниз под тупым углом. Вестинг оценивал глубину, где они встречались друг с другом, словно стрелы и образовывали конус, стоящий на вершине, в добрые полметра. Сила всасывания молодых лисичек должна была быть запредельной. Интересной задачей было бы рассчитать, сколько силы потребуется, чтобы выделить при температуре минус сто восемьдесят градусов крошечные, пылевидные отложения из компактной замерзшей тверже алмаза ледяной массы.

Когда Вестинг поднялся, он столкнулся с насмешливым взглядом Далберга.

— Сенсационно, не правда ли?

Насмешка не мешала Вестингу. Очевидно он просчитался: Далберг не интересовался отпечатками, следовательно он и не мог особенно интересовался самими лисичками. Если судить по его взгляду, он счел весьма глупым лежание на животе перед их следами.

Ну, и если уж! Для него имела значение мельчайшая деталь. Он будет сносить в одно место камешек за камешком, и постепенно появится мозаика, которая объясняет многие загадки.

Он вынул из нагрудного кармана микрокамеру, сфотографировал отпечаток с различных расстояний и перспектив и сразу же начал заниматься дюжиной других отпечатков, чтобы потом спокойно провести сравнительные анализы, Затем он отбил пробы ото льда геологическим молотком, засунул их в целлофановый пакет и, наконец, счел, что самое время позаботиться об экспериментальной палатке.

— Вы не считаете, — сказал Далберг, когда они начали сворачивать брезент, — что было бы более оправданно самому сфотографировать парочку этих бестий? Что они могут поделать с жалкими отпечатками!

— Было бы неплохо. — Вестинг улыбнулся. — К сожалению, с этим ничего не поделаешь.

— У нас есть специальные камеры, которые могут с дистанции до двадцати метров сделать ночные снимки с высоким разрешением — а именно без вспышки!

— Это для меня не новость.

— И что?

Вестинг встал из своего согнутого положения.

— Что Вы вообще хотите? Вы прекрасно знаете, что равнина с наступлением ночи — табу.

— Принуждение, которое мы наложили на самих себя… и которое доказывает нашу непоследовательность!

— Почему непоследовательность?

— С одной стороны, — сказал Далберг и пренебрежительно скривил губы, — мы делаем вид, словно мы уверены в мирном настрое пожирателей снега. С другой стороны, мы запрещаем себе выходить ночью на равнину. Почему собственно? Чтобы не беспокоить молодняк? Как мы можем побеспокоить его, если мы не будем использовать никакие источники света? Но одно лишь наше присутствие едва ли сможет произвести на него впечатление. Анне приближалась к малюткам в пределах досягаемости, а им нипочем… Почему тогда, спрашиваю я Вас, мы избегаем поверхности?

Далберг вызывающе посмотрел спутнику в лицо.

— Потому что мы не уверены, потому что мы подозрительны несмотря на благозвучные фразы! Мы не знаем, останемся ли мы целыми и невредимыми, если мы осмелимся сунуться в общество наших «хозяев»!

Все же не будем ничего предпринимать, — продолжил Далберг спустя некоторое время. — Лисички даже не думают о том, чтобы дать нам допуск. Они ни единым жестом не отреагировали на отход «Пацифики». Неблагодарность? Я думаю, наоборот, мы исходили из неверных предпосылок. Мы предположили, что нужно откликнуться на зов о помощи. Но то, что мы приняли за просьбу, было требованием! Лисички не просят, а требуют. И они выдвинут новые требования!