Командор Петра Великого - Алексей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, Серж. Мне в самом деле лучше. Знакомый порекомендовал хорошего лекаря. Говорит, не таких ставил на ноги. Вот только пить пытаются запретить.
– Иногда лучше воздержаться, – поддержал я незнакомого эскулапа. – Вино доставляет нам удовольствие, но оно же препятствует порой лечению. Зато по выздоровлению становится гораздо слаще. Жизнь не всегда состоит из одних удовольствий.
– Зачем же тогда жить? – грустно спросил Франц.
На самом деле алкоголиком по нынешним меркам он не был. Бывало, напивался, однако гораздо чаще придерживался меры, когда эйфория еще не переросла в безудержное свинство. Да и помимо приятного времяпровождения занимался многими делами. А для меня главным качеством царского фаворита было его абсолютное бескорыстие. Лефорт мог бы иметь все, что угодно, стоило только даже не шепнуть, а намекнуть царю, на деле же даже дворец являлся собственностью государства.
Это остальные птенцы гнезда Петрова будут запускать в казну загребущие руки. С другой стороны, какой Лефорт птенец? Если уж говорить подобными сравнениями: когда он встал на крыло, Петр ни о каком гнезде еще не думал.
В числе гостей я заметил незнакомого мне мужчину явно южной наружности. Черные волосы, почти такие же глубоко посаженные глаза, то и дело устремляемые в мою сторону, полноватые губы…
Мне мужчина сильно не понравился. При том, что обычно я не сужу о совершенно посторонних людях.
– Кто такой? – Спрашивать у Франца было неудобно. Пришлось улучшить момент и шепнуть вопрос поднесшему очередное блюдо слуге.
Слуги вообще зачастую знают о гостях гораздо больше, чем этим гостям бы хотелось.
– Лекарь из Италии. Джузеппе… – Фамилию слуга запамятовал, да я все равно вряд ли мог слышать ее.
Тогда понятно. Во мне наверняка взыграла обычная нелюбовь к медикам. Толку от этой породы… И в то же время куда от них деться? Сам я никогда не лечусь, организм сам справится там, где медицина бессильна, но помимо болезней существуют раны.
Нет, наш Петрович – нормальный мужик. Не бывает правил без исключений. Я больше о профессии в целом. Профессии, до сих пор отдающей шаманством или шарлатанством. Да и позднее будут сестрички и прочие врачихи женского рода, весьма способствующие исцелению раненых мужиков.
Лицо Лефорта едва заметно скривилось. Франц явно чувствовал себя очень плохо и старался скрыть свой недуг.
На другом конце стола сразу напрягся Джузеппе. Может, зря я на него наговариваю? Вдруг он действительно в чем-то разбирается и старается вылечить своих пациентов, а не просто запустить руку в их кошельки?
Нет, надо все-таки разыскать Петровича! Как будто я мог всецело располагать собой, а наш эскулап являлся заместителем Господа Бога по медицинской части.
Два последующих дня мне пришлось мотаться из полка в полк. Еще хорошо, что стояли они не так далеко друг от друга, хотя, увы, и не в Москве. Когда же на третий день, точнее, уже вечер, я, усталый и опустошенный, добрался до дворца Лефорта, то в одном из коридоров увидел, как несколько человек несут на руках хозяина. Рядом с ними шел Джузеппе и что-то говорил на смеси итальянского с французским.
Я увидел обмякшее лицо царского друга, а затем услышал из уст гостей, что Францу стало настолько плохо, что он потерял сознание прямо за столом.
Пришлось наскоро перекусить, выпить с мороза водки и распорядиться, чтобы запрягали. Беседовать с лекарем о состоянии Франца мне не требовалось. Как ни отрывочны знания по истории, даже в них порой гораздо больше скорби, чем бы того хотелось.
Не мог я, подобно многим, сидеть и ждать конца. Оставалась последняя надежда, пусть иллюзорная, зыбкая, и все же надо было использовать единственный крошечный шанс до конца.
Как оказалось, Петрович где-то разминулся с моим посыльным и ничего не знал. Впрочем, он и вернулся-то в Коломну накануне, буквально пару дней назад, и еще толком не отошел с дороги.
Он срочно сорвался и уже вместе со мной понесся в Москву. Рассуждая по дороге, что сделать он может очень немногое. Вот если бы чуть пораньше, да и то…
Не учли…
Мы прибыли поздней ночью, когда было уже поздно. Дворец напоминал растревоженный муравейник. Носились слуги, офицеры, успел прибыть кое-кто из ближних бояр. Тех, кто успел узнать о случившемся.
Впрочем, кое-кто из узнавших наверняка спокойно завалились спать, дабы потом отговориться неведением. Еще свечку поставили, но не за упокой, а в благодарность за избавление.
Кто всерьез рыдал, а кто глаза слюнил…
На какой-то по счету день из Воронежа примчался Петр. Никуда не заезжая, сразу бросился сюда, припал к ушедшему навеки другу. Глаза царя были красными от сдерживаемых слез.
– Тяжелая утрата, Питер, – в отличие от многих, я был искренен. – Прости. Я хотел привести Петровича, но не успел.
– Спасибо, Сергей, – Петр почти никогда не называл меня по имени. – Он… – говорить дальше самодержец не смог.
Зато с какой ненавистью посмотрел на столпившихся тут бояр, многие из которых давно жаждали смерти царского друга!
И были небывало пышные похороны, когда сам государь шел во главе первой роты Преображенского полка. Прощальные салюты, искреннее и показное горе…
– Какая-то странная смерть, – сказал мне наедине Петрович. – От таких болезней настолько легко не умирают.
– Хочешь сказать, ему помогли? – Мысль напрашивалась сама собой. – Кто?! Новый лекарь?
– Я говорил с ним. Джузеппе божится, что, когда его представили Лефорту, что-то делать было уже поздно. Пока он разобрался… Подозревает какой-то медленный яд, но говорит, что сам он не специалист и вполне может ошибаться. Сообщим?
– Зачем? – Я сразу прикинул, что при нынешних методах следствия и количестве недоброжелателей Франца Москва вполне может обезлюдеть. – Надо как-то попытаться самим. Хотя я думаю, что если был отравитель, то его след давно простыл.
Учитывая уровень здравоохранения, вернее, полное отсутствие какого-либо уровня, люди мрут словно мухи от любой ерунды. Случается – от попыток лечения. Подозрения Петровича – далеко не факт. Судовой врач, он если имел дело с отравлениями, то сугубо пищевыми. А про яды разве что слышал краем уха.
Может, мы просто стали чересчур мнительны? Золотой век отравителей давно в прошлом. Да и почему Лефорт? Чем и кому он был настолько опасен?
Не факт. Далеко не факт…
Аркаша прибыл в Коломну недели через три после похорон. Сияющий, словно золотой луидор, каждой черточкой лица демонстрирующий успех порученной миссии.
– Вот, – Аркадий торжественно извлек из шкатулки целый ворох бумаг. – Здесь все.
Пояснять дальше он не стал. И так было ясно.
– Аркаша, ты гений по дипломатической части! – не выдержал я. Хотя мы рассчитывали на определенный успех миссии, вероятность неудачи была достаточно велика.
– Не только по дипломатической. По коммерческой тоже, – с наигранным самодовольством изрек Калинин. – Знал бы ты, какую я заработал прибыль! Причем при европейской конкуренции. Да и помимо прибыли… Вот, – он протянул мне аккуратный чертеж.
Так. Явный план города, нарисованный, признаться, довольно умело, хотя без нынешних художественных изысков. Есть у здешних манера каждую карту сопровождать многочисленными ненужными завитушками и старательно пытаться прорисовать внешний вид каждого дома. А если река, то уж пара лодок – вещь просто обязательная.
Здесь все было гораздо строже. Линия укреплений с помеченными высотами стен, довольно прихотливые изгибы улиц, дома обозначены, но без старательного изображения фасадов. Довольно грамотная схема по меркам моего времени.
Вглядывался я недолго. Все-таки центральная часть изменилась не настолько сильно. Гораздо меньше, чем в той же Москве. Есть города, в которых мы бывали, а есть – которые мы обречены помнить до своей смерти.
– Рига?
– Она самая. Специально пришлось задержаться. – Аркадий притворно вздохнул, но тут же не сдержался и расплылся в улыбке.
– Молодец! Удружил так удружил! – Я действительно был рад. Как, наверно, не радовался взятию Керчи.
Рига – это не никчемная Нарва или какой-нибудь Ниешанц. Это настоящий город, к тому же прикормленный порт, и взятию его я придавал большое значение.
– Сколько тебе нужно на приведение в порядок? – Аркаша заглянул ко мне прямо с дороги, отправив домой только возок с вещами. Хорошо, день выдался воскресный, и я случайно был дома.
– Хоть пару часиков дай, – усмехнулся Аркаша.
– Даже три. Завтра мы выезжаем к Петру в Воронеж, но сегодня надо обязательно заглянуть к Юрику. Хоть посидеть немного.
В бытовом плане Флейшман устроился лучше всех. Хотя времени в Коломне он проводит больше любого из нас. А то и всех нас, вместе взятых. Если не считать Ардылова. Вот и завел себе лучших поваров. Не то что мы, грешные, которые вечно вынуждены есть где придется и что придется.