Семь гвоздей с золотыми шляпками - Анна Дашевская

Может ли быть, что неустановленный пока Герберт, племянник Яначека — это сын Брашера? И если так, то чью сторону примет в результате спасенный нами маг?

— Ну, хорошо! — я хлопнула ладонью по столу. — Теодор, я предлагаю освободить уважаемого ректора от нашего присутствия. Пойдемте, нас ждет Лютеция!

Я протянула Брашеру руку и он, помедлив, взялся за нее. Портал в мой домашний кабинет распахнулся, и мы сделали шаг вперед.

Стоило мне сесть в кресло и протянуть руку к колокольчику, как Бакстон уже стоял в дверях.

— Кто-нибудь спрашивал меня? — поинтересовалась я, копаясь в ящиках стола в поисках запасного коммуникатора.

— Нет, мадам. Прикажете приготовить комнату для гостей?

Я оторвалась от поисков и воззрилась на него с некоторым изумлением. Столько лет служит у меня этот потрясающий человек, а я все не перестаю удивляться тому, как он опережает мои распоряжения своими действиями!

— Да, Бакстон. Это господин Брашер, он останется у нас в доме на некоторое время. Приготовьте голубую комнату для гостей, допуск по всему дому и в сад. И, само собой, завтраки и прочее. И вот еще что: господину Брашеру нужно подобрать одежду… в более современном стиле, вы понимаете.

Мы с Бакстоном посмотрели на Брашера: ну, и в самом деле, черный камзол, шитый серебром, ботфорты, белая рубашка с кружевными манжетами и воротником были бы хороши для съемок исторического головидео, но вот выходить в этом в город я бы не стала.

— Я понимаю, мадам. Господин Брашер, пойдемте, я думаю, что смогу найти что-то подходящее.

Пока моего гостя переодевали, я извлекла из кармана куртки подозрительно затихший блокнот.

— Жиль?

— А? — блокнот встряхнул страницами и превратился в привычную уже толстую книгу. — Да, Лавиния, извини. Все-таки мне приходится часть функций отключать, когда я в таком… эээ… сокращенном виде, поэтому энергия быстрее иссякает. Ну что, вы о чем-то договорились с нашим спасенным?

— Ну да, решили, что пока он поживет здесь. Сейчас его переоденут, и я хочу вывести его в город, прогуляться. Все-таки человек столько лет сидел под замком. Ты как, погуляешь с нами, или останешься?

— Останусь, — Жиль задумчиво пожевал губами. — Странная какая-то история с магией времени. То все было и было, а потом вдруг хлоп! — и сама идея ее исчезла. И что, исключительно из-за того, что пропал один-единственный магистр? Мы, конечно, твердо верим в роль личности в истории, но всему должен быть предел, да. Покопаюсь. Подключи меня к Сети.

Едва я подключила USB-кабель к порту в корешке Книги и закрыла пространственный сейф, как в дверь кабинета постучали.

Ну что же, Бакстон, как и всегда, был на высоте: в джинсах, футболке и куртке тонкой лайки, модно подстриженный, Брашер выглядел не старше моих студентов. Вот, это я кстати вспомнила!

— Бакстон, если будет сообщение от Сирила Уорнбека, сразу же найдите меня.

— Вы предполагаете оставаться в городе, мадам?

— Да, а что?

— Тогда я взял на себя смелость заказать вам и господину Брашеру билеты на световое шоу на острове Сите. Начало в одиннадцать вечера, — он протянул мне билеты.

— Бакстон, это прекрасно! Как вы догадались? Я уже много лет не попадала на это шоу, спасибо!

Действительно, замечательная идея, чтобы закончить вечер. Длинный был день и для меня, и для Брашера. Для Брашера уж в особенности.

Когда мы спустились на набережную Сены, снова зазвонили колокола, уже к вечерней службе.

— Лавиния, скажите… — начал говорить Брашер, и надолго замолчал.

— Да-да? Ну, говорите уже, Теодор, не молчите так!

— Да, простите… я все удивляюсь, когда на мои слова вдруг кто-то отвечает…

Тьфу ты, боги и демоны! Я все время забываю, что нужно обращаться с моим спутником, как с тухлым яйцом. А уж когда его облачили в джинсы и кожу, так все время приходится держать себя за язык, чтобы не смущать беднягу слишком вольным обращением.

— Я слушаю вас, Теодор! Не обижайтесь, мы здесь… сейчас… привыкли торопиться.

— Да, я уже понял. И даже, может быть, скоро тоже стану спешить, как вы. Лавиния, скажите, а верите ли вы в Единого?

Вот это неожиданный вопрос…

— Ну, Теодор, я даже и не знаю, что сказать. Меня, например, воспитывали в вере в Пятерых.

— Вы из Бритвальда, так ведь?

— Вы правы. Более того, значительная часть моей семьи до сих пор живет в Люнденвике, — подтвердила я его догадку. — Так вот, с течением времени я как-то… отдалилась от этой веры. А вообще, здесь, в Лютеции, очень много храмов Единого, хотя, конечно, больше всего их в Лации и в Спанье. Еще в Союзе королевств популярна вера в Богиню-Мать, ну, и есть некий общий Пантеон, где каждый выбирает покровителя себе по плечу. Даже у воров и лжецов есть свой бог.

— Дайте, угадаю… неужели Локи?

— Да, именно он. Поклоняются ему немногие, но в некоторые дня года — ну, в Самайн, например, даже поклонники Единого приносят на алтарь Локи дары. А почему вы спросили?

— Видите ли… всю жизнь я верил в Единого. И там, в том жутком доме, поклялся себе: если удастся выйти, первое, что сделаю — пойду в храм и помолюсь. Поэтому и хочу попросить вас, проводите меня к ближайшему храму.

У меня и сомнений не возникло: дважды за последний месяц дорога приводила меня в собор святого Северина. А сейчас всего-то и нужно было: пересечь Сену по ближайшему мосту, Понт-сен-Мишель, и свернуть по набережной налево.

Снова в соборе звучал орган, но на сей раз музыкант не разыгрывался, не проверял себя на длинных пассажах. Токката звенела под сводами, летела к небесам и сводила сущее с вечным.

Брашер застыл перед входом, потом решительно прошел вперед и преклонил колена перед образом. Я села в стороне на скамью и приготовилась ждать.

— Здравствуйте, Лавиния! — прозвучал голос у меня за спиной.

— Добрый день, отец Гийом!

— Я вижу, вы решили какую-то большую проблему. Для себя или для всех?

— Ох, отец Гийом, для себя решила, а вот для всех, скорее, я ее принесла. Скажите мне, что говорит ваш бог о пропавших знаниях?

— Наш бог… Лавиния, любой бог говорит устами его служителей. Если вы спросите меня, я скажу, что знания не всегда идут во благо. Вот только кто может решить, что есть благо?

— Вот именно, — тихо сказала я. — И еще: то, что видится благом сегодня, завтра покажется ерундой, а послезавтра может взорвать мир.

— Да, вот именно. Поэтому любой, живущий в этом мире, может действовать только одним способом: спрашивая свою совесть. Нет другого судьи для смертного.

— Каждый может ошибиться в таком случае, разве нет?