Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта выдумка о крещении островов появилась по большей части из-за того, что произошло позднее той же ночью. Я уже собирался домой, стоял рядом с похрапывающим Гардом и пытался растормошить своего пьяного песика, когда вдруг заметил Щенка. Тот остановился недалеко от кострища и хмуро смотрел на прибывшие корабли. Он был не один. Дружинники оркнейского ярла незаметно смешались с людьми на площади. Вот Щенок вышел из круга света от костра, и там я разглядел фигуру Сигурда, сына Хлёдвира. Уродливая усмешка на губах, чирей на шее – его не спутаешь ни с кем.
Я не единственный почуял, что затевается что-то неладное. Только самые пьяные остались сидеть у кострища, другие поспешили убраться подальше. Сам я стоял на берегу, рядом с Гардом и Фенриром, и до конца каменного причала оставалось всего несколько шагов. Должно быть, оркнейский ярл привел всех своих людей, их было по меньшей мере тридцать, а может, и сорок. Коней они оставили у домов и, похоже, были вооружены копьями и топорами, а у самого Сигурда на большом брюхе висел наискось меч, он покачивался на каждом шагу.
Смех и разговоры у костра смолкли. Оркнейский ярл подтолкнул Щенка, тот вытащил горящую палку из костра и подал ее отцу. Тот поднял ее высоко над головой, а затем ткнул в корабли.
Люди Олава не пытались остановить его. Сигурд со своими дружинниками не встретили никакого сопротивления на своем пути к пристани. Олав, все это время стоящий на носу корабля и взирающий на них, не двинулся с места. Он не говорил слов приветствия, но не проявил никаких признаков гнева или страха, когда Щенок, под прикрытием широкой отцовской спины, указал на него.
Сигурд, сын Хлёдвира, уперся кулаками в бока:
– Так это ты Олав, предводитель этих людей?
– Меня именуют Олав! – отозвался Олав, и голос его разнесся над гаванью. – А эти люди… – он раскинул руки, будто мы все, не только его собственные дружинники, теперь стали его людьми. – Они по собственной воле решили следовать за мной!
Сигурд подошел к самому краю пристани:
– Здесь, на Оркнейских островах, так заведено, что все свободные люди платят подать ярлу, десятую часть всего, что заработают и приобретут!
– Слышал я об этой подати! – Олав взобрался на планширь и встал, как стоял тогда, когда я впервые увидел его. – Десятина от всего имущества – это доля церкви! Но, судя по тому, что я слышал, сейчас передо мной не христианин!
Конечно, мне не нравился оркнейский ярл, его никто не любил. Но из-за слов, сказанных им тогда, я вспоминаю его как человека мужественного. Он со своей дружиной стоял в окружении людей Олава. Кто-то сбежал по сходням, другие собрались у конца пристани. Сигурд не мог не видеть, что их превосходят числом, и не мог не чувствовать, что в этом чужаке, приведшем в его гавань четыре огромных драккара, есть что-то особенное. И все же он прокричал слова, которые должны были уязвить Олава, он не мог не понимать этого.
– Я – Сигурд, сын Хлёдвира! Без страха я живу, и без страха умру! Я буду пировать за столом Одина!
Олав мог повелеть убить Сигурда и всех его дружинников одним взмахом руки, но той ночью никто не погиб. Вместо этого Олав ловко пошел по планширю. Сигурд с усмешкой указал на него, повернувшись к своим людям. И вправду, то было удивительное зрелище. Я подошел поближе, чтобы лучше увидеть, что происходит. Олав шел по планширю, безо всяких усилий удерживая равновесие, придерживая рукой рукоять меча. Глядя на это, Сигурд, сын Хлёдвира, лишь покачал головой и засмеялся, его дружина вторила ему. Но вдруг Олав спрыгнул на причал и будто превратился в огромного зверя, ссутулив спину и пристально глядя на ярла. Смех утих. Дружинники Сигурда потянулись за топорами; другие направили на Олава свои копья. Тот спокойно вытащил меч из ножен, но вместо того, чтобы поднять его, отдал одному из своих людей и откинул плащ, показывая, что больше оружия у него нет. Дружинники Сигурда опустили мечи и копья.
– Десятую часть твоего груза, – произнес Сигурд, кивнув в сторону корабля. – Таков здесь закон. Ты должен…
И тут Олав бросился вперед и ударил его в челюсть. То был мощный удар, ярла развернуло на месте, изо рта вылетела струя крови или слюны. Он стоял пошатываясь, и Олав ухватил его за тунику и швырнул с пристани в воду. Казалось, что дружинников ярла обуял страх, никто из них не поднял оружие. Зато в дело вступили люди Олава. Они мгновенно вклинились в дружину ярла и отобрали у них копья и топоры. Олав очень спокойно шел по причалу, не сводя глаз с ярла, который пытался выбраться на берег.
То, что случилось дальше, впоследствии стало называться «крещением ярла Сигурда», но о том никогда не поминали, если ярл или кто-то из его родичей мог это услышать. Поскольку островитяне ярла сильно не любили, Олава Воронью Кость стали почитать на Оркнейских островах, и я помню, что, хоть меня и испугала дикость его поступка и напомнила о тех жестокостях, жертвой которых стал я сам, тогда я наблюдал за происходящим, невольно восхищаясь этим морским конунгом.
Олав спрыгнул в воду, подошел к ярлу, а потом ударил его кулаком в лицо еще несколько раз. От этого гордый ярл превратился в стонущий бесформенный куль, а Олав обернулся к людям на берегу и сказал громким ясным голосом:
– Здесь больше не будут платить подать ярлу, не умеющему защитить свой народ! Никто здесь не назовется ярлом, пока не примет крещение!
Затем Олав опустил голову ярла под воду.
– Старое время закончилось! – воскликнул он, продолжая удерживать ярла под водой. – Конунги-язычники больше не будут править свободными людьми! Теперь их бог – Белый Христос!
Он вытащил ярла, и поначалу мне показалось, что тот умер, так неподвижно он повис. Вдруг он дернулся, громко застонал и позвал сына. Олав вышел на пристань, остановился и оглянулся, когда Щенок и еще один человек подняли ярла на ноги. Белобородый уже стоял рядом с Олавом, и я увидел, как они обменялись парой слов,
