Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кресло, которое трансформируется в кушетку, как предполагалось, должно располагать к откровенности и доверию, но в данном случае внутри него все равно оставалось какое-то недоверие и замкнутость, которую он не смог разорвать. Доктор Левенштейн сидел справа на большом кресле, закинув ногу на ногу. Он пристально исподлобья смотрел на пациента, слегка нахмурив брови, слегка также улыбаясь. В руках он держал карандаш, который сжимал пальцами с обоих концов. Этот карандаш он то поднимал над линией глаз, то опускал. В зависимости от того, слышал ли он то, что хотел, или то, что он слышал, расходилось с его основной гипотезой. Волосы его были белы и коротки. Вообще он всем видом походил на такое стереотипное представление о Фрейде. Однако с Фрейдом его различала форма бороды. Она скорее как у полковника Сандерса из «KFC».
— Ну, милейший, — произнес он, мурлыкая. — Значит, вы говорите, постоянно?
— Постоянно, доктор… — в полной депрессии ответил пациент. — Что бы я не делал: все время мне указывают что делать. И более того, заставляют. Они мучают меня, когда я что-то не делаю из того, что они мне говорят…
Доктор Левенштейн снова нахмурился. На какое-то время он даже разжал одну из рук, в которой сжимал карандаш.
— Но лекарство-то вы принимаете?
— Принимаю доктор, — ответил собеседник. — Только от таблеток не легче. Вернее, легче, но не надолго. Голоса действительно пропадают, но вскоре снова возвращаются. Я даже пробовал вопреки вашим предостережениям увеличить дозу. Они все равно возвращаются и заставляют меня это делать. Причем не важно где я нахожусь и что делаю: на работе, дома, во сне, на природе. Даже когда я где-нибудь в командировке, еду в другой город, все равно они принуждают меня это делать. И это страшно. Это пугает меня, доктор. Когда говорит Голос, я не могу не подчиняться…
Случай оказался действительно сложный, а болезнь запущенной. За тридцать пять лет практики у доктора Левенштейна не было подобных случаев, но именно они доставляли его работе особый настрой, особое состояние и желание преодолеть обстоятельства и решить задачу. Помочь.
За две недели, что доктор наблюдал этот случай, он перерыл десятки книг по проблеме подобных расстройств, консультировался с выдающимися светилами в этой науке, даже освоил Интернет, в котором искал подобные случае и способы их лечения. С каждым днем, с каждым сеансом ему казалось, что он просто обязан помочь больному. От этого, возможно, даже зависела чья-то жизнь. Он чувствовал это. Его-то собственная жизнь точно зависела от этого пациента, от его случая. Уникального во многих отношениях.
— Скажите, любезный, — после недолгого молчания произнес Левенштейн, — Характерно голоса не изменились после приема лекарств?
— Что вы имеете ввиду, доктор?
Докторский лоб нахмурился. Наверное, из-за того, что тот сам не до конца понял, что спросил у больного. Некоторое время потребовалось, чтобы доктор сформулировал для себя, что он хочет услышать. А потом он переспросил:
— Ну, голоса… они отличаются от тех, что были ранее. До того как вы обратились за помощью? Ну, например, стали настойчивее, мягче, начали по-другому формулировать задачи?
Несмотря на необходимость лечения, чувствовалось, что разговоры о голосах доставляют пациенту внутреннюю боль. Иначе было нельзя. Прежде чем прописать медикаменты больному, следовало точно диагностировать симптомы. Как же иначе? Пациент корчился, кривился, строил гримасы, но все равно рассказывал все, что происходило. Однажды он даже поведал, будто голова доставляют ему невыносимые душевные страдания за то, что он пытался лечиться от них. Но даже несмотря на пытки, больной отдавал себе отчет. И точно знал, что надо делать, даже если они ему этого не простят.
— Да, доктор… — промолвил он тихо. — Есть некоторые изменения…
Возможно, здесь и находился ключ к успеху лечения. Доктор Левенштейн напрягся. Он ждал это. Что же? Положительная динамика или ухудшение состояния? На лбу выступила испарина.
— Что же? Слушаю… рассказывай…
— Они раньше заставляли просто так что-то делать: это казалось только вещей и предметов. А теперь это касается и других людей…
Этого-то он и боялся. Возможно, это ухудшение, но чтобы говорить точно, необходимо было провести дальнейшие исследования. Кроме того, курс лекарств пациент до конца не выдержал. Еще все могло измениться.
— Мне страшно, доктор…
То, что мы считаем заболеваниями, чаще всего происходит волнообразно. Иногда бывают целые дни без симптомов, а потом происходят явные ухудшения, доставляющие нам боль и страдания. Мы постоянно ловим моменты между этими ухудшениями, особенно когда помочь нам никто не может, и думаем, что это самые прекрасные моменты нашей жизни. Волны накатываются одна за другой, поглощая все, что мы так заботливо оберегали, и прощаемся с этим.
В тот вечер он не мог заснуть. Да и прошлую ночь он заснул только в 4:20. Днем вроде бы клонило в сон, но ближе к шести часам дня сон был ни в одном глазу. Стараясь отрешиться от дневных забот, он несколько раз нарочито надрывно зевнул и снова попытался сомкнуть глаза. Но сон так и не шел. Вставая рано, он и ложился рано, поэтому шесть вечера уже было временем, когда следовало находиться в кровати. Может это от смены режима? Работа накладывала свои отпечатки на режим бодрствования, не всегда это принималось организмом как норма.
Пребывая в раздумьях, он отправился на кухню, где приготовил кружку легкого зеленого чая, но даже она не смогла с шесть вечера вернуть ему блаженное состояние покоя и сонливости. Какое-то время он посидел у окна и, когда увидел выходящих из-за быстро бегущих облаков прекрасный гнутый месяц, решил прогуляться по двору. Это показалось хорошей идеей, особенно, в свете того, что работать ему приходилось в собственной квартире-студии, и на улицу выбирался он крайне редко. Более половины таких вылазок сводилось к покупке чего-то съестного в магазине у соседнего подъезда.
Где-то минут пятнадцать он не мог решить что одеть. Ведь не знаешь как на улице — тепло или холодно. Обещали тепло, но эти синоптики… такое ощущение, что они по телевизору крутят повторы вместо нормальных прогнозов. Между дубленкой, курткой и плащом, он почему-то выбрал плащ. Хотя как человек, склонный к искусству, он всегда выбирал по наитию.
Голову накрыла большая широкополая шляпа. Скрипнул поворачивающийся ключ в замке. Кошка продолжала спать спокойно, даже когда дверь закрылась чуть более шумно, чем должна была. Влекомый и мучаемый бессонницей, он прошел к лифту, но в последний момент передумал и решил спуститься по лестнице. А ведь лестницей он
