Стилист для снежного человека - Дарья Донцова

– Постарайся.

– Как?

Шнеер вздохнул.

– Значит, так! Запоминай сценарий, соберешь все актерские задатки, а они у тебя есть, и принимайся за дело.

Владлен замер на табуретке. Выучив роль, Богоявленский начал проявлять любопытство:

– Скажи, что в папке!

– Бумаги.

– Какие?

– Ерундовые.

– Уж, наверное, не пустяк, коли тебе передо мной открыться пришлось.

– Соображаешь, – кивнул Николай, – ладно, помнишь Никиту Волка?

– Его забудешь! Сволочь, всю жизнь мне сломал.

– Настал черед отомстить ему.

– Как?

– В папочке документы, свидетельствующие о его работе «стукачом».

– Зачем они тебе? – не успокаивался Владлен.

– Надо заставить Никиту кое-что сделать, – протянул Шнеер, – поверь, ему мало не покажется. Небось считает, все быльем поросло, свидетели умерли, никто «Муху» не помнит.

– Муху?

– Это был псевдоним Волка, – спокойно объяснил Никита, – он донесения так подписывал. Ясно?

– Да.

– Тогда действуй.

– Но…

– Послушай, – равнодушно обронил Шнеер, – я тебе помогал, теперь твой черед. Поверь, я не обратился бы к тебе, но, увы, мой верный помощник умер. Пока еще нового найду, а документы нужны срочно. Впрочем, ты можешь отказаться, принудить тебя не могу.

– Я пойду, – прошептал Владлен, – принесу папку. Коля, прости, я не помогал Нине и Люде, понимаешь, сам бедствовал.

– Знаю, – обронил Шнеер, – никого не осуждаю, кроме преступников. Ты просто слабый человек, гедонист и сибарит. Впрочем, я, как мог, поддерживал свою вдову и дочь. Здорово звучит, а? «Помогаю своей вдове»!

Глава 30

Владлен съездил к Нине и вполне удачно утащил нужное. Дело заняло пару минут, зря Богоявленский боялся и чуть не падал в обморок от страха. Все прошло без сучка и задоринки, быстро и успешно.

Поэт замолчал.

– И вы отдали папку Николаю, – чтобы прийти в себя, уточнила я.

Ей-богу, моя растерянность понятна, думаю, такого поворота событий не мог ожидать никто.

– Нет, – прошептал Владлен, – я более никогда не встречался с ним.

– Документы у вас? – еще больше изумилась я.

– Нет.

– А где?

– У Николая.

– Вы же секунду назад утверждали, что не встречались с другом. Зачем сейчас врете?

– Я говорю правду.

– Странная она у вас какая-то, одна правда противоречит другой.

– Вы просто не дослушали.

– Так продолжайте.

– Николай вручил мне адрес и велел привезти папку на дом к его знакомой.

Владлен, получив документы, тут же отправился в указанное место. Это опять оказался один из спальных районов столицы, но не тот, в котором высятся новые и относительно комфортные дома. Нет, дорога привела поэта в двенадцатиэтажку из грязно-серых блоков, между которыми ярко чернели швы, входная дверь не имела ни кодового замка, ни телефона, лифт частенько использовали вместо туалета.

В темной прихожей крохотной квартирки стояла маленькая, согбенная старушка.

– Я принес вашему коту сухой корм, – старательно произнес Владлен пароль, – меня предупредили, что он любит набор из птицы – курица, индейка, утка.

– Нет, – прошамкала бабуся, – Василий предпочитает говядину, но съест и ваш подарок, с голодухи все сожрешь.

Ответ был дан правильно, и Владлен вручил пенсионерке папку. Богоявленский, правда, не ожидал, что придется иметь дело с древней теткой, более всего похожей на Бабу Ягу, но Шнеер дал четкие инструкции другу.

– Есть пароль, – внушил он, – выучи его как следует, и если отвечающий ошибется, допустим, переставит слова в отзыве или употребит иные, расширит ответ, просто уходи. Перед тем как позвонить в квартиру, внимательно осмотрись. Перед дверью должна лежать рваная тряпка из темно-синего махрового полотенца, а на подоконнике обязательно стоять пепельница, железная баночка из-под консервов «Судак в томате». Если тряпка окажется мешковиной или ее вообще не будет, а окурки сложены, допустим, в тару из-под растворимого кофе, немедленно уходи, да не езжай сразу домой, а попетляй по улицам, присмотрись осторожно, не идет ли за тобой долгое время один и тот же человек. Ясно?

Владлен испугался еще больше, но закивал. Ему было некуда отступать, оставалось лишь вспомнить пословицу про гуж [33].

Но никаких заминок не произошло, старушенция спокойно взяла папку, и Богоявленский ушел.

– Адрес конспиративной квартиры помните?

Богоявленский покачал головой.

– Нет.

– Вообще?

– Ну… нет.

– Можете описать дорогу?

– Метро «Юго-Западная».

– Отлично. Дальше.

– Э… э… э… там есть автобусная остановка.

– Их, насколько помню тот район, у метро много. Какой номер?

– Не помню.

– Ладно, говорите дальше.

– Следует сесть в общественный транспорт, проехать до магазина «Продукты».

Я тяжело вздохнула, да уж! Точнее адреса и не придумать, проехать несколько остановок на автобусе не пойми какого номера и найти гастроном. Скорей всего, что лавка с харчами теперь торгует сантехникой, мебелью или вообще закрыта.

– Название улицы?

– Выпало из памяти.

– Совсем?

Владлен закивал.

– Ну хоть что-нибудь припомните! – в отчаянии воскликнула я. – Давайте попытаемся вместе, ну-ка, было тепло или холодно?

– А как сейчас, – ответил Владлен, – темно и сыро, я продрог до костей, автобуса прождал, потом еле в него влез, а когда внутрь попал, страшно кофе захотел. Рядом со мной женщина стояла, похоже, она из магазина ехала, «Арабику» везла, из ее кошелки аромат по всему автобусу шел. Я, когда потом от старухи вышел, двинулся назад и вдруг вижу: гостиница, громадная такая, целый квартал занимает. Я обрадовался, вошел внутрь, отыскал кафетерий и заказал эспрессо, принесли дикую гадость за бешеные деньги.

Я испытала настоящую радость, иду правильным путем, Владлен, как многие творческие люди, обладает отличной, но избирательной памятью. Кто-то запоминает очень ярко и четко окружающий пейзаж, другой способен везде увидеть цифры, третий припомнит запах, вдохнет запах духов и мигом сообщит, где, когда, при каких обстоятельствах уже наслаждался подобным ароматом. А Владлен – коллекционер ощущений. На улице холодно и сыро, в автобусе тесно, но приятно пахнет, кофе имел мерзкий вкус… Но гостиница около метро – это здорово, по крайней мере, теперь ясен район нахождения блочной башни.

– Замечательно, – воскликнула я, – давайте попытайтесь еще что-нибудь припомнить. Идете к нужному дому, дождь, слякоть, холод, хотите кофе, под рубашкой папка, она небось прилипла к вам, очень противное ощущение.

– Верно, – неожиданно улыбнулся Владлен, – но вытащить документы я боялся, всю дорогу их к себе судорожно прижимал и, представьте себе, поднялся на нужный этаж и уронил ее! Перепугался до одури, хотя, если разобраться, чего я боялся? Бумажки не хрустальные, разбиться никак не могут, испачкаться тоже, папчонка на «молнию» закрыта, вывалится им невозможно, никто из этих плохо воспитанных детей ничего не понял. Вот учительница милой оказалась, стройненькая, хорошенькая, сначала шалунам замечание сделала, потом передо мной извинилась.

– Какие дети? – спросила я. – Откуда?

Владлен выпятил губы.

– Старуха на последнем этаже жила. Вот, видите, я вдруг вспомнил, лифт дальше не шел, но прямо от квартиры бабки вверх, на чердачное помещение, вела лестница. Вся стена была размалевана рисунками: зайчики, птички, бабочки, медвежата, и еще была надпись «Клуб «Радуга», понимаете?

Я закивала, ничего удивительного. В столице в свое время были очень распространены всякие студии, кружки, куда охотно ходили дети. Одни учили иностранные языки, другие занимались живописью, третьи танцами. Недорогая плата делала занятия доступными для многих, чтобы не драть с родителей запредельных денег, все эти «Фантазии», «Сказки», «Солнышко» и «Звездочки», как правило, располагались в подвалах и на чердаках, экономили на аренде помещений. Подыскивали нужное место, делали скромный ремонт, закупали недорогое оборудование, приглашали на работу учителей из близлежащих школ, преподавателей из училищ и вузов, набирали в окрестностях детей и начинали процесс. Довольными оказывались все, педагоги, имевшие дополнительный заработок, дети и их родители, знавшие, что чадушки не болтаются невесть где, а рисуют, танцуют или лепят.

– Помните, что клуб назывался «Радуга»? – спросила я.

Владлен кивнул.

– Да. Я как раз вышел из лифта, а сверху толпа детишек летит, увидели, что кабина на этаже стоит и ринулись туда с воплем. Толкнули меня, я от неожиданности пошатнулся, чтобы не упасть, схватился за перила, а папка выпала.

Не успел Богоявленский испугаться, как сверху раздался строгий голос.

– Какое безобразие! Разве можно так себя вести? Вы впервые лифт увидели?

Продолжая ругать шалунов, по лестнице стала спускаться красивая стройная девушка.