Откуда соколы взлетают - Николай Галкин

А из-под крутояра, с моста, где на вечерки собралась молодежь и играла гармонь, бойкие голоса, будто дразня Шеметова, озорно выводили:

Коммунары спят на нарах,Кобылятину едят.У них хлеб не народился,Они бога матерят.

Раздался хохот и свист. И снова всхлипывала гармонь и девичий голос озоровал:

Год коммуна существует,И такой у ней итог:На бумаге — дебит, кредит,А зерна в амбаре — ёк!

И снова хохот и свист…

— Вот так и потешаются… С дальним прицелом, конечно… Но рот им не заткнешь. Пока, действительно, почти все так и есть.

Догорал костер. Ребятишки спали на кошме под телегой.

— Ночь для раздумок дана. А гарное дило з утра починають. Утром и бачить будэм, чего робыть, — говорил Пантелей, провожая до моста гостя.

В воскресенье Шеметов встретил Пантелея Никитича на базаре, как знакомому улыбнулся.

— Ну, остаетесь жить здесь?

— Вжэ обоснувалысь, — с какой-то радостной легкостью выдохнул Пантелей. — Хатку на бэригу зробляем. В Совиты договорылысь, зэмлицу отцу и братьям дають. Я ж на общество буду робыть — скотинку пасты. Так шо вси у мэнэ скоро в должниках будэтэ. На подати и жить будэмо, як баре. — И он весело засмеялся.

— Ну, счастья вам на новоселье. Нужда будет — заходите в коммуну, поможем, чем сможем.

Хату Кравченки соорудили быстро. Старый опыт помог. Снова напахали пластов из дернины, сложили из них стены. На потолок, внакат, пошел чернотал, нарубленный тут же, на берегу Тобола. Крышу залили смесью глины с соломой, таким же глинобитным сделали пол. В углу, близ дверей, дед Никита сбил из глины печь, напротив сколотил двухъярусные нары. В переднем углу, вдоль стен, положил лавки, сколотил стол. Семья справила новоселье.

Больше всех радовалась Мария. Впервые за многие месяцы она замесила квашню, настряпала булки. В печку, к загнетке, поставила варить горшок борща. Она почувствовала себя снова хозяйкой и матерью. А к осени в избушке появился новосел: Мария родила мальчика. Назвали его Иванком. Так в семье стало два Ивана — младший и старший. И вечерами, когда собирались дома все и надо было ужинать, Мария Михайловна с любовью говорила:

— Ну, детки, помогайты мени, вас видь у мэнэ семеро.

Школа

Давно уж не было на полянах ягод. Утрами от инея седела степь. В выцветшем за лето небе журавлиные клинья, курлыча, медленно уплывали на юг. Подпаски Гриша и Федотка с грустью провожали их взглядом. Они уже теперь с азартом не щелкали пастушьими арапниками, как бывало летом, вплетая на кончик хлыста волосья из конского хвоста. С затаенной завистью посматривали на мальчишек, прибегавших прямо с книжками из школы встречать коров и спрашивавших их:

— А вы пошто в школу не ходите?

— Отцу без нас не справиться с табуном. А Федор с Иваном еще не вернулись из Сибирки. Они там батрачат у Дегтяревых.

Как-то за ужином Мария, поглядывая на ребят, заговорила с отцом несмело:

— А я вчера, Пантелей Никитич, у училки у школы була. Она казала, що можно Гришу з Федотком у класс привисти. Я разумляю, хай воны вчатся, можэ, у добры люды выйдуть, Дид Никита казав, що тоби подмогнэ пасты, если трэба будэ, тай и я помогу.

Все с выжиданием смотрели на отца. А он как-то радостно улыбнулся в усы, ласково посмотрел на ребятишек.

— Хай завтра и идуть, мать! Я об этом усе думаю, як туточки обоснувалысь. Що им нашей нуждой в гарну жизнь дорогу заступать?

В школу их привел дед Никита. Он долго топтался в коридоре, боясь постучать в класс, но дверь вдруг открылась. На пороге стояла учительница. Ее большие голубые глаза искрились добрым и радостным светом.

— Вот и Кравченки к нам пришли, — сказала она. — А ну-ка, смелее проходите в класс, знакомиться будем. Меня зовут Прасковья Николаевна. А тебя как? — обратилась она к Грише.

— Меня — Григорием, а брата — Федотком.

— Ну, вот и хорошо. А сколько тебе лет, Гриша?

— Одиннадцать на днях исполнилось.

— У-у-у, так ты у нас совсем взрослый. Это хорошо, будешь мне помогать. Садитесь-ка с братом вот за эту парту. Здесь и будет ваше постоянное место.

Дед Никита долго ходил вокруг школы. Осторожно пробирался в коридор, замирал у двери, прислушивался. Домой не хотелось. Радость обуревала его. В роду Кравченко еще никто и никогда не учился в школе, не было умеющих читать и писать. А внуки вот в школу пошли! Так он кружил часа два. Ребятишки уже побыли на перемене, снова сели за парты. В окно дед Никита видел, как учительница писала мелом на доске, что-то читала, спрашивала.

Снова зазвенел звонок. Дед Никита заспешил домой. Заметив его, Мария вышла из избы навстречу.

— Ну, як воны там?

— Дуже гарно! И училка гарна. Як она з ними балакуеть… Ты им, Мария, на обид картошечку з сметаною здилай. Они ж приморывшись придуть.

Дед Никита присел на чурбак во дворе, раскурил трубку.

— Нет, Мария, не зазря мы за народну власть воювалы. Бачь, и Кравченки у школу пишлы!

К учебе Гриши и Федота в семье относились, как ко всякому делу, с уважением и интересом. Вся семья знала, что им задано на дом, какую оценку поставила учительница на уроке. Зимой уже вместе с ними читали букварь и дедушка Никита, и отец. Когда братья брали пешню и лопату, чтобы пойти на Тобол чистить проруби, отец спрашивал:

— А уроки вы вже выучилы? Если ни, так я сам пиду проруби долбыть.

Пользу от школы в семье Кравченко ощутили сразу. В те годы учеба неразрывно переплеталась с жизнью. За четыре зимы ребята выучились читать и писать. Знали простые и десятичные дроби, умели замерить огород и поленницу дров, стог сена, работать на весах и счетах.

Вечерами Гриша и Федотка попеременке читали вслух книжки. Дед Никита к этому времени приносил от соседей взятую на часок газету «Красный Курган». Его больше всего интересовала мировая политика и заботы, какими живут люди уезда.

В «Красном Кургане» ребята и прочитали впервые про детские пионерские организации, о том, что их отряды действуют в Кургане, Макушине, Лебяжьем и Куртамыше: ставят концерты, выпускают стенные газеты, занимаются физкультурой.

На следующий день по совету своей учительницы Гриша, как старший в классе, собрал ребят и пошел с ними в райком партии.

Секретарь усадил ребят у стола. Спросил про учебу. Похвалил за инициативу, но посоветовал создать поначалу октябрятский отряд.

Вожатой утвердили комсомолку Дусю Баландину. Записалось 25 школьников. Среди них Гриша и Федот Кравченко, Нина Ефимова, Антонина Шеметова, Виталий Ермолаев, Агния Заикина.