Око за око - Harry Turtledove

– И что же придумали Большие Уроды? – поинтересовался Теэрц, стараясь скрыть облегчение.

Он повысил свой престиж, но только сейчас сообразил, как много мог потерять, если бы ошибся.

– Я просветил три снаряда; один наш, один тосевитский с правильным балансом и еще один с нарушенным балансом, – ответил Инносс. – Первые два оказались практически идентичными; как вы и говорили, Большие Уроды умеют хорошо работать – когда хотят. Но третий… – Он помолчал, словно до сих пор не мог поверить собственным выводам.

– Так что же придумали Большие Уроды? – повторил свой вопрос Теэрц.

Судя по тону Инносса, он не ожидал такого вероломства.

– Они существенно уменьшили количество взрывчатки, заменив ее металлом, чтобы проверка на вес не выявила отклонений. Остается только гадать, какое количество выпущенных нами снарядов не могло причинить вред противнику.

– А у вас есть способ выяснить, с каких заводов поступают такие снаряды? – спросил Теэрц.

– О да. – Инносс открыл пасть – так хищники, предки Расы, демонстрируют угрозу. – Наш гнев обрушится на их головы.

– Хорошо, – сказал Теэрц.

Это не похоже на месть ниппонцам, когда тысячи невинных существ погибли только из-за того, что жили рядом с Большими Уродами, решившими создать атомную бомбу. Тосевиты, которые пострадают сейчас, заслужили наказание.

– Раса в долгу перед вами, – сказал Инносс. – Я сообщил командиру базы, что идея проверить снаряды принадлежала вам. Вы получите достойное вознаграждение; ваша раскраска станет более сложной.

– Очень щедро с твоей стороны, – ответил Теэрц.

Продвижение по службе или даже награда приведет к увеличению платы – значит, он сможет покупать больше имбиря. После ужасов, которые ему пришлось пережить, жизнь постепенно налаживалась.

Как и Шанхай, Пекин знавал лучшие времена. Переход прежней столицы в руки японцев прошел мирно. «Прогнившая клика Чана попросту сбежала», – пренебрежительно подумал Нье Хо-Т’инг. Но японцы сражались отчаянно, чешуйчатым дьяволам пришлось приложить немало сил, чтобы вышвырнуть их из Пекина. Целые кварталы лежали в развалинах; дворцы, в которых прежние императоры Китая, их супруги и придворные наслаждались роскошью, превратились в руины.

– Ну и что? – прорычал Хсиа Шу-Тао, когда Нье поделился с ним своими мыслями. – Они являлись лишь символом угнетения народных масс. Город – весь мир! – только станет лучше без дворцов.

– Вполне возможно, – ответил Нье. – Но я бы сохранил их как напоминание о прошлом. – Он рассмеялся. – Вот мы сидим и обсуждаем, что следовало сделать с дворцами, хотя большая их часть уничтожена, а у нас нет никакой власти, чтобы решить судьбу других зданий.

– Путешествие длиной в тысячу ли начинается с одного шага, – ответил Хсиа. Он произнес пословицу, и на его лице появилась гримаса. – Отсюда до Шанхая больше тысячи ли, и мои несчастные ноги помнят каждый шаг.

– Но мы же в саду роз, – взмахнув рукой, заявил Нье Хо-Т’инг. – И можем расслабиться.

– Сад роз не более чем ночной навоз, – грубо сказал Хсиа; ему нравилось корчить из себя крестьянина. – Еще один дешевый притон.

«Джань Юань» (что значило «сад роз») когда-то был превосходным рестораном. Сейчас создавалось ощущение, что он несколько раз подвергся разграблению; одну из стен покрывала сажа – кто-то пытался поджечь заведение. Оставалось только удивляться, что попытка сорвалась.

Нье потягивал чай из простой фаянсовой чашки.

– Однако кормят здесь неплохо, – заметил он.

Хсиа проворчал что-то неразборчивое, он никогда ни с чем не соглашался. Но, как и Нье, он съел ли-вэй-пин-пан – ветчину, мелко нарубленные грибы, свиной рубец и язык, побеги бамбука – все политое густым соусом – одно из фирменных блюд «Джань Юаня». В последние годы удавалось достать только свинину и домашнюю птицу; свиньи и цыплята ели все подряд, и людям ничего не оставалось, как питаться их мясом.

К ним подошла официантка и спросила:

– Еще рису? – Когда Нье кивнул, она быстро вернулась с большой тарелкой риса.

Хсиа воспользовался лакированной ложкой, чтобы наполнить свою тарелку, и заработал палочками. Затем сделал большой глоток као-лианг, крепкого вина, которое гнали из проса, после чего громко рыгнул, показывая одобрение.

– Вы настоящий представитель пролетариата, – сказал Нье Хо-Т’инг без малейшей иронии.

Хсиа Шу-Тао засиял от полученного комплимента.

Через два столика от них обедала группа мужчин в европейских костюмах, для них играл оркестр и пели девушки. Несмотря на несчастья, обрушившиеся на Пекин, мужчины выглядели упитанными и преуспевающими. Некоторые обнимали поющих девушек за талию, другие пытались засунуть руки в вырезы их шелковых платьев. Некоторые девушки шарахались, далеко не все певицы были шлюхами. Однако большинство охотно принимали ласки богатых посетителей, предвкушая хороший заработок.

– Предатели, – сказал Нье так, словно отдавал приказ о расстреле – впрочем, он бы именно так и поступил, если бы они сейчас находились на территории, которую контролировала Народно-освободительная армия. – Они наверняка сотрудничают с маленькими чешуйчатыми дьяволами, иначе откуда у них деньги?

– Да уж, – проворчал Хсиа и взял себе еще риса. А потом с полным ртом проговорил: – Вон та, в темно-зеленом блестящем платье, настоящая женщина.

– А они эксплуатируют ее красоту, – ответил Нье.

Как и большинство коммунистических функционеров, он придерживался пуританских взглядов. Секс для развлечения, секс в качестве товара он всячески порицал. Секс возможен только для продолжения рода – все остальное вызывало у него отвращение. Проживание в шанхайском борделе лишь убедило его в правильности собственных убеждений.

– Да, конечно, – согласился Хсиа, понимая, что Нье прав. Впрочем, в его голосе слышалось сомнение.

– Вы не животное. Вы человек революции, – напомнил ему Нье Хо-Т’инг. – Если вас привлекают развратные девочки, вам следовало присоединиться к Гоминьдану.

– Я революционер, – покорно повторил Хсиа. – Женщины вынуждены показывать свое тело, чтобы заработать себе на жизнь. Если я думаю об их теле – это доказательство того, что я еще не изгнал порочные мысли из своего сердца. Со всем смирением я постараюсь от них избавиться.

Если бы он занимался самокритикой на партийном собрании, то стоял бы, покаянно опустив голову. Здесь же он боялся себя выдать. Чешуйчатые дьяволы и их приспешники – клика Чан Кайши или японцы – не задумываясь и с радостью избавлялись от коммунистов. Хсиа продолжал сидеть на своем месте, прихлебывая вино… и, несмотря на самокритику, продолжал следить глазами за девушкой в шелковом темно-зеленом платье.

Нье Хо-Т’инг попытался привлечь его внимание к текущим вопросам.

Понизив голос, он сказал:

– Мы должны вселить страх в предателей. Если парочка из них умрет, остальные не будут служить маленьким дьяволам с прежним старанием, поскольку им придется постоянно оглядываться через плечо, опасаясь нашей мести. А некоторые предпочтут сотрудничать с нами в борьбе против империалистических агрессоров.

Хсиа Шу-Тао скорчил гримасу:

– Ну да, а потом они продадут нас чешуйчатым дьяволам вместе с собственными матерями. От таких друзей нет никакого толку; нам необходимы люди, которые по-настоящему преданы делу революции и справедливости.

– Мы не настолько глупы, чтобы им доверять, – согласился Нье, – но информация никогда не бывает лишней.

– Но они могут ее исказить, – возразил Хсиа.

Хсиа Шу-Тао был упрямым человеком, и если приходил к определенным выводам, то даже стадо буйволов не смогло бы заставить его сдвинуться с места.

Нье не стал пытаться. Он лишь сказал:

– Чем скорее мы убьем кого-нибудь из них, тем больше у нас будет шансов выяснить, из чего сделаны остальные.

Как и предполагал Нье, его идея показалась Хсиа привлекательной: его товарищ был человеком действия. Тем не менее Хсиа ответил:

– Конечно, жалкие черепахи заслуживают смерти, но прикончить их было сложно даже в Шанхае. Маленькие чешуйчатые дьяволы совсем не глупы и с каждым днем все лучше разбираются в безопасности.

– В безопасности для себя – да, – сказал Нье, – но только не для этих паразитов. Все иностранные дьяволы, которые пытались править Китаем – монголы, англичане, японцы, – использовали предателей. Маленькие чешуйчатые дьяволы ничем от них не отличаются. Как они смогут собирать налоги и продукты, если никто не будет вести учет?

Хсиа громко высморкался при помощи пальцев. Предатели даже не попытались скрыть своего отвращения; вместе с одеждой они усвоили и западные манеры. Он бросил на них злобный взгляд. Нье Хо-Т’инг не раз видел, как Хсиа проделывал подобные вещи: ему требовалось демонстрировать ненависть к конкретным врагам, идеологии ему не хватало.