Открытки падали с неба - Лина Соле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь ты меня ищешь, – прошептала Инна, – как я тебя месяц назад.
– Что случилось, родная, – я наклонился к ней поближе и так же тихо, как и она, прошептал.
– Тебе не понравится, – Инна скривила губы.
– Ты была в доме у Павла Олеговича, – мягко предположил я, хотя знал это наверняка. Инна подняла брови. – Никакой мистики, – я покачал головой, – ко мне приходила Маша.
– Зачем? – угрюмо спросила Инна.
– Какой-то сюрреализм, – я невесело рассмеялся, – за моим благословением, чтобы встречаться с Лёней.
– О-о, – протянула Инна, – а со мной она не была такой милой.
Она слегка улыбнулась, а глаза остались грустным.
– Дань, прости меня, что не сказала тебе, – она быстро смахнула слезы свободной рукой, – я хотела посмотреть ему в глаза, может, поговорить.
Я внимательно смотрел на нее, изучая изможденное лицо, я совсем не злился. Я радовался, что она в порядке и рядом со мной, пусть даже в реанимации.
– Зачем, Инна? Ты же не хотела с ним больше работать, – я недовольно покачал головой и снова прижал ее руку к губам. – Где случился припадок?
– Можно не рассказывать? – с надеждой спросила она.
– Исключено!
– Хорошо. Я намекнула ему, когда мы остались одни и… – она облизал сухие губы, – и он пригрозил мне, прижал к стене и…
Инна снова осеклась, заметив мои яростные глаза. Она молчала, а я прошипел: «Продолжай».
– Он придушил меня и обозвал сукой, – теперь Инна безотрывно смотрела мне в глаза, чтобы контролировать мои эмоции. – Тут у меня неожиданно случился приступ. Он отошел от меня, а я сползла по стене, по его чертовой кирпичной стене, ободравшей мне всю спину. Меня трясло, я задыхалась.
Я был готов сейчас же найти этого ублюдка и удушить собственными руками, меня трясло от ненависти.
– Он испугался, – Инна едва сжала мою ладонь. – Дань, он мог бросить меня там умирать, но он испугался. Я потеряла сознание, а очнулась в больнице. Никто не рассказал, кто меня привез, но я думаю, что он вызвал скорую.
– Он не посмеет больше тронуть тебя, – звериные ноты в моем голосе напугали Инну, она постаралась меня успокоить.
– Дань, все в порядке, я жива и, скорее всего, благодаря Павлу Олеговичу.
– Он сядет в тюрьму, – я откинулся назад и самодовольно посмотрел на Инну, – я рассказал все следователю.
– О, это… Хм, это правильно.
– Расскажешь следователю свою историю? – предложил я.
И услышал покашливание в коридоре у входной двери – там стоял лейтенант Смирнов.
Глава 22. Большие планы
К моему счастью, лейтенант слышал конец нашего диалога и настоял, чтобы Инна еще раз ему все рассказала под протокол. Она беззащитно взглянула на меня, ища поддержки для ее «спасителя». Но я был жутко разозлен и поэтому непреклонен.
Лейтенант ушел от нас под вечер, Дмитрий Романович практически выставил его за дверь, умоляя перенести допрос на другой день из-за слабости Инны. На меня он тоже с негодованием посмотрел, но разрешил побыть еще полчаса.
Наконец, мы смогли остаться наедине друг с другом, сбросив груз тайн и обвинений с плеч. Я уткнулся в плечо Инны, теперь мы поменялись местами: я был «здоровым», а Инна – больной.
– Как ты себя чувствуешь? Устала?
– Очень, – Инна дотронулась прохладным пальцем до моего лба, а потом начала гладить мои сильно отросшие волосы. Я повернул голову: она была так близко, красивая, даже не смотря на болезнь, но грустная.
– Почему ты грустишь? – спросил я. Она лишь слабо пожала плечами, видимо, силы совсем покидали мою прекрасную девочку, поэтому я предложил. – Просто помолчим?
Инна едва улыбнулась и вместо кивка моргнула. Я тоже был жутко уставший и вымотанный – бессонная ночь, полная тревог и переживаний, тягостный день в поисках и сомнениях, соскребание с души остатков смелости для обвинения отца Маши. Казалось, что я уже не смогу поднять головы с плеча Инны, к тому же она гипнотически проводила кончиками ногтей от затылка до лба.
На грани реальности и сна я прошептал: «Я люблю тебя», услышав желанное признание в ответ.
Мы расстались, как и завещал Дмитрий Романович, через полчаса, он шумно протопал в палату, отчего я выпрямился в кресле. Когда мы подъезжали к моей палате, я заметил несколько полицейских, которых, вероятно, прислал лейтенант Смирнов.
Забравшись на кровать, я заснул крепким сном и проспал до самого утра.
Дни начали пролетать молниеносно, я много тренировался, делая упор на здоровую ногу и руки. Незамысловатая гимнастика стала моей одержимостью – раз набор упражнений был ограничен, я старался превзойти качество количеством. Здоровье Инны довольно быстро пришло в норму, но на работе ее отправили отдыхать и набираться сил на неделю, а то и две, если она посчитает нужным. Поэтому мы, нарушая все больничные правила, целые дни проводили вместе. Формально она числилась пациенткой онкологии, каждое утро уходила на капельницы и иногда ела местную еду, в особенности – мою, когда я понимал, что мне не под силу справиться со слишком поджаренной котлетой. Маму на время отпуска Инны мы отправили к папе в Павлово, чему она совсем не сопротивлялась. Инна тоже подключилась к гимнастике, делая ее по-своему грациозно. Немного окрепнув, я начал пользоваться костылями, сначала с поддержкой Инны, затем самостоятельно, моя подвижность радовала меня больше всего остального, я был счастлив доходить до конца коридора, а самое лучшее – судно мне больше было не нужно.
Несколько раз звонил лейтенант Смирнов, сообщить, что по делу есть кое-какие подвижки, и они готовят обвинение Павлу Олеговичу.
Через неделю после моего признания, совершенно неожиданно в палату вошел Лёня, он был напряжен и, кажется, зол.
– Привет! – обрадовался я другу. Инна как раз была на приеме у Дмитрия Романовича.
– Что, черт возьми, происходит, Даня? – раздраженно выпалил Лёня. Я недоуменно уставился на него. – С какого хрена, Машу вызывают на допрос по твоему делу.
– Лёнь, – я хотел успокоить его, но он продолжал, даже не услышав меня.
– Маша пришла вчера вечером к тебе, и что выясняется? Ее не пускают к тебе эти амбалы около палаты. Ничего не хочешь рассказать?
Я не был уверен, что могу разглашать тайну следствия, поэтому ответил:
– Я не могу рассказать, но дело серьезное. Думаешь, просто так бы выставили охрану у наших с Инной палат?
Лёня был сбит с толку, с одной стороны была разъяренная Маша, которую вызывают на непонятный допрос, с другой – друг, называющий дело «серьезным».
– Я ничего не понимаю, – он закачал головой. – Ты можешь ответить, Маша в чем-то виновата?
– Нет,
