Королевы-соперницы - Фиделис Морган

«Боже, какие тщеславные существа эти актеры! — подумала Элпью. — Думают только о том, как бы раздуть свою славу».

«Хочет шумихи и даже не предлагает заплатить», — подумала графиня.

— Синьор Лампоне, — обратилась она к хозяину, — мы пришли к вам в связи с вашим носом.

— Моим носом? — переспросил Лампоне, скашивая на него глаза. — А что с ним такого? Он отлит из первоклассного серебра по глиняной модели, которую я сделал с моей дорогой утраты по памяти.

— Но почему, — натянуто улыбнулась графиня, — у вас нет носа из плоти и костей, как у всех нас?

— Потому что я его потерял.

— Как неосмотрительно, — сказала графиня. — А вы не можете рассказать нам, как это случилось?

— В то время я был еще мальчишкой и с честью лишился его в битве при Нише.

— При Нише? — воскликнули все три женщины разом.

— Да, при Нише. Это Богом забытый городишко в Сербии, к юго-востоку от Белграда. Я сражался на стороне маркграфа Баден-Бадена. Нашим противником был великий визирь Копрулу Фасл Мустафа. Этот могучий мусульманин одолел нас.

— Я видела, как он выступал на Варфоломеевской ярмарке, — вступила актриса, спустившаяся тем временем к ним и услышавшая что-то знакомое. — Его зовут Силач из Кента.

— И когда сербское солнце закатилось, мой нос пал жертвой ятагана.

— Я опять ничего не понимаю, — призналась Элизабет.

— В Нише. — Лампоне обнял обнаженную девушку. — Я был героем.

— К черту Ниш! — воскликнула графиня. — Вы уверены, синьор Лампоне, что наплели нам столько чепухи не для того, чтобы заморочить головы?

— Могущественный маркграф наградил меня, и я вернулся к себе домой, на Сицилию.

— Боюсь, вы лжете, синьор. — Графиня насмешливо улыбнулась. — Ибо у меня есть причина подозревать, что ваш нос съеден сифилисом.

— Сифилисом! — Схватив рапиру, Лампоне крутанул ею в воздухе, срезав несколько прядей с уже и без того поредевшего парика графини. — Чума на вас и ваш сифилис!

— Свинья! — Элизабет отпрянула, в ужасе разглядывая свое тело. — Неудивительно, что ты всегда занимаешься любовью в полной темноте.

— Cara![36] Я тебя люблю! — воскликнул Лампоне, протягивая к ней руки. — Ты ragazza stupenda![37]

— А ты презренный итальянский дикарь! И мне наплевать, если я никогда больше тебя не увижу. — Актриса стащила пыльную простыню с каркаса большой статуи и завернулась в нее. — Прости меня, Боже, за слепоту.

— Смотри! Ведьма! Полюбуйся, что у меня тут! — Лампоне задрал подол рубахи, выставив на всеобщее обозрение свои гениталии. — Я чист!

Графиня прикрыла ладонью глаза Элпью.

— Я не только нос потерял при Нише!

Прищурившись, графиня присмотрелась. Вместо пениса у Лампоне был жалкий обрубок.

— Господи, Элпью! — вскричала она, убирая ладонь от глаз компаньонки. — Посмотри. Какой потрясающий образец! Как желудь.

— Но ты пырял меня, как жеребец. — Элизабет Ллойд тоже посмотрела, явно пораженная данным открытием. — Как тебе это удается?

Лампоне нетвердой рукой полез в карман и вытащил искусственный пенис с завязками. Графиня снова вскинула руку, оберегая Элпью от этого зрелища.

— Прошу прощения, синьор, — проговорила графиня, пятясь к двери. — С тех пор как пропала Ребекка, мы сами не свои из-за тревоги о ней. Мне искренне жаль, что мы вас побеспокоили.

Выходя из комнаты, Элпью заметила, что Элизабет взяла у Лампоне приспособление, и могла бы поклясться, что женщина попросила тут же им воспользоваться.

Покинув дом Лампоне, Элпью взяла все еще горевший факел и тут же замерла и поднесла палец к губам. В свете факела на тротуар падала тень: вжавшись в ближайшую стену, стоял мужчина.

— Поговорите со мной, — шепотом попросила она графиню, подавая ей факел.

— Как мило со стороны синьора Лампоне предложить подвезти нас до дома в его экипаже, — непринужденно произнесла графиня. — Надеюсь, ночь окажется не слишком холодной для пони.

Элпью на цыпочках подкралась к мужчине, тоже прижимаясь к стене. Она стремительно бросилась вперед и, схватив соглядатая за шиворот, вытащила на свет.

— Ну-ка, дай на тебя посмотреть, трусливый сукин сын!

Моргая на свету, перед ними стоял Никам. Он, защищаясь, поднял руки.

— Не бейте меня. Это всего лишь я, мистрис, Никам Роупер.

— Ах ты, брехливая собака! — ругнулась графиня. — Что ты о себе возомнил, преследуя нас, словно ищейка?

Никам Роупер стоял, открывая и закрывая рот.

— Давай, приятель, — сказала Элпью, подтаскивая его к графине.

— Ну, — произнесла та, когда мужчина встал перед ней, — нечего тут стоять и изображать из себя придушенного дрозда. Объяснись-ка.

— Я не имел в виду ничего дурного, графиня. — Он съежился, словно ожидал удара. — Я надеялся, что вы приведете меня к Бек.

— Никам, — сказала Элпью, — сейчас уже за полночь. Разве ты не должен быть дома со своей женой?

— Она не заметит. — В голосе Никама прозвучала угрюмая нотка. — Да и вообще это ее не касается.

— Итак, Никам. — Графиня взяла его за руку. — Ты можешь взять факел и проводить нас через Мурфилдские топи, а затем мы проводим тебя домой.

Никам колебался, но потом взял факел.

— Мальчик все еще там. Я оставлю вас у Мургейтских ворот.

— Почему, Никам? Ты же можешь пойти с нами. Нам наверняка по пути.

Никам зашагал по полю.

— Мне не требуются няньки, благодарю. Я провожу вас через эту топкую местность, а потом пойду домой один, если вы не против.

Графиня и Элпью вошли к себе уже после полуночи. Годфри нигде не было видно, очаг потух.

— Как странно! Он никогда не уходил из дома по ночам.

На графининой кровати лежала записка. Графиня развернула ее.

— Мистер Пипс приглашает меня завтра вечером на бокал рейнского. Как мило.

Элпью помогла своей госпоже снять платье и корсет и переодеться в ночную рубашку. Обе улеглись в кровати, и Элпью задула свечу.

— Ветер усиливается, миледи. Слышите?

— Эти ненормальные моряки оказались не такими уж чокнутыми, как мы думали.

Стекла в окнах задрожали, из щели под дверью донесся самый настоящий вой.

— Зажги свечу, Элпью, а то, боюсь, с этими завываниями я не усну.

— И правда, мадам, у меня в голове так и крутятся новости, которые мы с вами сегодня узнали.

— Давай-ка разведем огонь, выпьем чего-нибудь горячего и подумаем.

Завернувшись в одеяла, они уселись в мягкие кресла, наблюдая, как потрескивает под сырым углем растопка.

— Ну и денек, Элпью. Мы съездили к этим странным безумцам в Лаймхаусе, которые утверждают, что они родители Ребекки, но в то же время не испугались даже новости о ее смерти; туда нас сопровождал чудак, посвятивший свою жизнь преследованию актрисы, веря, что она за него выйдет, и это несмотря на жену, которую, как я подозреваю, он прячет в доме, объявляя умершей.

— Вам удалось, мадам, что-нибудь вытянуть из него во время вашей прогулки в Тауэр?

Элпью добавила угля и вытащила железный крюк, готовясь подвесить чайник.

— Только то, что он, похоже, подозревает нас еще больше, чем мы его. — Графиня пристроила ноги поближе к огню. — Но я поговорила с йоменом и теперь уверена, что Рейкуэлл был около театра в ночь страшной смерти миссис Лукас. Это он сорвал с меня парик.

— Как так?

— Вечером накануне суда он пошел в часовню. Я думаю, что один из его дружков выдал себя за адвоката, как тот священник, которого он привел на «Причуду», тоже пришел на службу, и в одной из кабинок они обменялись плащами. Приятель отправился на несколько часов в камеру Рейкуэлла, потом Рейкуэлл сам вернулся после полуночи под видом адвоката, и его дружок ушел в своем собственном обличье.

— Да, на суде говорили о разном цвете плащей в ночь, когда он ударил кинжалом того беднягу на Лестер-филдс. Возможно, он всегда прибегает к этой уловке. — Элпью размышляла, наливая воду в чайник из большого кувшина. — Но все-таки как же никто его не узнал?

— Было темно.

— Да, конечно. Но йомен наверняка светил себе фонарем... — Элпью подвесила чайник над огнем. Теперь ветер ревел в трубе, распластывая пламя в очаге. — И в камере... там же должна быть свеча.

Графиня сменила позу. Об этом она не думала. И действительно, казалось неправдоподобным, чтобы стражник привел заключенного в камеру и запер, а потом этой же ночью впустил к нему адвоката и не обратил внимания на их лица.

— Так на чем мы остановились?

— На возможности того, что некто убил сначала Анну Лукас, потом ее коллегу Ребекку Монтегю. И что у Ребекки был сифилис.

— Какое это имеет отношение к смерти Анны?

— Откуда я знаю? — развела руками графиня. — Напиток еще не готов?

— Что мы будем? Посеет? Вино с пивом, сахаром и яйцами? Шоколад?

— Давай побалуем себя. — Графиня улыбнулась. — Выпьем чаю.