Приключения принца Иоганна Мекленбургского - Иван Оченков

– Глубокоуважаемый герцог Август! – встал я во весь рост, чтобы меня видели и слышали все присутствующие. – Мои дорогие кузены и не менее уважаемое благородное собрание Мекленбурга! Долгое время находился я вдали от своей родины, не имея из нее вестей и поддержки (да-да, кузены, это вам, не ерзайте). Но именно находясь в разлуке, я понял, как мне дорога эта земля и моя семья. – И так кратенько, минут на двадцать, без подготовки.

Вообще, умение красиво говорить в приличном обществе в нынешнее время дорогого стоит. Глядишь, еще пошлют в имперский рейхстаг представителем имперского округа. В ходе речи красочно обрисовав свою любовь к отеческим гробам, я перешел к своей службе у короля Швеции и, как водится, не жалел красок.

– …После чего король Карл пожаловал мне чин генерала и шаутбенахта королевского флота (насчет шаутбенахта чистая правда, перед самым рейдом на Кристианаполь) и наградил землями в Эстляндии. Служба моя королю не окончена, и мой долг повелевает мне, сформировав войско, отправиться на войну. Сия служба никоим образом не затрагивает нашего герцогства, ибо осуществляю я ее как частное лицо.

В зале явственно послышался радостный выдох. Странствующий герцог отправится дальше странствовать.

– Однако эта служба не будет слишком уж долгой, и, исполнив свой долг, я вернусь!

Так что не слишком радуйтесь, оглоеды! Карлсон улетит, но еще вернется.

После ужина я наконец-то смог встретиться с матерью. Август сказался уставшим и отправился почивать, так что мы смогли без помех все обсудить.

– Сын мой, вам действительно необходимо вернуться на службу к королю Карлу?

– Увы, матушка, его величество посчитал меня крупным знатоком в одном непростом вопросе.

– А вы не слишком молоды, чтобы быть знатоком?

– Ну, матушка, уверяю вас, этот недостаток быстро пройдет. Что касается моих талантов, то вы видели моих русских гвардейцев? Так вот, глядя на то, как ловко я с ними управляюсь, в Стокгольме решили, что я не менее ловко управлюсь со всеми остальными русскими. Или, по крайней мере, с теми, которые живут в Новгороде, и Карл Филип все-таки станет герцогом Новгородским.

– Вы полагаете это возможным?

– Напротив, я сразу сказал, что из этой затеи ничего не выйдет, но королю трудно возражать. Особенно когда у него на тебя виды.

– Виды – что вы имеете в виду?

– Матушка, вы уже нашли мне подходящую невесту?

– Пока, к сожалению, нет. Ваше положение было слишком неопределенным, чтобы можно было рассчитывать на партию, достойную вашего происхождения.

– Ну и хорошо, теперь в ваших поисках нет необходимости. Напротив, есть две кандидатуры, и я надеюсь на ваш совет в этом деликатном вопросе.

– Продолжайте, Иоганн.

– Король Карл пожелал меня видеть своим зятем.

– Неожиданно, очень неожиданно. Принцесса Катарина старше вас, но это пустяки. Она кронпринцесса и очень богата. Этот брак весьма поднимет ваше положение в мире, вам, вне всякого сомнения, следует согласиться. Тогда ваша распря в Мекленбурге потеряет всякий смысл, поскольку вашим кузенам никогда не достичь и половины того значения, какое будете иметь вы. А что вы имели в виду, говоря о второй кандидатуре?

– Вы помните мою тетю Агнессу Магдалену?

– Вдову Георга? Но как вам в голову могла прийти такая дикая мысль!

– Ну, матушка, она молода, красива… я тоже не за печкой родился…

– Боже правый! Иоганн Альбрехт, это невозможно! Господи, я должна была догадаться, когда узнала, как вы назвали свои корабли! Боже мой, вы неисправимы, как и ваш отец! Постойте, но ведь Агнесса… это невозможно… беременность… это тоже ваших рук дело?

– Ну, не совсем рук…

– Не смейте говорить мне гадости, я все-таки герцогиня!

– Матушка, умерьте свой гнев и попробуйте рассудить, как герцогиня. Согласитесь, вопрос непростой, и ошибки допустить никак нельзя.

– Что же, давайте попробуем рассудить. Увы, мои братья не имеют потомства мужского рода, и, если у Агнессы родится сын, он будут единственным прямым потомком Богуслава Тринадцатого по мужской линии с хорошими правами на все герцогство.

– Неужели вы будете внука любить меньше, чем племянника?

– Помолчите, Иоганн, вы мешаете мне думать! Итак, я полагаю, что вам не удастся жениться на княгине Агнессе Магдалене.

– Отчего так?

– Мой брат Филип, возможно, и не семи пядей во лбу, но сообразить, что нельзя отдавать Агнессу замуж за такого человека, как вы, он сможет. Ведь в таком случае вы станете опекуном единственного наследника всей Померании, и, принимая во внимание вашу активность и удачливость, это верный способ ввергнуть страну в междоусобицу. Он никогда не даст согласия на этот брак.

– А если я не стану…

– Подождите, Иоганн! Если вы не станете спрашивать его мнения, ваш брак будет недействительным. Кроме того, семью шведского короля ваш выбор также может оскорбить. Так что забудьте об этой связи. По крайней мере, пока. Чем больше я смотрю на вас, тем более непредсказуемой мне кажется жизнь. Все может перемениться, но сейчас вам нельзя сделать опрометчивый выбор. Ступайте, сын мой, вы вывалили на меня слишком много новостей. Мне нужно подумать.

– Один вопрос, матушка!

– Что вам еще?

– Где Марта?

– Боже мой, вы неисправимы! Неисправимы и непостижимы!

– Матушка!

– Да успокойтесь вы, герцог… Все в порядке с вашей Мартой. Я не хотела брать ее с собой, поскольку путешествие – не самое лучшее занятие в ее положении, но она такая же упрямая и взбалмошная, как и вы. Единственное, в чем удалось ее убедить, – это не появляться в Гюстрове. Она в небольшом фольварке в трех милях от города.

– Матушка…

– Что вам?

– Спасибо! Спасибо вам за все!

Я выскочил из покоев, отведенных брауншвейгским герцогам, как ошпаренный. Пролетел на одном дыхании до конюшни и только там выдохнул в лицо перепуганному конюху:

– «Коня мне! Полцарства за коня!»

Потом была бешеная скачка в начинающихся сумерках, ветер в лицо, топот копыт коней Аникиты с рейтарами за спиной.

Пока не изобрели электричества, люди ложились спать рано, будь то крестьяне или нобили. Обитатели этого фольварка тоже собирались спать, когда мы, разгоряченные скачкой, ворвались во двор, изрядно перепугав обитателей. Женщины встревоженно прятали детей, а мужчины брали в руки что поувесистей. В воздухе явно запахло дымом от фитиля мушкета, когда между нами и местными жителями встала хрупкая фигурка Марты.

– Принц! Мой принц! Остановитесь все!

Я соскочил с коня и бросился к ней.

– Марта! Моя Марта! – Потом обернулся к жителям фольварка и весело крикнул: – Это Марта, слышите вы! Моя Марта, а я ваш герцог, черт бы вас всех взял!

– Странник! Герцог Иоганн Странник! – прошелестел шепот в толпе, и мужчины, отложив в сторону свое оружие, опустились на одно колено.

Женщины, вынашивая ребенка, часто дурнеют, отдавая свою красоту еще не родившемуся малышу, но, бог свидетель, я никогда не видел никого прекраснее Марты, готовящейся стать матерью. Я смотрел на нее и не мог налюбоваться. Ничего не осталось от той прежней девочки, переодетой в мужской наряд. Сейчас даже такой круглый остолоп, как моя светлость, не смог бы принять ее за мальчика, столько было во всем ее облике женственности и неизъяснимой прелести.

Мы не виделись целую вечность, а у нас была только одна ночь, чтобы повидаться. Мы не успели сказать друг другу и половины слов, каких хотели, когда забрезжил рассвет. Пора было расставаться. Меня ждал Гюстров, мои войска, мое герцогство. Мог ли я взять с собой Марту? Наверное, мог, но вот в чем парадокс: я мог одним взглядом довести до обморока своих кузенов и их приближенных, но никакими силами никогда не смог бы защитить Марту от косых взглядов и унижений от светлейшей родни. Люди, никогда не осмелившиеся бросить вызов мне, с удовольствием отыгрались бы на ней.

С утра я был в лагере своих войск. Хайнц Гротте, ставший подполковником, или, как говорят немцы, оберст-лейтенантом, очень ответственно подошел к своим новым обязанностям. Порядок в лагере был образцовым, новобранцы под чутким руководством ветеранов, ставших капралами, маршировали и разучивали оружейные приемы. Дело у них явно спорилось.

Поскольку вербовка шла успешно и недостатка в кандидатах не наблюдалось, было сформировано восемь рот численностью примерно двести человек каждая. Сто двадцать из них были мушкетерами, шестьдесят пикинеров, два десятка гренадер. Изготовить «гренады» оказалось делом непростым, но решаемым. Останавливала лишь высокая стоимость одноразового снаряда. Пока в запасе было только по паре гранат на гренадера, и увеличивался запас крайне медленно. Помимо метания гранат в обязанности гренадеров входила установка «испанских козлов» в случае атаки вражеской кавалерии. Была также сформирована артиллерийская рота. Среди других пушек, вывезенных из Кристианаполя, было несколько относительно легких, четырехфунтового калибра. Для них сделали легкие лафеты с постромками. В походном положении они перевозились лошадьми, а на поле боя в постромки впрягались люди из расчетов. Пехоту приучали прикрывать свои пушки, а пушки должны были прикрывать пехоту. Командовал моей артиллерией Клим, ну и Анисим частенько терся рядом, присматривался. Форма, придуманная мною для стрельцов, неожиданно стала популярной среди моих военных. С определенными изменениями, конечно. Кафтан покороче, никакой шнуровки по бортам, но отложной воротник, обшлаг и карманы с клапанами строго определенных цветов явно были заимствованы. В конце концов я махнул рукой, и «мекленбургский мундир» стал официальной формой моего полка. У мушкетеров, гренадер и пикинеров она была синего цвета, воротник, обшлага и клапана были красными. У артиллеристов – наоборот, кафтаны красные, а все остальное синее. Кушаки у всех желтые, это святое. (Просто их слишком много заказали сразу, и я велел не умничать.) Когда мои орлы маршируют, зрелище просто завораживающее. Во всяком случае, зрители собираются со всего герцогства.