Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт

Она резко поднялась. На полке у телевизора лежала папка с записями. Она нетерпеливо пролистала их все на ходу и достала фотографию Фионы Хелле. Она снова села и положила фотографию в центр листа с инициалами Фионы.

— С этим делом все ясно, — сказала она. — Фиона бросила своего сына. Ее едва ли можно упрекнуть в том, что произошло в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда родился Матс и мать Фионы приняла решение, ставшее роковым для трех поколений. Нетрудно предположить реакцию Матса Бохуса, узнавшего правду о своем рождении. Можно думать все что угодно об этой странной потребности некоторых людей найти своих биологических родителей, но... — Ингер Йоханне сняла очки, подняла фотографию и внимательно ее изучила. — Это все мечты и большие надежды, — тихо продолжила она. — Когда все идет вкривь и вкось и существование становится слишком сложным, мысль о том, что где-то там есть твое настоящее «я», твоя настоящая жизнь, может быть очень соблазнительной. Это становится утешением, мечтой, иногда одержимостью. Жизнь Матса Бохуса была сложнее жизни большинства других людей. Окончательный и абсолютный материнский отказ мог быть... сокрушительным для него. Она могла предложить ему все, но не дала ничего. У Матса были основания ее убить. Он убил ее.

Она погрузилась в собственные мысли и положила фотографию на лист с инициалами. Скрепила их вместе. Она сидела молча, как будто осталась в комнате одна, и рассматривала фотографию красивой телезвезды с очаровательными глазами, прямым носом и чувственным ртом.

Зигмунд украдкой покосился на бутылку на подоконнике. Ингвар кивнул.

— А что, если... — снова начала Ингер Йоханне, и теперь в ее голосе слышался энтузиазм. — Что, если здесь нет серии?

— Что? — переспросил Ингвар.

— Что-что? — Зигмунд даже перестал наливать коньяк.

— Мы же должны... — начал Ингвар.

— Подожди, — оборвала его Ингер Йоханне.

Она сложила листки стопкой и накрыла ладонью лицо Фионы Хелле.

— Это дело раскрыто. Одно убийство. Одно расследование. Один подозреваемый. У подозреваемого есть мотив. Он признается. Признание подтверждается дополнительными фактами дела. Дело закрыто.

— Я не совсем понимаю, куда ты клонишь, — сказал Ингвар. — Мы снова вернулись к началу? Ты хочешь сказать, что это случайные совпадения, и мы имеем дело с тремя не связанными...

— А как же символика? — перебил Зигмунд. — Как же эта лекция, которую ты слушала тринадцать лет назад...

— Подождите. Подождите! — Ингер Йоханне встала и заходила по кухне кругами. Время от времени она останавливалась у окна. Рассеянно смотрела на улицу, как будто следила за кем-то. — Дело в языке, — сказала она. — Все началось с отрезанного языка. Ключ в нем.

Она повернулась к мужчинам. На щеках горел лихорадочный румянец, подбираясь к оправе запотевших очков. Ингвар и Зигмунд сидели тихо, в напряжении, как будто они были зрителями, которым сейчас покажут смертельный трюк.

— Отрезанный и красиво упакованный язык Фионы Хелле — слишком очевидный символ, — сосредоточенно сказала Ингер Йоханне. — Банальная символика из романа про индейцев. Ты сам сказал на днях, Ингвар, что наверняка в мировой истории совершены тысячи преступлений, в которых фигурирует труп с отрезанным языком. Ты был прав. Ты был совершенно прав. Убийство Фионы Хелле не имеет никакого отношения к той лекции, которую я слушала как-то жарким летним днем в аудитории в Куантико. — Она закрыла лицо руками и раскачивалась из стороны в сторону. — Это так банально, очевидно. Боже мой!

Ингвар в замешательстве уставился на нее.

— Подожди, — сказала Ингер Йоханне. — Дай мне договорить.

Зигмунд перестал пить. Он сидел, вытаращив глаза, и переводил взгляд с Ингвара на Ингер Йоханне и обратно. Джек, Король Америки, пришел в гостиную, и даже он стоял без движения, с закрытой пастью и раздувающимися ноздрями.

— У трех этих дел, — сказала Ингер Йоханне, опуская руки, — был ряд общих черт. Но вместо того чтобы их искать, нам стоит спросить себя: есть ли что-то, что их отличает? Что делает убийство Фионы Хелле таким непохожим на два других?

Ингвар не сводил с нее глаз, с тех пор как она начала ходить по гостиной. Только сейчас он позволил себе потянуться к бутылке с водой. Руки немного дрожали, когда он открывал бутылку.

— Оно раскрыто, — коротко сказал он.

— Именно!

Ингер Йоханне протянула к нему обе руки:

— Именно! Оно могло быть раскрыто!

Джек завилял хвостом и протиснулся между ее ногами. Она нечаянно наступила ему на лапу, когда двинулась обратно к столу. Пес заскулил.

— В деле Фионы Хелле вы нашли ответ, — сказала она, не обращая внимания на Джека, и снова подняла фотографию. — Вам было немного трудно, вы спотыкались и сбивались с правильного пути. Но вы нашли ответ — в отчете о вскрытии обнаружились детали, которые привели к давней грустной истории, которая, в свою очередь, вывела на Матса Бохуса. На убийцу. Мотив и возможность. Все, Ингвар! Как почти всегда и бывает. Это дело было раскрыто так, как всегда раскрываются дела об убийстве в Норвегии.

Зигмунд схватил свой бокал и сделал глоток коньяка.

— Алло, — сказал он. — Я вообще-то тоже здесь.

— Но посмотри на остальные дела, — сказала Ингер Йоханне, швыряя фотографию на стол и поднимая листы с инициалами ВХ и ВК. — Ты когда-нибудь раньше, за всю свою карьеру, видел такие случаи? Ни одного подозреваемого, зато множество ложных следов и тупиков? Тронд Арнесен... — Казалось, она выплюнула это имя на стол. — Большой мальчик. У него есть свои скелеты в шкафу, как и у всех остальных. Но он, конечно, ее не убивал. Его алиби остается железным, несмотря на часовое любовное свидание.

— Ну, Рудольф Фьорд по-прежнему представляет для нас интерес, — возразил Зигмунд.

— Рудольф Фьорд, — вздохнула она. — Боже мой! Конечно, он совсем не ангел. Ангелов не бывает. В общем...

Ингвар накрыл ее ладонь своей — она стояла, наклонившись над столом, упираясь руками в листы бумаги — и погладил.

— В этих двух делах, — сказала она, отнимая у него руку, — вы никогда ничего не добьетесь, только наследите грязными башмаками в человеческих жизнях. Так как полиция никогда не сдается, вы будете переворачивать вверх дном человеческие жизни на все большем и большем расстоянии от убитых. К тому моменту, когда вы наконец-то сдадитесь, когда вы поймете, что вам никогда не удастся найти убийцу, вы разрушите так много, поставите мат стольким существованиям, так много...

— Успокойся, Ингер Йоханне. Сядь. Мне кажется, тебе хотелось бы, чтобы мы всё поняли. Но тогда помедленнее и более внятно, пожалуйста, — обратился к ней Ингвар.

Она нехотя села, тщетно пытаясь заправить волосы за уши, но они постоянно падали на лицо: челка слишком сильно отросла.

— Тебе нужно выпить, — громко сказал Зигмунд. — Правда.

— Нет, спасибо.

— Вино — то, что надо, — сказал Ингвар. — Вы — как хотите, а я выпью бокал.

Было слышно, как по улице проехала машина. Джек поднял голову и зарычал. Ингвар достал из шкафа бутылку, рассмотрел ее, держа в вытянутой руке, и удовлетворенно кивнул. Спокойно, не ожидая пожеланий, он поставил на стол три бокала и открыл бутылку. Налил себе и Ингер Йоханне.

— Я согласен с тобой, — сказал он, кивая. — Дело Фионы Хелле более... нормальное, так можно сказать, чем два других.

— Ничего себе нормальное! — воскликнул Зигмунд, щедрой рукой наполняя свой бокал до краев. — Очень много нормального в том, чтобы вырезать у людей язык!

Ингвар пропустил это замечание мимо ушей, сделал глоток, отставил бокал и скрестил руки на груди:

— Я только не понимаю, какие общие черты ты видишь в двух остальных делах? — Он приветливо улыбнулся ей, как будто боялся спровоцировать ее раздражение. Но улыбка не помогла.

— Неужели не ясно?! — дрожащим голосом почти крикнула она. — Первое дело вызвало два других. Вот единственное объяснение, при котором эта история имеет смысл.

— Вызвало, — повторил Ингвар.

— Вызвало? — переспросил Зигмунд.

— Иначе никакого смысла нет, — сказала Ингер Йоханне. — Первое убийство произошло именно так, как мы себе его представляем. Фиона Хелле растоптала мечту Матса Бохуса. Он убил ее, отрезал язык и разрезал кончик в качестве символа того, что он чувствовал: она врала о самых важных вещах в жизни. Она казалась помощником нуждающихся, тех, кто находится в трудном положении. Когда же в ней нуждался ее собственный сын, оказалось, что все это было только фасадом. Настоящей ложью, как ему, наверное, казалось.

Джек тявкнул. В то же мгновение, как будто это было причиной, приоткрылось кухонное окно. Сквозняк задул свечу. Ингвар выругался.

— Мы должны поменять окна, — сказал он, с грохотом закрывая окно, и зажег спичкой свечу.

— И тогда должен быть кто-то, — сказала Ингер Йоханне, как будто ничего не случилось, взгляд был направлен на какую-то точку на стене. — Кто-то, кто слышал лекцию Уоррена про Proportional retribution. И потом решил скопировать ее. И делает это.