Чему не бывать, тому не бывать - Анне Хольт

Ингвар остановился и глубоко вдохнул. В горле холодно закололо.

— Зигмунд, — спокойно сказал он. — Время от времени у меня появляется впечатление, что ты очень глупый. И так как я знаю, что это неправда, я ограничусь тем, что попрошу тебя... — Он потер себе уши, согревая, снова глубоко вдохнул и внезапно проорал: — Заткнись!

Они молча прошли сквозь богато украшенные ворота на Хёркевай. Ингвар поправил шарф. Два туристических автобуса были припаркованы у самого забора, группа африканцев в широких цветастых национальных костюмах как раз садилась в один из них.

Сложно понять, подумал Ингвар, зачем туристы приезжают в Норвегию в феврале, когда холод, ветер со всех сторон и грязь до колен — непостижимо.

— Признай хотя бы, что одеты они по-дурацки, — пробормотал он.

— Ты сам тоже не очень хорошо выглядишь с кожаной заплаткой на заднице, в ярко-красном болеро и туфлях с серебряными пряжками, — сказал Ингвар. — Но тебе, как я заметил, это не мешает надевать национальный костюм. Это наверняка какие-то официальные костюмы. Который час?

— Скоро шесть, — жалобным голосом ответил Зигмунд. — Я замерзну насмерть. И никакое это не боль... болеро. Это шерстяной пиджак.

Через одиннадцать минут Ингвар провел указательным пальцем по списку фамилий на стальной табличке у серой двери.

— Рудольф Фьорд, — сказал он себе под нос, нажимая на кнопку.

Никто не отвечал. Зигмунд ударял одной ногой о другую и что-то бормотал себе под нос. Молодая девушка с сумкой через плечо подошла к двери, выудила связку ключей и ослепительно улыбнулась Ингвару.

— Привет! — сказала она, как будто они были знакомы.

— Привет, — ответил Ингвар.

— Хотите зайти?

Она придержала дверь. У нее были рыжие волосы, за ней остался запах свежего воздуха и легких духов, когда она побежала по ступенькам, посвистывая, как маленькая девочка.

— Хороших выходных! — крикнула она сверху, и они услышали, как наверху открылась и закрылась дверь.

— Наконец-то пришли. — Зигмунд задрал голову, глядя вверх, сквозь этажи.

— Четвертый, — сказал Ингвар, направляясь к старому лифту с металлической сеткой. — Я не уверен, что он нас выдержит.

— Максимум — двести пятьдесят килограммов, — прочитал Зигмунд на эмалевой табличке. — Ну, мы попытаемся? Давай!

Лифт поднимался еле-еле. Он ныл, стонал и остановился на расстоянии половины ступеньки от четвертого этажа. Ингвару пришлось с силой открывать дверь. Сетка застряла в полу.

— Вниз я пойду пешком, — простонал Ингвар, с трудом выбираясь из лифта.

Несмотря на возраст лифта, дом был очень красивый, с широкими, укрытыми коврами лестничными пролетами. Витражные окна, выходившие во двор, бросали на стены цветные пятна. На четвертом этаже было две двери, между ними висела картина в раме под стеклом, желто-коричневый южноевропейский пейзаж.

Ингвар не успел даже позвонить в квартиру Рудольфа Фьорда, когда дверь напротив приоткрылась.

— Здравствуйте, — сказала женщина лет семидесяти.

Она, конечно, не из бедных, подумал Зигмунд. Маленькая и худая. Ухоженные волосы. Юбка, блузка, пара красивых кожаных тапочек. Она стояла, не зная, куда деть руки, ей было заметно не по себе.

— Я ни в коем случае не хочу вмешиваться, — сказала она. Ингвар только сейчас заметил, что, несмотря на ее скромность и старомодность, глаза у нее быстрые. Она будто измерила и взвесила их обоих. — Вы друзья Фьорда? Или, может, коллеги? — Улыбка была искренней, и взволнованная морщинка между бровями казалась откровенной. — Я должна признаться, что прислушивалась, не идет ли кто, — продолжила она, прежде чем они успели ответить. — Впервые в жизни я обрадовалась этому шуму. — Худой палец с хорошо ухоженным ногтем указал на лифт.

— Понимаете, Рудольф — большая находка для нашего дома, — продолжила она. — Он следит за всем. Помогает. Когда я сломала ногу перед Рождеством, он каждый день приносил мне продукты. — Она приподняла левую ногу, стройную и невредимую. — Мы с Рудольфом хорошие соседи. Но теперь я... извините.

Она сняла цепочку и сделала несколько шагов по направлению к мужчинам.

— Хальдис Хеллеланд, — представилась она.

Мужчины пробормотали каждый свою фамилию.

— Я так беспокоюсь, — сказала женщина. — Вчера Рудольф вернулся около девяти. Я пришла примерно тогда же: была в театре с подругой. Мы с Рудольфом всегда сплетничаем немного, когда встречаемся. Иногда он заходит выпить чашечку кофе. Или бокальчик Он всегда такой...

Она похожа на ласку, подумал Ингвар. Быструю любопытную ласку с проворными лапками и бегающим туда-сюда взглядом. Она все замечает.

Она поправила прическу и легко откашлялась.

— ...любезный, — закончила она.

— Но не вчера? — вопросительно сказал Ингвар.

— Вот именно! Он едва отвечал мне. Показался мне бледным. Я спросила, не болен ли он, он сказал, что нет. — Улыбка отняла у Хальдис Хеллеланд десять лет, на щеках появились глубокие ямочки. — Я понимаю, он мужчина в расцвете сил, а я старая вдова. Ему не всегда приятно тратить на меня время. Но... — Она помедлила.

— Он себя необычно вел? — помог ей Ингвар. — Он был совсем не таким, как обычно?

— Именно, — благодарно сказала фру Хеллеланд. — И с тех пор я стараюсь прислушиваться. — Она посмотрела Ингвару прямо в глаза. — Не очень красиво, конечно, но здесь правда довольно шумно, и мне кажется, что мы все должны... брать на себя ответственность друг за друга.

— Я совершенно согласен, — кивнул Ингвар. — И что вы услышали?

— Ничего! — возбужденно ответила она. — В том-то и дело! Я обычно слышу оттуда шаги. Музыку. Иногда звуки работающего телевизора. Единственное, что... — Морщина вернулась на лоб. — Телефон звонил, — сказала она уверенно. — Четыре раза. Все звонил и звонил.

— Может, он снова ушел, — предположил Зигмунд.

Хальдис Хеллеланд посмотрела на него с упреком, как будто он обвинял ее в том, что она заснула на посту. Она указала на две газеты на коврике у двери.

— Утренний и вечерний выпуск, — многозначительно сказала она. — А он большой любитель газет. Если только он не выскользнул из квартиры ночью, когда я спала, он дома. И он даже не забрал газеты!

— Ну, может, он так и сделал все-таки, — успокоил ее Ингвар. — Может, он ушел ночью.

— Я позвоню в полицию, — решительно заверила женщина. — Если вы не в состоянии понять, что я достаточно хорошо знаю Рудольфа Фьорда, чтобы понимать, что тут что-то не так, мне придется позвонить в полицию. — Она пожала плечами и засеменила к своей двери.

— Подождите, — остановил ее Ингвар. — Фру Хеллеланд, мы из полиции.

Она резко обернулась:

— Что? — Она провела худыми ладонями по волосам, потом облегченно улыбнулась и добавила: — Конечно. Эта ужасная история с Вибекке Хайнербак. Жестоко. На Рудольфа это произвело ужасное впечатление. Вы, конечно, тут для того, чтобы взять показания. Но тогда... — Она покачала головой — теперь она действительно была похожа на ласку с острым носом и узкими настороженными глазами. — Тогда мы зайдем в квартиру, — решила она. — Я могу попросить вас показать удостоверения? Минуточку, я возьму ключ.

Прежде чем полицейские успели открыть рот, она исчезла.

— Мне это не нравится, — сказал Ингвар.

— Что? — спросил Зигмунд. — У нее есть ключ! И ты можешь говорить что хочешь, но в том, что она рассказывает, много разумного.

— Мне не нравится думать о том, что мы там найдем, — сказал Ингвар.

Хальдис Хеллеланд вернулась. Она взглянула на протянутые ей удостоверения и кивнула.

— Рудольф делал ремонт в ванной комнате в прошлом году, — объясняла она, вставляя ключ в замок. — Теперь там такая красота. Но пока все эти рабочие сновали взад-вперед, хорошо было, чтобы у меня был ключ. Никогда не знаешь, кому можно доверять. А потом он так у меня и остался. Ну вот!

Дверь была открыта. Ингвар вошел в квартиру.

В коридоре было темно. Все двери в комнаты были закрыты. Ингвар пошарил в поисках выключателя и нашел его.

— Гостиная там, — показала фру Хеллеланд, теперь оробевшая.

Она прошмыгнула под рукой Ингвара, направилась в другой конец коридора и остановилась там перед двойной дверью.

— Лучше, наверное, будет, если... — начала она и кивнула Ингвару.

Он открыл дверь.

На обеденном столе лежала люстра. Цепочки были спутаны. Одинокая стекляшка свисала со стола. На торчащем из потолка крюке, на котором, очевидно, до недавнего времени висела люстра, в центре круглой гипсовой лепнины, на веревке висел Рудольф Фьорд. Большой и синий язык, открытые глаза. Труп висел без всякого движения.

— Возвращайтесь в свою квартиру и ждите там, — приказал Ингвар Хальдис Хеллеланд, которая так и не осмелилась зайти в гостиную.

Она повиновалась, не задавая никаких вопросов и не пытаясь заглянуть в комнату. Входную дверь она оставила открытой. Они услышали, как она пересекает лестничную площадку и как за ней захлопнулась дверь.