Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16 сент. 41 г.
Вот этот «стих безумный» Мой родной, мой милый! Теперь он мне не кажется уж, ни «безумным», ни «не можно». Как будто правда, как Вы сказали, что — «все можно». Бесценный мой, чудесный, дивный… Как я люблю Вас!.. Никогда, никогда я этого еще не знала. Такой вот муки, муки, слаще самой жизни, тоски сжигающей, биений сердца таких, таких чудесных и… вот такого стремления, — стремления всей душой, всем помыслом, всем чувством, всем дыханьем, — стремленья… к Вам, конечно…
Конечно бывало и раньше: увлекалась, любила… но постоянно оставалось _ч_т_о-т_о_ в резерве… Делалась подсознательно выдержка на некоторую возможную неоткровенность, ну, дипломатическую «игру», что ли, с той стороны, — и некоторую, такую присущую всем женщинам, «хитрость» со своей стороны. И получалась часто — игра чувством. Красивая, но все же сколько-то игра… А я была игрок упрямый, я часто все срывала, когда не нравился мне ход другого…
Но здесь, но с Вами… тут мысли, тут силы для «игры»… Здесь дивная, «божественная комедия». Как я люблю Вас, как радостно мне Вам признаться в этом, без «лукавства», просто быть с Вами! Как я Вам верю! Как не хочу Вас мучить!..
Как я страдаю от разлуки! Родной мой! Как я бедна словами! Я не могу так выразить, как Вы это красиво можете!.. И мысли одна другую перебивают. Ах, да, «Свете Тихий»… неужели у Вас нет копии? Прислать? Я перепишу! Хотите? Хотите эту дивную «картинку» несколько обобщить? Лишить самого личного и дать на радость свету? Я не обижусь. Ведь Вас нельзя _о_д_н_о_й держать; только для себя, под спудом беречь такое Чудо Божие, такое дивное Творенье… «Свете Тихий»… Я в следующем письме пошлю Вам. Делайте, что хотите. Милый, Вы не пишете «Пути Небесные»? Я понимаю, как трепетно, как неспокойно в душе… конечно, так трудно собраться в стройность работы… Но Вы ведь будете? Как я страдаю от разлуки…
Как мучаюсь… Вы? Тоже?
Какая острота, живучесть, порывистость чувства!..
Вам трудно писать — я знаю… Я ведь тоже ничего не могу делать. Я только думаю о Вас… Да, 30-го сент. Вы в 6 ч. утра меня звали?.. Я проснулась, тоже в 6 ч… Правда… И был у меня разговор с мужем. А в 1/2 8-го был Ваш экспресс… какой чудесный… Я была рада, что разговор был до Вашего экспресса, — и независимо от Вас… А в общем, о нашей жизни…
Я не знаю, что и _к_а_к_ будет… Я не вижу. От Бога ли? Тогда, 9.VI.39, я была во тьме. После, была у исповеди и так и сказала: «я чувствовала, как была во власти темной силы»… Но Вам писала я, я это чудно помню, не во тьме. М. б. из тьмы, взывая, хватаясь за Свет, именно от жажды Света!.. Грех ли это?! И разве Бог тогда попустил, дал _т_е_м_н_о_м_у_ меня опутать, чтоб погубить и Вас? Из тьмы, из рва глубокого, я все же тянулась к Свету… Я помню, как я рыдала тогда, как я оплакивала все Святое, родное, что в Вас и у Вас так ярко!.. Я не во зле Вам писала… Нет… Ах, если бы _з_н_а_к! Я не могу молиться… Я вся в Вас… Нет у меня другого взлета… даже и к молитве. И я боюсь таких вот состояний. Некое пробужденье? Но я всегда ношу в себе о Боге помысел…
Милый, Иван Сергеевич (как захотелось назвать Вас), как будет дивно, когда родится из этого чудеснейшего, красивейшего чувства Ваш Труд!..
Мне иногда до ужаса бывает страшно, совестно пред миром, что Вы такое богатство, такой редчайший жемчуг мне, мне одной лишь рассыпаете… О, если бы можно было все это ухватить, собрать, сложить в сокровищницу… Как было бы велико… Как недостойна я… одна все это принять…
«Пути Небесные» творите, вот в этом Святом Пожаре! Пробуйте! Дайте все, всю силу, которая теперь завинчена[110] судьбой так крепко… Как это ужасно!
Я не могу к Тебе приехать!.. Да, да к _Т_е_б_е, не к Вам, а к Тебе… Я не могу больше не видеть Вас! Ну, разве не жестоко? Но Вы-то не хотели… И теперь не понимаю… Я не могу приехать… Но как же тогда? Так ничего, все просто так?.. Ах, сотворите тогда Вы, силой Вашего гения, сотворите тогда прекраснейшую сказку жизни!.. Нет, я должна Вас видеть, как Вы — меня! И Вашего портрета нет. Пошлите хоть маленькую [карточку]. Но я хочу не лик, а Вас увидеть-услышать! — Вы не можете приехать? Я не смею этого просить… Мужчинам легче дают визу. Мне же для себя не достать _н_и_к_а_к. И потом — сейчас пытаться к Вам поехать — значило безумно все испортить дома (для нас испортить). Попробуйте приехать, если хотите только, я не смею просить. И скажем: пусть это будет _з_н_а_к. Если удастся Или это нельзя? Нельзя искушать? Тогда не буду…
Если бы Вы смогли приехать, — то я бы предпочла остаться в Arnhem'e — это прелестный городок, — там есть леса (теперь все золотые), березы, и вид немного наш, русский. Я бы уехала на отдых. Мне он так нужен. Из нашего совместного отпуска, как предполагалось раньше, ничего не вышло. Муж лишь объявил, что ему некогда, что я могу одна уехать сколько хочу и т. д. В Arnhem'e мой Сережа, поэтому понятно, почему я в Arnhem'e. И в то же время Сереже я скажу, что быть хочу совсем одна и независима. Ему знать ничего не надо.
Не знаю иначе, здесь ничего более подходящего…
Но это ведь мечта только?! Но без мечты нельзя ведь жить!.. Нельзя жить без мечты…
Как часто я вспоминаю чеховскую «Дама с собачкой»… С собачкой, «с птичкой»… — не одно ли то же?!.
Не понимала как-то раньше душой при чем тут собачка… А как это верно. Мне всегда делалось надолго грустно, как-то горестно от этого повествования… А вот теперь… теперь ведь, пожалуй еще горестнее… не видеть даже!..
Если бы я _т_а_к_ могла, как Вы, — то всю эту тоску, всю безысходность, эту молитву любви, — я бы воплотить хотела…
Пусть бы это было Дитя святое святого чувства! —
Но я не умею. Я инспирирована только Вами.
Вот этот «стих» я посылаю и стыжусь, как плох он… Я ведь знаю это. И чувствую, _к_а_к_ бы его критиковать надо. Я вижу «со стороны» как бы. Но посылаю так, как был написан 16-го сент.,
