Огненный рай - Сьюзен Виггз

— Я не говорю и не читаю по-французски, — твердо заявила мисс Абигайль.

Бетани молила Бога, чтобы Баг Вилли поверил обману — учительница прекрасно говорила по-французски, как и на трех других языках. Баг Вилли, очевидно не разгадав ее хитрости, бросил острый взгляд на Бетани.

— А ты, милочка?

— Оставь ее в покое, — бросил Эштон, лезвие по-прежнему упиралось ему в шею. Бетани молча покачала головой, борясь с новым приступом боли в спине. Французский был одним из ее самых любимых предметов в колледже, но она никогда не предаст Англию таким негодяям, как Баг Вилли. Он взял записку и положил себе в карман.

— Потом найдем того, кто сможет нам перевести. — Он потащил мисс Абигайль к двери. — Остальных подержите здесь. А мы с леди отправимся на небольшую прогулку в море.

Моряки окружили Эштона, который явно представлял собой реальную угрозу. Ему удалось высвободить руки, но лезвие вонзилось ему в шею. Вид крови, которая текла ему на рубашку, привел Бетани в ужас. Ей показалось, что чьи-то железные пальцы обхватили ее и больно сжали. Теплая жидкость потекла по ногам. Она ахнула, вырываясь из рук мужчины, державшего ее.

— Ребенок… Пожалуйста.

— Послушай, ирландец, ты разве не слышал, что сказала женщина? — сердито произнес Финли. — Ее время пришло.

Гуди Хаас предупреждала ее о боли в спине и водах, которые отходят перед самым рождением ребенка, но повитуха ни словом не обмолвилась о жуткой боли, которая охватила Бетани и бросила на пол в безумной агонии.

Теплота и боль… Боль и теплота… Мучительный ритм приступов напоминал морские приливы и отливы, около уха ощущались быстрые толчки, очень ей знакомые.

Придя в себя после очередного приступа, она попыталась понять, что с ней происходит. Хорошо, что Эштон рядом: Бетани чувствовала щекой грубоватое домотканое полотно рубашки, сильные руки уютно прижимали ее к себе, окутывая таким родным запахом — кожи, пота и морского соленого воздуха.

Он сел на Каллиопу, держа жену на руках, словно ребенка, и повез сквозь пропитанную туманом ночь. Между схватками ей слышалась его мольба, обращенная к лошади: «Иди спокойно». Бетани хотелось что-то сказать ему, выразить тревогу о мисс Абигайль и о своей сильной боли, но голос не слушался, вырывался только сдавленный крик.

Эштон осторожно сошел с лошади и внес, ее в дом. Знакомая постель не уменьшила мучения женщины, перестали восприниматься ласки рук и нежность голоса мужа.

— Чэпин побежал за Гуди Хаас, любовь моя. Давай я помогу тебе раздеться.

Бетани с какой-то укоризною глядела на Эштона. В свете масляной лампы его взволнованное лицо казалось совсем бескровным, лоб покрылся капельками пота, на шее запеклась кровь. В немой мольбе ее ослабевшие руки все еще тянулись к нему, хотя в подсознании уже вызревала мысль — сегодня потеряна вера в него, события ночи, вероятно, разрушат то хрупкое доверие, которое у него начало пробуждаться. И все же это был Эштон, к которому ей не терпелось прибежать со своими печалями, начиная с того самого времени, как встала на ноги. С теплотой и нежностью ей вспоминались их забавы: охота на лягушек в весеннем пруду, неповторимый вкус теплого сахара в феврале, которым угощал щедрый клен, — тогда все беды были сиюминутными. Эштону достаточно было показать ей какой-нибудь карточный фокус или просто поговорить, как исчезали все тревоги.

Но сейчас… Рождение ребенка. Что может быть серьезнее? Воль, ею испытываемую, не уймешь проявлением доброты или воспоминаниями детства — страх острыми стрелами пронзал все ее тело: вполне возможно, что Эштон не захочет помочь ей. Но его руки тем временем нежно расстегивали крючки платья, а затем сняли туфли.

— Ну вот, — успокаивающе произнес он, — так тебе будет удобнее.

Сильный приступ схваток сжал ее, будто клещами, тело напряглось, спина выгнулась, пальцы впились в руку Эштона.

— Удобнее, — прошептала она, когда боль стала не такой острой. — Боюсь, — роженица облизала языком сухие губы, — что умру. И совсем не удобно.

Он на мгновение перестал дышать, затем через силу улыбнулся.

— Гуди скоро придет, а она знает, что делать.

Но это «скоро» превращалось в вечность: приступы боли, казалось, длились беспрерывно, становясь все более и более ужасающими, схватки следовали одна за другой, отнимая у нее последние силы. Как загипнотизированная, Бетани смотрела в дверной проем на стенные часы — длинный маятник отмерял наступление агонии с такой регулярностью, словно предвещал после них удивительное успокоение.

Когда наступил перерыв между схватками, она оторвала взгляд от маятника и сосредоточилась на Эштоне.

— Мисс Абигайль.

— Успокойся, любовь моя. Она в безопасности — Финли пошел за нею.

— Почему, Эштон, вы схватили ее?

— Я и представления не имел, кто это может быть. Меня очень поразило, когда увидел учительницу.

— А Баг Вилли?

— Мы не знали, что они будут ждать нас в печатной мастерской.

Но слова уже не могли вернуть то, что произошло: из его собственных рук мисс Абигайль попала к опасным радикалам — эта мысль только обостряла родовые муки.

Дальнейшие рассуждения прервались очередным приступом. Бетани попыталась снова найти успокоение в маятнике часов, а руки потянулись к Эштону, но боль не заглушала горечь и отчаяние, охватившие ее, — возможно, преждевременные роды наступили из-за больших размеров ребенка, как утверждала Гуди, а может быть, причина в быстрой езде верхом и шоковом состоянии от встречи с мисс Абигайль в такой необычной обстановке. Выяснение причин тоже потеряло всякий смысл — ребенок родится слишком рано, так рано, что Эштон потеряет всякую надежду считать себя его отцом.

— Где эта женщина? — раздался хриплый голос Гуди Хаас, и Эштон облегченно вздохнул.

— Никого нет, кроме меня, — ответил Эштон.

— Мужчины никогда не знают, что делать во время родов, — проворчала Гуди. — Могли бы позвать мать. А разве у вас нет сестры?

— Нет, — голос Бетани прозвучал твердо, несмотря на испытываемую боль. — С ними было бы только хуже.

— Ее мать теряет сознание, когда уколет палец иголкой, — объяснил Эштон. — А от моей сестры не будет никакого толку.

— Ты считаешь, что от тебя его больше, не так ли? — Говоря это, Гуди ощупала живот Бетани.

— Мне часто приходилось присутствовать при рождении жеребят.

— Твоя жена не кобыла, — сердито возразила Гуди, — но я позволю тебе остаться, если будешь помогать. Приготовь несколько тазов с водой и чистые простыни.

— И это все?

— Для родов многого не требуется. Только много боли и пота.