Бумеранги. Часть 1 - Варвара Оськина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джил зажмурилась. Ледяные пальцы вцепились в бумаги, точно те могли чем-то помочь. Но вот лифт остановился, и Джиллиан вздрогнула, когда одновременно с мелодичным перезвоном в кармане настойчиво завибрировал телефон. Едва взглянув на экран, она не раздумывая сбросила вызов.
«Время ушло, Бен. Ты опоздал на шесть лет».
14
Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Октябрь
17 дней до президентских выборов
Устраивать в Белом Доме вечера «для своих» нынешний президент Грегори Ван Берг любил с одной-единственной целью. Подобно сотням правителей до него, он собирал под одной крышей двух главных противников, которые скрипели зубами, но вежливо скалились, ограниченные строгими рамками протокола. А зачинщик этого высококультурного беспредела тем временем счастливо улыбался и вёл политику кулуарных убеждений. Джиллиан считала, что, не будь у президента Ван Берга страсти к публичным заявлениям, он мог бы стать хорошим лоббистом, умея одним изящным саркастическим пассом добиться нужного результата. Однако сегодня всё было иначе.
Взглянув на похудевшего, измождённого Грегори, Джил вздохнула и посмотрела на миссис Ван Берг, которая лишь отрицательно покачала головой. Ясно. Лучше не стало и вряд ли когда-нибудь будет. Об этом же обмолвился Бен. Джиллиан мало понимала в диагнозе, но мрачное лицо мужа и упрямо выпяченный вперёд подбородок давали понять, что доктор Рид очень обеспокоен. Наверное, Бен считал это новым витком злой иронии. Здоровье главы государства – дело национальной важности, а вице-президент всегда должен узнавать о проблемах первым. Ну а если он онколог… Бен мог уже пятнадцать лет не стоять за операционным столом, но каждую неделю в его кабинете появлялась стопка свежих медицинских журналов, которые он изучал самым скрупулёзным образом. Поэтому решение было быстрым и безапелляционным, в духе Рида. Но, увы, было уже поздно.
Привычно передёрнув плечами в прохладе зала, Джиллиан ощутила лёгкое прикосновение. Бен встал чуть ближе, привычно согревая теплом, и она благодарно сжала его руку. Речь президента они слушали молча. Это было пока не официальное заявление, лишь дружеское прощание, но итог ясен. До январской инаугурации, кто бы ни вошёл в Овальный Кабинет, Бен будет исполнять обязанности Ван Берга. И оставалось лишь радоваться, что Грегори сумел продержаться почти до конца.
Джил чуть повернула голову, взглянула на стоявшего неподалёку обрюзгшего Сандерса и почувствовала саднящую ненависть. Точно так же она смотрела на него в день памятного эфира, когда спасала оступившегося Бена. У неё почти не осталось сомнений, что среди семидесяти четырёх имён она найдёт как минимум пару знакомых: Джеймса О’Конноли и, конечно же, Сандерса.
– Какой маскарад, – прошептал на ухо Бен, и Джил криво улыбнулась. От царящего повсюду фальшивого сострадания сводило скулы.
– Им нравится чувствовать себя причастными.
– Определённо. Определённо нравится. – Дыхание Бена колыхнуло волосы у виска. – Должен сказать, жена, мы с тобой попали в удивительно эгоцентричную стаю. Народ доверил этим людям права и свободу, а в ответ так ничего и не получил. Благо ради всеобщего блага обернулось тотальным неблагополучием.
– Ты сегодня удивительно циничен, – нервно усмехнулась Джиллиан.
– Уволь, всего лишь озвучиваю правила выживания в месте, куда мы пришли. Но… и у тебя, и у меня есть опыт их нарушать, – хмыкнул муж в порыве чёрного веселья. Однако от следующих слов у Джил ёкнуло сердце. – Мартышка, ты ведь расскажешь мне, если вдруг захочешь поиграть в героя?
Она вздрогнула и словно во сне увидела, как повернул голову Сандерс, явно услышав последнюю фразу. Захотелось вдруг картинно свалиться в обморок, чтобы избавить себя от необходимости немедленного вранья. Но многозначительная бульдожья улыбка республиканской дряни вынудила спокойно ответить:
– Никогда не замечала у себя альтруизма. Этим у нас неизлечимо болеешь ты.
Бен ничего не ответил, только едва слышно фыркнул и почти сразу отвлёкся, а Джиллиан посмотрела в пыльные глаза Сандреса.
«Чтоб ты сдох, ублюдок…»
***Наверное, ей не стоило оставаться и вести светские разговоры, перемежая их многозначительными сожалениями и гораздо более редкими поздравлениями. Но Джил боялась признаться самой себе, что до последнего оттягивала момент возвращения. Она действительно скучала. Так резко и надолго выпав из привычной жизни бесконечных интриг, ловила каждую минуту… Свободы? Ностальгии? Возможно. Видит бог, ей безумно хотелось бежать и переворачивать мир сверху донизу, вытрясать пыль из засидевшихся в своих креслах сенаторов и слушать споры в Конгрессе. Но она выбрала Бена и ещё ни разу не пожалела об этом.
Вечер уже подходил к концу, когда уставшая Джиллиан в одиночестве сидела на диванчике в переполненной чиновниками гостиной и терпеливо ждала. Её не беспокоили такие часы. Жизнь каждой вошедшей вслед за мужем в политику женщины была одинакова – всё время быть рядом. Выслушивать речи, обсуждать забастовки, быть в курсе всего и помнить тысячи вещей. А Джил же и вовсе стояла едва ли не вровень с Беном. Она была правой и левой рукой, что срослись в сердце. Поэтому Джиллиан не роптала, просто иногда хотела… Ох, ладно, Бен прав. Она по-прежнему куда-то стремилась, как делала всю свою жизнь. Муж не давил протоколом. Он молча улыбался очередной безумной идее, давал свободу и всегда был рядом. Бен никогда в ней не сомневался. Никогда! До сегодняшнего дня. Что он успел понять лишь за одну ночь и едва начавшийся вечер? Джил не знала. Но когда рядом под тяжестью туши скрипнул диван, она стиснула зубы и приготовилась драться за своего мужа.
– Мьилый вечер, миссис Рид, нье так ли? – Сандерс ослабил один из своих наименее отвратительных галстуков и провёл пальцами по вышитым птицам.
– Джонатан, – кивнула она, даже не соизволив повернуть головы. – Вы сегодня без супруги.
– Осталась дома. Рьешила, что сльишком устала, дабы тратить вьечер на всьем извьестный факт.
– Действительно, – сухо откликнулась Джиллиан и едва сдержалась, чтобы не плеснуть остатки шампанского в лицо усевшегося рядом пса.
– Вы же знаетье, что я хочу вам сказать.
– Опуститесь до банальных угроз?
– Знал, что вы догадаетьесь.
– Это было нетрудно. Джеймс оставил достаточно хлебных крошек,