Кричи громче - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бросаюсь вперед и прихватываю его губами. Контакт между нами длится жалкие секунды, однако этого хватает, чтобы произошел обмен жидкостями. А дальше реакции несутся, как колесо с горы. Все врожденные и приобретенные рефлексы запускаются и шандарахают по самообладанию.
– Меня нельзя целовать, – шепчет медленно Маруся и облизывается.
Я ее вкус тоже ощущаю.
Мне голодно. Так дико голодно, что я не могу держаться. Как зверь, лизнувший кусок свежайшего мяса. Ты ему сто раз скажи «нельзя»… Он убитым рискует быть, но сорвется. Я так же.
Святоша же… Смотрим друг другу в глаза и практически одновременно навстречу устремляемся. Срать на свет даже ей. А уж мне… Сталкиваемся и сразу же жадно сосаться принимаемся. Со слюнями, неосторожными укусами и прочими вытекающими.
Руками ее не трогаю, опасаясь, что именно это отрезвит и врубит внутри Маруси пресловутую красную лампочку. Лишь запястья держу, пока сама дергаться не начинает, порываясь и так и сяк забросить руки мне за шею. Помогаю, не отпуская. Перекидываю и уже там, прислушиваясь к движениям святоши, освобождаю.
И, мать вашу, ошибаюсь.
Все ее действия вмиг замедляются. Не жду, когда отстранится. Первым ее отталкиваю. Не потому, что обидеть хочу. Чтобы не успела убежать.
Отодвигаю ее и тотчас фиксирую рукой затылок. Физически отвернуться не сможет. Вынуждена смотреть мне в лицо.
– Я тебя трахал. Слышишь, Маруся? Смотри в глаза, – выдаю на эмоциях жестко и громко. – Смотри и слушай. Я. Тебя. Трахал. И еще буду. Я тебя…
Останавливает меня хлесткая пощечина. Прилетает так резко, никак среагировать не успеваю.
Сказать, что не ожидал от святоши – ни хрена не сказать. Думаю, она и сама от себя не ожидала. Смотрит после перепуганно. Расширенные глазища стремительно заливает слезами.
Боль со звоном расходится. С каждой убегающей секундой жжет кожу все острее и ярче. Огнем пылает. Не унять.
Но хуже ощущения, что в груди разворачиваются. К горлу все подступает, громоздится и рассыпается, словно карточный домик.
– Мы так не договаривались, – дрожит Машка на выдохе. – Ярик… – касаясь моей щеки кончиками пальцев, с сожалением качает головой. – Прости, – выговаривает, будто по буквам. С трудом и очень тихо. – Я не хотела. Честно.
Может, я и заслужил… Да наверняка заслужил. Дело не в том, что обидно и больно. Все это чухня, не достойная мыслительной переработки.
Дело в том, что отрезвляет забористо. Со вчерашнего дня я в священном передозе от Маруси ходил, а тут махом рубануло. Что имеем на выходе? Меня ломает. Скручивает и колошматит изнутри.
Не отдаю отчета своим действиям, когда совершаю рывок и опрокидываю святошу прямо на плитку. В последний момент ладонь под голову ей подставляю и сам от своей агрессии охреневаю.
У Машки слезы просыхают. Смотрит с диким ужасом. Уверен, что у меня в глазах почти то же самое, хоть и злоба еще не стихает.
– Уходи, – выталкиваю, но отпустить ее не могу.
– Нет, – выговаривает без промедления. – Нет, я не уйду! Буду с тобой!
– Нет, не будешь!
– Буду!
Орем друг другу в лица.
– Я сказал, уноси ноги, Маруся!
– Нет!
Я не совершаю ни единой гребаной попытки ее отпустить, но она зачем-то вцепляется в меня руками и ногами. Такую силу вырабатывает, что я теряю равновесие, утыкаясь лицом ей в шею.
– Ярик, Ярик… Вместе. Вместе. Вместе, – повторяет, как заведенная.
Давление внутри меня разительно падает. Крышу больше не срывает. И все же сам себе не доверяю. В Чернобыле тоже был момент спада, а потом как рвануло – пол Европы накрыло.
Я ведь тоже атомный.
Но и Титова…
– Что хочешь, делай, Ярик. Все выдержу, – шепчет прямо в ухо мне. – Я тебя выдержу.
– Не. Провоцируй. Меня, – выцеживаю через силу.
– Буду, знаешь же… Всегда буду.
Твою мать, бл*дь…
– Знаю, знаю…
Так мы и застываем на холодном полу ванной. Лежим неподвижно в тесных, буквально удушающих объятиях, пока не выравнивается сердцебиение.
А происходит это очень нескоро.
Марусю начинает потряхивать от холода. Меня же подобным образом нервный отходняк ловит. Хотя, может, и ее тоже попускает. Чувствую под ладонями крупные мурахи и предполагаю, что замерзла. Только тогда отмираю и принимаюсь курсировать по ее телу руками. Глажу осторожно, в попытках согреть.
– Зад-дубела… – подтверждает и одновременно одобряет мои действия святоша. Трудно предположить, сколько времени так пролежали, но учитывая, как охрип ее голос и затекли мои мышцы, долго. – Ты тоже?
– Да, – лгу я.
Выключается свет, и мы куда-то летим. В прямом и переносном смысле. Пол как будто проваливается. Голова кругом заворачивает.
– Согрей, Ярик… – не просит, практически умоляет.
Согреваю, конечно. В этот раз я ее – нежно и медленно. На полной скорости сердца. Но со всеми страховками.
Раскачиваю. Баюкаю. Люблю.
Глава 38
Мария
Всё нормально.
Я думаю, что всё нормально… Нет, я убеждена! Неважно, где мы находимся. Нельзя вот так… Был человек, и нет его. Нельзя! Мы есть. Слышите?
Мы есть. Нас не стереть.
Закусывая губы, стараюсь сдержать рвущиеся из горла всхлипывания. Упрямо смахиваю слезы, в остальном сохраняя неподвижность. Кровать и без того каким-то волшебным образом бесконечно под нами поскрипывает.
– Ты плачешь? – голос Ярика звучит тише, чем обычно.
Помимо ровно стучащего сердца под моей щекой, улавливается слабый гул, формирующийся на выдохе этого короткого вопроса. Люблю лежать на его груди и слушать, когда он говорит. Словно изнутри чувствовать.
– Почти… нет.
– Это… потому что я обидел тебя?
– Нет, я не обижена, Ярик. Просто накатило. Это всё… – всхлип все же вырывается. – Чертов бункер… Слишком много эмоций.
– Не слушай их. Слушай меня, Маруся.
– Я слушаю, Яричек, – крепче обнимаю его. – Слушаю, – не вру ведь, но едва выговорив это, срываюсь на плач. –
