КГБ в Англии - Олег Царев

Первое свидетельство кризиса содержалось в письме Центра лондонской резидентуре от 26 августа 1942 года. Оно было посвящено критическому анализу работы Крешина (БОБ) с «Кембриджской группой». Упрекая его в «недостаточно внимательном и бдительном отношении к заявлениям и поведению агентов», Центр указывал, в частности, на оставленные Крешиным без внимания «подозрительное преуменьшение 3. (ЗЕНХЕН — Филби) и Т. (ТОНИ) работы английской разведки и контрразведки против нас», «предложение М. (МЕДХЕН) завербовать Джонстона (Кембелла Джонстона [Kemball Johnston] — сотрудника МИ-5, у которого Берджес одно время был на связи), а также «наличие связи и общение 3., Т. и М.». С той же почтой в Лондон ушло другое письмо, озаглавленное «О работе ГОСТИНИЦЫ». В нем говорилось, что, «несмотря на большое количество материалов, перспективы выявления фактов ГОСТИНИЦЫ против нас очень невелики». Но за тем, что могло бы остаться констатацией факта, последовало более многозначительное заявление: «Подозрительны заявления 3. о слабой работе ГОСТИНИЦЫ против СССР и Т. — об отсутствии работы ХАТЫ против нас на ОСТРОВЕ. При этом они не ссылаются на свою неосведомленность в этом деле, а просто категорически заявляют, что это абсурд».

В последующих письмах в резидентуру Центр продолжал отмечать «неискренность» ТОНИ, проявлявшуюся якобы в том, что в передаваемых им сводках наружного наблюдения за советскими гражданами не фигурирует ни один сотрудник разведки. Центр недоумевал по поводу того, что согласно материалам Бланта «ХАТА активно разрабатывает югославскую и шведскую миссии, а нас — нет». «Это неверно», — утверждал Центр (письмо в Лондон от 20 января 1943 года).

Упреки Центра в сокрытии Блантом и Филби сведений о работе английской разведки и контрразведки против Советского Союза могли восприниматься Лондонекой резидентурой как весьма неубедительные. Сам же Центр в октябре 1942 года давал Лондону совершенно противоположную оценку информации Бланта. В письме от 25 октября говорилось, в частности, что «из материалов ТОНИ, полученных с последними почтами, видно, что ХАТОЙ ведется активная разработка советских граждан на ОСТРОВЕ, к советской колонии подведена агентура, осуществляется подслушивание телефонных разговоров, устанавливается наружное наблюдение».

Как же обстояло дело в действительности? Ответ на эту претензию Центра дан в отчете Крешина о его первой встрече с Блантом еще 23 июня 1942 года. Поскольку дипломатическая почта в годы войны доставлялась в Москву окольными путями, то этот отчет мог поступить в Центр 2–3 месяца спустя. Крешин пишет, что он прямо задал вопрос Бланту о том, как работает английская контрразведка против советских учреждений в Лондоне. Блант, со ссылкой на руководителя русского отдела, размещавшегося, кстати, в Оксфорде, Шиллито, сказал, что МИ-5 в советском посольстве своей агентуры не имеет. Наружное наблюдение устанавливалось одно вермя только за посетителями посольства, но и от этого теперь якобы отказались. Осталось лишь прослушивание телефонных разговоров. Блант объяснял столь вялый интерес к советскому посольству тем, что после нападения Гитлера на СССР комитет Суинтона принял решение, что сейчас важно выиграть войну, а потому следить за деятельностью нацистских спецслужб. Советской же разведкой можно будет заняться после победы над Германией. Такого же мнения, по словам Бланта, придерживается руководство МИ-5, и такова его официальная позиция. На встрече 16 октября 1942 года, когда Крешин вновь вернулся к этому вопросу, Блант уточнил, что он не имеет доступа только к информации на очень важную агентуру и разработку членов правительства. Но в том материале, который ему доступен, указаний на работу против советской колонии нет. Первый признак, сказал Блант, это наружное наблюдение, а оно не устанавливается. Поэтому Блант уверен на 99 процентов.

Вероятнее всего, Блант не грешил против истины.

В силу малочисленности человеческих ресурсов английская контрразведка была вынуждена определять приоритетность своих целей. Отделение В6 (начальник Хантер), осуществлявшее наружное наблюдение, располагало штатом в 36 сотрудников. Поэтому слежка велась в первую очередь за сотрудниками представительств нейтральных стран, которые опосредованно могли использоваться немецкой разведкой для сбора информации об Англии. К таковым МИ-5 относило Испанию, Португалию и Ирландию. В их посольствах в дополнение ко всему прочему были установлены микрофоны отделения А-5, возглавляемого миссис Грист. В испанском же посольстве контрразведка имела наибольшее количество агентов. Значительное внимание уделялось также Швеции (дело шведского военно-воздушного атташе Сервелла). Возможности телефонного Контроля у МИ-5 были также ограничены сорока точками. По словам Бланта, после 6–8 часов вечера он практически не осуществлялся.

Все это, однако, не означало, что МИ-5 совершенно не вела работы против советской разведки. Она осуществляла ее опосредованно, путем активного проникновения в Коммунистическую партию Великобритании, исходя из своей концептуальной установки об использовании Советским Союзом Коминтерна и входящих в него компартий в разведывательных целях и конкретного положительного опыта разоблачения советских агентов в «Вуличском арсенале» с помощью внедренной в окружение руководителя КПВ Гарри Поллита женщины-провокатора мисс Грей. По сведениям Бланта, работой против Компартии занималось отделение Ф2 во главе с Дэвидом Кларком, первостепенной ее задачей было выявление связи КПВ с советским посольством. Особую активность в этом деле проявляла мисс Огилви. В штаб-квартире КПВ на Кинг-стрит был установлен микрофон, с помощью которого английской разведке удалось разоблачить сотрудницу отдела картотечного учета ФО как агента компартии, интересовавшегося досье на членов КПВ. Однако какой-либо предосудительной связи КПВ с советским посольством установлено не было.

Хотя попытки вышеприведенного анализа в документах того времени не содержится, Центр, видимо, удовлетворился на некоторое время объяснениями Бланта, но только на время, чтобы вернуться к своим тлеющим подозрениям через год. Тем временем работа Крешина с Блантом вошла в нормальное русло. В письме в Центр от 10 марта 1943 года Крешин сообщал, что встречи с Блантом проводятся один раз в неделю в различных районах Лондона между 9 и 10 часами вечера. До 90 процентов передаваемого им материала составляли документы, поэтому наутро до начала рабочего дня состоялась еще одна встреча — для возврата документов. Почти за два года работы с Блантом у Крешина сложилось о нем свое мнение, которое он и изложил в письме в Москву:

«Обычно на встречах ТОНИ бывает очень апатичен, приходит усталым, рассеянным. О своей жизни говорит мало, и не любит, когда его об этом спрашивают. Очень замкнут и в этом отношении являет собой полную противоположность своему приятелю МЕДХЕН. Политическими вопросами ТОНИ интересуется мало, касается их изредка «и лишь в связи с конкретными событиями. В этом отношении его иногда приходится тормозить, но его ответы всегда однозначны и вялы, не чувствуется интереса к политике. Единственной излюбленной темой разговора на встречах является архитектура. Это его конек. Несмотря на занятость в ХАТЕ, он продолжает заниматься архитектурой, пишет статьи на эту тему, читает лекции и т. д. Отчасти этим объясняется его слабый интерес к политической жизни.

ТОНИ очень аккуратно является на встречи. Иногда бывает нервозен, но не очень сильно. Возможно, он и нервничает, но у него такое бесцветное, типично английское лицо, что точно установить это трудно. В нервозном состоянии злоупотребляет спиртным».

Говоря о характере материалов, поставляемых Блантом, Крешин отмечает, что большую часть их составляют собственно документы МИ-5, личные Дела на ее агентов и объекты разработки, радиоперехваты КУРОРТА (GC&CS), в их числе дипломатические телеграммы и сообщения немецкой разведки с советского фронта, документы, изымаемые агентами МИ-5 из дипломатических представительств, выемки дипломатической почты, информационные еженедельники МИ-5, составленные на основе радиоперехватов немецкой разведки, разведсводки КАЗИНО (военной разведки), справки МИ-5 на эмиграцию, перехваты телефонных разговоров и сводки наружного наблюдения. Кроме того, Блант, сообщает Крешин в своем письме, получал довольно значительную по важности информацию от своих коллег — начальника русского отделения МИ-5 Шиллито, мисс Огилви, Дика Уайта и в особенности Гая Лидделла. Последний столь часто фигурировал в его сообщениях как источник информации, что в переписке резидентуры с Центром получил псевдоним ЛИН.

Некоторое представление о сведениях, поступавших от Бланта в тот период, дает их оценка Центром, направленная в Лондон 12 апреля 1943 года. В ней говорится, что особый интерес представили разведсводки КАЗИНО (военная разведка) о положении в отдельных странах и на советско-германском фронте, о радиосетях немецкой разведки на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке, списки немецкой и японской агентуры, материалы МИ-5 о разработке Компартии Великобритании, в частности, обзоры, подготовленные сотрудником отделения Ф2Б Беготом, о разработке группы Робсона — Гиббонса и следственное дело Грина, наглядно показывающие методы работы английской контрразведки.