КГБ в Англии - Олег Царев

То, о чем Филби в 1980 году вспоминал как о курьезном эпизоде своей богатой событиями жизни, вызвало тогда серьезный переполох в резидентуре и в Центре. Кто же Смоллетт в действительности? Не внедрен ли он контрразведкой? Что ему известно о «Кембриджской группе» и ее деятельности? Эти вопросы совершенно справедливо задавали себе и Горский в Лондоне, и Овакимян в Москве. Эти же вопросы были заданы и Бланту как наиболее близкому Берджесу человеку, посвященному во все его дела, но более рассудительному и спокойному. 22 апреля 1943 года (в своих воспоминаниях, написанных в 1980 году, Филби ошибочно сдвигает эти события на год раньше) Блант в личной записке объяснил, как все произошло. Весной 1941 года Филби поставил вопрос о передаче контакта со Смоллеттом Берджесу, поскольку сам он работал вне Лондона и не мог видеться с ним достаточно часто. Этот вопрос обсуждали все трое — Блант, Берджес и Филби. Поскольку Смоллетт, служивший в Министерстве информации, мог быть полезен «для нашей работы, — писал Блант, — мы пришли к заключению, что в данном случае следует нарушить существующие правила», другими словами, не ставить в известность Горского о связи со Смоллеттом.

«ГАЙ установил связь со Смоллеттом и, насколько мне известно, — писал далее Блант, — получил от него ряд наводок, благодаря которым ему удалось получить очень ценные сведения из других источников». Блант не сомневался в лояльности Смоллетта — иначе Филби не удержался бы на своем посту в разведке. Когда же Горский стал опять интересоваться Смоллеттом, все трое вновь обсудили этот вопрос и решили, что скрывать истинное положение вещей нечестно и лучше рассказать обо всем, как есть.

Из объяснения Бланта также следовало, что Горский на начальном этапе контакта Филби со Смоллеттом знал о нем, но выступал против его развития в оперативном плане. Таким образом, действия Филби, Берджеса и Бланта были не только самовольными, но и противоречили мнению резидента. Горский был в ярости и предложил даже прекратить отношения со всей троицей. Крешин же, напротив, считал, что Берджес непременно постарается восстановить связь и, чего доброго, придет в посольство или обратится в компартию.

К счастью для всех, подоспела высокая оценка информации Бланта и Кернкросса, и буквально вслед за ней в Лондон ушло еще одно письмо Центра. Датированное 14 июня 1943 года, оно начиналось грозным заявлением: «Наши прежние опасения о ненадежности большинства стажеров из группы ЗЕНХЕН и МЕДХЕН подтверждаются на этот раз историей с АБО». Однако дальше Центр выражал несогласие с предложением Горского о разрыве с ослушниками и считал, что «следует по-прежнему получать от них материалы, в первую очередь о немцах». «Нашей задачей является, — говорилось в письме, — разобраться в том, какую дезинформацию подсовывают нам конкуренты». Центр дал указание провести серьезный разговор с Берджесом и объяснить ему, что он и его товарищи поставили всю работу на грань срыва. Тем не менее Москва разрешила связь со Смоллеттом, но запретила брать у него какие-либо материалы без предварительного согласия резидентуры.

Столь явную двусмысленность указаний можно было объяснить только тем, что Центр, видимо, решил, что даже если дело и провалено, то большего ущерба уже нанести не сможет, и решил не рубить голову курице, которая несет золотые яйца.

В ходе беседы Горского с Берджесом, состоявшейся 20 июля 1943 года, последний признал допущенные ошибки и обещал их больше не повторять. Работа с «Кембриджской группой» вошла в прежнее русло, но ненадолго. После случая с переданной советской разведке Кимом Филби телеграммой японского посла в Берлине от 4 октября 1943 года, в которой отсутствовал последний абзац, якобы не дешифрованный англичанами и содержавший, как было известно Центру, весьма важную, но невыгодную Лондону информацию, подозрения в отношении всей группы вспыхнули снова.

Для доклада вопроса о «Кембриджской группе» наркому госбезопасности В. Меркулову была подготовлена семистраничная справка «О нашей работе с агентами «3», «М», «Т», «Л» и «С». Ее основу составляла другая справка, подготовленная еще 17 ноября 1942 года Е.Модржинской, с анализом информации, поступавшей от источников лондонской резидентуры. Однозначный вывод Е. Модржинской сводился к тому, что эта информация не вызывает доверия и похожа на дезинформацию. Однако при внимательном прочтении справки становилось ясно: вывод опровергается самим ее содержанием начиная с первых же строк. «Общеизвестны также факты, — писала Модржинская, — когда англичане, зная, что то или иное лицо является агентом иноразведки, не репрессируют его, а используют, зачастую «втемную», как канал для продвижения дезинформации». За этим, безусловно верным, наблюдением следовало следующее: «По имеющимся данным, в настоящее время в Англии проводится активная работа по дезинформации, координирующим центром которой является комитет «XX» английской разведки, объединяющий представителей отраслевых военных разведок, Сикрет Интеллидженс Сервис и контрразведки».

У читающего справку, естественно, возникал вопрос: а откуда эти «имеющиеся данные»? Не от тех ли самых источников, информация которых, по мнению Модржинской, не вызывает доверия и похожа на дезинформацию, что в сущности означало неполноту информации, ее избирательность, сокрытие сведений о деятельности правительственных учреждений Великобритании во вред Советскому Союзу. Доказательств, однако, того, что сокрытые якобы сведения действительно существовали, не приводилось. Выражалась лишь уверенность в том, что такие сведения должны быть, и все тут. Тогда, в ноябре 1942 года, один из руководителей разведки (подпись неразборчива) наложил на справку Модржинской резолюцию: «Справка совершенно не соответствует задачам, поставленным мною и разъясненным довольно подробно». Документ был подшит в дело вылеживаться до своего срока.

В октябре 1943 года этот срок настал. Доказательства того, что Филби не передал в действительности существовавшую часть телеграммы японского посла, поскольку она якобы не была дешифрована английскими спецслужбами, были налицо. Час триумфа Модржинской пробил, и ее справка была извлечена на свет Божий. На ее основе была составлена новая с добавлением всего того негативно-подозрительного, что Центр усмотрел в действиях кембриджских источников за всю историю их сотрудничества с советской разведкой. Вывод был заявлен в первом, же параграфе справки:

«Группа источников «3», «М», «Т», «Л» и «С», по всем данным, известна английским разведывательным органам, работает с их ведома и по их указаниям».

Такое многозначительное начало, однако, несколько меркло при дальнейшем чтении справки. На основании каких же «всех данных» был сделан такой суровый вывод?

Следующий же параграф гласил: «Есть основания предполагать (?!), что «3» и «М» были еще до их связи с нами направлены английской разведкой на работу среди левонастроенкого студенчества в Кембридже. Аргументы: «Т» — аполитичен, «3» и «М» допускают политически неверные оценки». Автору справки было также «трудно предположить» (?!), что, вращаясь в среде прокоммунистически настроенных студентов, источники не попали в поле зрения английской контрразведки и «эта группа не была обнаружена». Поэтому, «по всей видимости»(?!), они были связаны с английскими разведывательными органами еще до вербовки их нами и до начала их официальной работы в английской разведке. «Нельзя также допустить»(?!), продолжал автор, чтобы англичане направили на столь ответственную работу лиц, причастных в прошлом к Компартии, без их проверки и доказательств их лояльности. «Нельзя также допустить»!), накручивала справка далее, что за столь длительный период связи с советской разведкой источники не попали под наружное наблюдение, которое активно ведется контрразведкой за всеми советскими людьми в Англии. (Этот удар ниже пояса в отношении профессионализма сотрудников резидентуры был подготовлен еще Модржинской; относительно активного НН за советскими людьми Центр знал, что это не так, и удивлялся, почему в сводках НН не фигурируют сотрудники резидентуры.)

Далее в подтверждение точки зрения автора шло произвольное смешение фактов и вымысла в угоду точке зрения автора. «О пользу предположения (?!) о связи этих наших агентов с английской разведкой еще до начала сотрудничества с нами, т. е. в пользу предположения, что эта группы была внедрена англичанами в нашу сеть, говорят следующие факты: «3» и «М» происходят из семей крупных английских разведчиков (в действительности только отчим Берджеса работал в свое время в индийской секретной службе), а «М» и «Т» ездили в Советский Союз, «конечно, не без ведома английских разведывательных органов», причем «М» для встречи с «английским резидентом Викстидом» по поручению Пэрса, начальника разведки английской миссии при штабе Колчака». Но были ли Викстид и Пэре теми людьми, за кого их принимал НКВД? Даже если и были, то в тесном мире английской элиты, вышедшей из двух университетов, можно было иметь совершенно невинные знакомства и с более «опасными» людьми.