Наши домашние дела - Александр Порецкий

Слѣдуетъ потомъ размышленiя по второму вопросу, тѣсно связанному съ первымъ, или лучше — неизбѣжно вытекающему изъ него:

"… Крестьянское дѣло есть въ тоже время и дворянское дѣло: оно въ ровной степени затронуло интересы крестьянъ и помѣщиковъ, оно сдвинуло оба сословiя съ ихъ вѣкового подножiя… Дворянство на западѣ, въ обстоятельствахъ подобныхъ нашимъ, во все не задавало себѣ тѣхъ тревожныхъ вопросовъ о своей судьбѣ, какими смущается теперь дворянство у насъ въ Россiи. Почему же это такъ?.. Отчего могъ родиться вопросъ: что такое русское дворянство въ настоящее время? И чтò же такое въ самомъ дѣлѣ теперь — русское дворянство?"

Для разъясненiя этого вопроса надо было заглянуть въ исторiю, и исторiя показала, что "люди въ Россiи дѣлились нестолько по происхожденiю, сколько по наслѣдственному роду занятiй; " что народъ и дружина, служилое и земское сословiе — составляли главное дѣленiе населенiя въ древней Руси, и въ основанiи этого дѣленiя лежало то же начало, т. е. родъ занятiй, а также и отношенiе ихъ къ государству; что земля жила обычаемъ, подъ закономъ общиннаго быта и общиннаго владѣнiя: дѣятельность ихъ была личная, равно какъ и отношенiя къ власти; землю получали они отъ государя, за службу и вмѣсто жалованья, въ личное пользованiе и владѣнiе, въ пожизненное или потомственное. Далѣе исторiя указала на два событiя, недавшiя возрасти и укорениться сословному значенiю служилыхъ людей: табель о рангахъ отняла у нихъ генеологическiй или аристократическiй характеръ, открывъ къ нимъ доступъ лицамъ другихъ непривилегированныхъ сословiй, а указъ Петра III о вольности дворянства, предоставившiй дворянамъ право не служить, отнялъ у сословiя одинъ изъ его сщественнѣйшихъ признаковъ. Другой (и послѣднiй) существенный признакъ оставался въ своей силѣ до нашихъ временъ. Наконецъ "19-ое февраля 1861 года уничтожило на вѣки вѣковъ крѣпостное право, а съ нимъ и существеннѣйшiй признакъ дворянскаго достоинства, т. е. привилегiю…"

"Распущенная дружина обращается домой, въ земство, и вноситъ въ него новые элементы. Въ земствѣ мы видимъ или скоро увидимъ два начала, двѣ бытовыя стихiи: начало общины и начало личности, начало общиннаго поземельнаго владѣнiя и начало личнаго поземельнаго владѣнiя, общинниковъ-крестьянъ и личныхъ землевладѣльцевъ, большинство которыхъ едвали не исключительно составляютъ нынѣшнiе дворяне. Другихъ дѣленiй намъ не предвидится." ("День" № 8)

"Дворянамъ необходимо (продолжаетъ «День» въ слѣдующемъ 9 No) опрѣделить себѣ самимъ, чтó они такое и чѣмъ могутъ быть, пристроить себя, отыскать себѣ почву и фундаментъ общественный." Внѣ этой главной задачи, по мненiю «Дня», всѣ вопросы, разсужденi и соображенiя преждевременны и не могутъ быть, даже въ теорiи, ни правильно постановлены, ни правильно разрѣшены… "приписка дворянина, какъ дворянина, къ волости невозможна, или по крайней мѣрѣ будетъ явленiемъ насильственнымъ, искуственнымъ и нисколько не плодотворнымъ. Точно также безполезно было бы теперь соединенiе выборныхъ отъ всѣхъ сословiй для контроля земскихъ повинностей, пока еще не рѣшонъ самый вопросъ о соловiяхъ, пока крестьяне и помѣщики не развяжутся между собою, пока раздѣляютъ ихъ преданiя о полноправности одного и безправiи другого соловiя."

"Русскимъ дворянамъ (говорится далѣе) необходимо было бы вопервыхъ вникнуть въ историческiй ходъ дворянскаго учрежденiя и проникнуться сознанiемъ, что дальнѣйшее существованiе дворянскаго сословiя, на прежнихъ основанiяхъ, послѣ великаго дѣла 19 февраля 1861 года, невозможно; вовторыхъ отрѣшиться отъ прежнихъ воспоминанiй, безплодныхъ сожалѣнiй и отъ великаго духа сословной гордости и исключительности; втретьихъ устранить всѣ перегородки, которыя отдѣляютъ его отъ народа какъ въ политическомъ, такъ и въ нравственномъ смыслѣ; вчетвертыхъ опредѣлить свои отношенiя къ прочимъ сословiямъ… Таковы общiя начала; ближайшею же заботою дворянства должно быть примѣненiе къ положенiю 19 февраля устава о выборахъ и дворянской грамоты, т. е. III и IX т. Св. Зак. Необходимость такого примѣненiя очевидна даже и при сохраненiи начала сословности: прежнее осноавнiе права голоса на дворянскихъ выборахъ лежало въ привилегiи крѣпостного права, въ извѣстномъ числѣ душъ, которыми владѣлъ помѣщикъ; но теперь это основанiе уже не можетъ имѣть никакой силы."

Это послѣднее замѣчанiе повело къ вопросу о цензѣ, развитому въ 11 No «Дня». Вопросъ этотъ въ примѣненiи къ намъ совсѣмъ новый, и потому мы прослѣдимъ и высказанныя о немъ мысли.

Начинается съ того, что «День» не видитъ вообще никакого нравственнаго основанiя для идеи ценза. "Трудно понять, — говортиъ онъ, — почему человгкъ, владѣющiй сотнею десятинъ земли, признается болѣе способнымъ, болѣе разумнымъ, болѣе надѣленнымъ тѣми условiями, какiя необходимы для полезнаго участiя въ общественномъ дѣлѣ, чѣмъ человгкъ, обладающiй девяносто-девятью и девятью-десятыхъ десятинами? Почему меньшинство «имущихъ» имѣетъ право рѣшать участь громаднаго большинства «неимущихъ»? Почему это громадное большинство, составляющее то органическое ядро, которое хранитъ въ себѣ всемiрно-историческую идею извѣстнаго народа, должно быть лишено голоса въ вопросахъ, непосредственно до него касающихся?.."

Затѣмъ разсматриваются два возраженiя защитниковъ ценза. Первое то, что «имущiе» болѣе заинтересованы въ сохраненiи твердаго порядка вещей, въ усовершенствованiи законодательства и вообще въправильномъ развитiи гражданственности. Второе возраженiе состоитъ въ томъ, что считаютъ необходимымъ создать сильное замкнутое сословiе или увеличить силу существующаго, учрежденiемъ поземельнаго ценза, дающаго право вступить въ сословiе и исключающаго изъ него всѣхъ владѣющихъ землею въ меньшемъ размѣрѣ.

Въ первомъ возраженiи «День» видитъ ту мысль, что эгоизмъ, матерьяльный интересъ служитъ порукою въ томъ, что ничего противнаго видамъ этого эгоизма не будетъ предпринято, и весьма справдливо находитъ, что начало, лежащее въ основѣ этой мысли, кромѣ его безнравственности, непримѣнимо къ Россiи, потомучто "у насъ (нетакъ какъ въ англiи или Францiи) нѣтъ «неимущихъ», за исключенiемъ самаго ничтожнаго числа; у насъ всѣ собственники или землевладѣльцы; у насъ крестьянская община, какъ юридическое лицо, такой же землевладѣлецъ, какъ и любой помѣщикъ, и часто болѣе крупный, чѣмъ иной дворянинъ."

Вмѣсто отвѣта на второе возраженiе предлагается вопросъ: какой же для созданiя сильнаго сословiя вы назначите цензъ — высокiй или низкiй? Если высокiй, то, оказавъ нравственную несправедливость, "вы создадите меньшинство, сильное матерьяльнымъ богатствомъ только относительно, и совершенно безсильное предъ большинствомъ, у котораго остается громаднѣйшая масса богатства; и большинство, поставленное къ меньшинству въ непрiязненное отношенiе, какъ непривилегированное къ привилегированному, будетъ своимъ центромъ тягости служить опорою всякому враждебному для меньшинства дѣйствiю. Если же назначите низкiй цензъ, то сдѣлаете приманку, которая будетъ только извлекать лучшiя силы изъ большинства, а силы эти не пойдутъ въ прокъ меньшинству: сильнаго-то сословiя оно съ нимъ не образуетъ. Произойдетъ явленiе, подобное тому, которое представляетъ теперь низкая пошлина по третьей гильдiи для нашихъ мѣщанъ. Или — "такого рода цензъ могъ бы создать нѣчто вродѣ польской шляхты, — вредной общественной стихiи, неимѣющей ни той силы, какую даетъ аристократическое начало, ни силы, сознаваемой въ себѣ массою простого народа."

Всѣ вышеприведенныя мысли служили какбы предисловiемъ, предварительными соображенiями къ тому, чтó выражено положительно въ № 13 «Дня» (6 ноября). Здѣсь, по поводу открывшихся въ Москвѣ дворянскихъ выборовъ и по поводу напечатанной въ газетахъ рѣчь, произнесенной предъ открытiемъ такихъ же выборовъ въ Тулѣ, - рѣчи, гдѣ приглашается дворянство къ соображенiямъ и предположенiямъ по пересмотру нынѣ дѣйствующаго уства о службѣ по выборамъ, а также по предмету устройства губернскихъ земскихъ повинностей, — редакцiя «Дня» проектируетъ отвѣтъ, содержанiе котораго приводить здѣсь считаемъ излишнимъ, потомучто въ № 10 "Сѣверной Почты", въ отдѣлѣ офицiальномъ, читаемъ слѣдующее:

"По поводу происходящихъ въ разныхъ губернiяхъ дворянскихъ губернскихъ выборовъ, въ нѣкоторыхъ газетахъ напечатаны статьи, въ которыхъ обсуживаются вопросы о значенiи дворянства послѣ изданiя положенiя 19 февраля, и о тѣхъ предположенiяхъ, которыя по сему поводу могли бы быть представлены губернскими дворянскими собранiями на усмотрѣнiе правительства. Въ нѣкторыхъ статьяхъ развивается мысль, что съ отмѣною крѣпостного права русское дворянство утратило отдѣльное значенiе въ ряду государственныхъ сословiй и само должно заявить объ этой утратѣ. Подобныя статьи не выражаютъ мысли правительства, несогласны съ точнымъ смысломъ новыхъ узаконенiй, и не соотвѣтствуютъ правильноиу развитiю проистекающихъ отъ нихъ послѣдствiй. Высочайше-утвержденными положенiями 19 февраля только отмѣнено, согласно съ желанiемъ самого дворянства и при его содѣйствiи, крѣпостное право на дворовыхъ людей и на крестьянъ, водворенныхъ въ помѣщицьихъ имѣнiяхъ. Русское дворянство, сохраняя преемственную память о своихъ подвигахъ на полѣ войны и на поприщѣ гражданскихъ заслугъ, не могло и не можетъ признавать крѣпостного права кореннымъ условiемъ своего существованiя. Оно приняло, согласно съ указанiями высочайшей воли государя императора, ревностоное участiе въ дѣлѣ отмѣны этого права, и нынѣ конечно не забудетъ, что оно призвано не къ самоуничтоженiю, но къ дальнейшему непосредственному участiю, при введенiи въ дѣйствiе тѣхъ законоположенiй, которыми означенное право навсегда отмѣнено.»