Наши домашние дела - Александр Порецкий

"Костромской губернiи, кинешемскiй мировой съѣздъ напечаталъ извѣщенiе, что засѣданiя его впродолженiе 1862 г. имѣютъ быть каждаго мѣсяца 17 числа, въ 12 часовъ пополудни, въ г. Кинешмѣ, въ залѣ дворянскаго собранiя; при этомъ мировой съѣздъ объявилъ, что засѣданiя его публичны и открыты для всѣхъ сословiй, а потому всѣ желающiе могутъ присутствовать.

"Декабря 10 дня 1861 г. было у насъ первое открытое засѣданiе. Мировой съѣздъ предварительно, чрезъ волостныя правленiя, повѣстилъ всѣмъ желающимъ, что они могутъ присутствовать. Зала кинешемскаго дворянскаго собранiя обширна и роскошно отдѣлана; на концѣ ея, у портрета государя императора, поставленъ столъ для присутствiя. Въ разстояни шаговъ пяти отъ присутственнаго стола, поставлены стулья рядами; они были заняты публикою. Сидѣли рядомъ и дворяне, и крестьяне.

"Это былъ первый опытъ гласнаго дѣлопроизводства у насъ въ г. Кинешмѣ. Одинъ изъ мировыхъ посредниковъ представилъ уставныя грамоты по имѣнiю г-жи Кондратьевой, имъ повѣренныя и найденныя правильными; но крестьяне подписью не утвердили ихъ. Призваны были къ столу крестьяне этого имѣнiя и повѣренный владѣлицы. Въ присутствiи ихъ и публики громко и внятну прочтены посредникомъ Куломзинымъ уставная грамота и сдѣланное изысканiе имъ. Присутствующiе повѣрили уставную грамото по планамъ, трубуя въ то же время разъясненiя отъ обѣихъ сторонъ; распрашивали крестьянъ, въ чемъ они находятъ неправильность и невыгоду свою; спрашиваемые не имѣли никакихъ причинъ къ протесту. Гласное разъяненiе дѣла вразумило ихъ: они объявили свое удовольствiе и согласiе подписать и утвердить уставную грамоту; тогда мировой съѣздъ объявилъ имъ, чтобъ они вышли, обдумали и обсудили дѣло на свободѣ и потомъ объявили съѣзду, свободно и безъ стѣсненiй, находятъ ли они уставную грамоту безобидною, и правильно. Черезъ часъ крестьяне объявили мировому съѣзду полное удовольствiе и согласiе утвердить уставную грамоту, чтó и было исполнено."

Потомъ говорится о разсмотрѣнiи другой уставной грамоты, имѣвшемъ такой же результатъ, и о разбирательствѣ нѣсколькихъ жалобъ.

"Засѣданiе продолжалось до 7 часовъ пополудни (продолжаетъ потомъ г. Телепневъ). Обсуждались и рѣшались гласно многiе возникшiе вопросы. Кресмтьянъ разныхъ имѣнiй было болѣе семидесяти человѣкъ. Глубокая тишина не прерывалась во все время… Я слышалъ разсужденiя крестьянъ послѣ мирового съѣзда. "А что, православные, вишь ты — какой законъ вышелъ! Бывало призовутъ нашего брата одинъ на одинъ, порядкомъ не распросятъ, а подчасъ и запугнутъ, напишутъ чтò знаютъ, прочтутъ такъ что не поймешь, велятъ руку приложить и отошлютъ, а чтò писали — про то Богъ ихъ вѣдаетъ! А теперь, вишь ты, судятъ при всѣхъ; одинъ такъ скажетъ, другой законъ увкажетъ, правило отыскиваетъ, не таяться; все видно по правдѣ будетъ. Дай-богъ здоровья, видно дѣла-то у насъ станутъ дѣлать не попрежнему!"

"Гласное разбирательство и разсужденiе приняты всѣмъ безъ исключенiя съ умиленiемъ; многiе крестьяне, выходя изъ присутствiя, перекрестились…"

Еслибы крестьяне слѣдили за нашей журналистикой, они вѣроятно точно также выразились бы по поводу размышленiй «Дня» и офицiальнаго заявленiя "Сѣверной Почты"; они сказали бы: "Вишь ты — одинъ такъ скажетъ, другой законъ укажетъ, правило отыскиваютъ, не таятся; все видно по правдѣ будетъ".

Слѣдуетъ дорожить этимъ проблескомъ надежды на близкую правду. Примѣръ — еще не докахательство; кинешемскiй уѣздъ не составляетъ всей русской земли. Какъ правда не водворяется по щучьему велѣнью, такъ и вѣра въ нее не вселяется въ души разомъ, по данному предписанiю. Примѣровъ недовѣрiя, о которомъ мы упомянули выше, множество всюду; одинъ изъ нихъ очень наглядно расказываетъ въ "Москов. Вѣдомостяхъ" мировой посредникъ курской губернiи, дмитрiевскаго на Свапѣ уѣзда, г. Ратищевъ; онъ расказываетъ, какъ крестьяне одного имѣнiя въ его участкѣ отказались принять въ свое пользованiе землю, оставшуюся сверхъ высшаго душевого надѣла, которую имъ отдавали за ничтожную плату, — отказались для того только, чтобъ не подписать условiя и тѣмъ не закабалить себя на пять лѣтъ. Когда, послѣ долгихъ убѣжденiй и успокоительныхъ рѣчей, крестьяне все-таки стояли на своемъ, г. Ратищевъ составилъ объ этомъ протоколъ и прочиталъ его имъ, надѣясь, что по выслушанiи они одумаются и поймутъ свою пользу; но это нисколько не помогло. "Въ протоколѣ (говоритъ онъ) я между прочимъ объяснялъ ихъ отказъ отъ земли опасенiемъ, что они закабалятъ себя на пять лѣтъ, тогда какъ черезъ два года они ожидаютъ какой-то новой воли. При чтенiи этого мѣста вырвалось у крестьянъ одобрительное слово. Тогда я предложилъ имъ оставить землю въ своемъ пользованiи хотя на два года, но они и отъ этого предложенiя отказались…"

Недовѣрiе полное, нелдовѣрiе безграничное ко всему писанному, форменному, идущему отъ господъ и грамотниковъ! А тутъ еще "застѣнчивость" заставляетъ возбуждать такого рода вопросы: слѣдуетъ ли объяснять крестьянамъ статью положенiя, который они не знаютъ и потому не пользуются предоставляемымъ ею правомъ? Такой именно вопросъ случился въ калужской губернiи. Одинъ помѣщикъ пригласилъ мирового посредника помочь ему въ въ соглашенiи крестьянъ для составленiя уставной грамоты; имѣнiе его состоитъ изъ нѣсколькихъ деревень и нѣкоторыя изъ нихъ платили до сихъ поръ оброка меньше, нежели сколько слѣдуетъ по положенiю. Начинается соглашенiе, и "въ разговорѣ посредника съ крестьянами обнаружилось, что они не знаютъ о существованiи 170 ст. мѣсти. полож. и не подозрѣваютъ, что существующiй оброкъ не можетъ быть увеличенъ. Какъ только посредникъ коснулся этого предмета, то помѣщикъ поспѣшилъ преврать разговоръ; а потомъ, отпустивши крестьянъ, выразилъ посреднику неудовольствiе, заключающееся въ томъ, что объясняя крестьянамъ смыслъ 170 статьи, посредникъ дѣлаетъ невозможнымъ соглашенiе со всѣми вообще крестьянами". Вотъ тутъ-то и произошло нѣчто вродѣ "застѣнчивости"; да и какъ ей было не произойти: помѣщикъ видимо добрый, потомучто до изданiя положенiя бралъ съ крестьнъ малый, легкiй оброкъ. Посредникъ не возразилъ ему и самъ впалъ въ сомнѣнiе; вслѣдствiе чего и вошолъ въ губернское присутствiе съ представленiемъ, прося разрѣшить: "должно ли, при повѣркѣ уставной грамоты, объяснять крестьянамъ смыслъ всѣхъ подлежащихъ статей закона, хотя бы они и не дѣлали такихъ возраженiй, на которыя по закону имѣютъ право?"

Читая это, чувствуешь, что и помѣщикъ и посредникъ — люди въ сущности недурные, а между тѣмъ вопросъ вышелъ странный, даже больше нежели странный: вѣдь онъ могъ родиться только въ такомъ обществѣ, гдѣ находятся люди, сомнѣвающiеся въ пользѣ распространенiя между народомъ юридическихъ свѣдѣнiй, въ такомъ обществѣ, гдѣ самая правда, даже обнародованная правда — можетъ еще находиться подъ какимъ-то надзоромъ… Мы говоримъ о понятiяхъ, объ образовавшейся съ теченiемъ времени привычкѣ… или лучше-сказать — отвычкѣ говоритъ чистую правду громко и полными словами, говоримъ о тѣхъ понятiяхъ, по которымъ допускается возможность не говорить правды, прятать ее.

Нѣтъ кажется надобности говорить, что губернское присутствiе разрѣшило вопросъ утвердительно, т. е. освободило правду изъ-подъ надзора. Правда стало-быть торжествуетъ!.. И это — истинное торжество, потомучто если оглянешься назадъ, — ужасъ беретъ, чрезъ какiя дебри должна пробираться на свѣтъ наша правда! Посмотрите напримѣръ на эту собранную одной газетой, какбы наскоро, небольшую групу дѣлъ, еще возможныхъ даже въ настоящее время: "Тамъ попадья-дворянка терзаетъ единственную дворовую свою бабу; тутъ столбовая мало архангельская помѣщица Леонтьева кормитъ гнилымъ картофелемъ и бьетъ горничную, и вмѣстѣ съ роднымъ братомъ безъ милосердiя колотитъ пятнадцатилѣтнюю дѣвочку, зато что та съ голоду осмѣлилась пожаловаться мировому посреднику. Тамъ какой-то господинъ запрещаетъ своему мальчику-казачку учиться грамотѣ и таскаетъ его за волосы, оправдываясь, что безъ нег некому будетъ и трубки набить барину; тутъ какаято нижегородская дворянка Юрагипа переступаетъ всѣ границы азiатскаго безправiя и заставляетъ губернатора публично заявить, что онъ самъ лично убѣдился въ важномъ злоупотребленiи касательно жестокаго обращенiя ея съ дворовою дѣвушкой, а въ самомъ Нижнемъ-Новгородѣ батюшка съ сынкомъ Тавровскiе въ банѣ дерутъ розгами 16-лѣтнюю дѣвицу и доводятъ ее до того, что оказалось необходимымъ сдѣлать медицинское освидѣтельствованiе и чрезъ него уже удостовѣриться въ жестокосердiи помѣщиковъ тавровскихъ. Всѣ эти и множество другихъ подобныхъ случаевъ притѣсненiя крестьянъ и обидъ, причиняемыхъ имъ помѣщиками, оглашаются, по волѣ высшаго начальства, во всѣхъ вѣдомостяхъ и ведутъ за собою должную и строгую кару и общественнаго мнѣнiя, и законнаго суда."

Какова група! каковы дебри!.. Не поминать бы ужь намъ ихъ! Не поминать бы намъ лихомъ достойный лучшей памяти 1861 годъ, который мы хотѣли проводить съ миромъ и привѣтомъ!..